https://wodolei.ru/catalog/accessories/polka/yglovaya/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Нет, наша партия этого никогда не допустит. Еще Короленко говорил, что народ рожден для счастья, как птица для помета. Это он при царе говорил, когда у народа крылья подрезаны были. А сегодня! НАРОД. Надоело летать, Михаил Сергеевич. Хоть немного пожить хочется. МИХАИЛ. Жить потом будем. Я вам, товарищи, вот что скажу: если мы сейчас все вдруг жить станем: ничего хорошего из этого не выйдет. Поэтому постепенно надо: сначала одни, потом другие. НАРОД. А другие когда? МИХАИЛ. Не торопитесь, друзья, еще надоест. Вы лучше скажите как вам моя гласность? Пришлась по душе? НАРОД. Надоело уже: говоришь, говоришь, а толку никакого МИХАИЛ. А какой толк вы хотите? НАРОД. Мясо, мыло, сахар, мас... МИХАИЛ. Стоп, стоп, стоп. А кто же тогда работать будет? Вы только представьте себе: вдруг завтра все появится. Это же тогда не СССР будет, а столовка какая-то. А рабочий класс, и крестьянство, а трудовой энтузиазм? На сытое пузо никто ничего делать не будет. Мне кажется, что и перестройка так медленно идет, что едим много и моемся часто. Сейчас ведь что главное? Качество жизни повышать, а не количество. А Гласность - она как раз на качество налегает. НАРОД. Михаил Сергеевич, а почему при капитализме люди лучше живут? МИХАИЛ. Это кто вам сказал? НАРОД. Так и ежу понятно. МИХАИЛ. Вы себя с ежом не равняйте. Ему что? Понял и ползи себе дальше. А вам коммунизм строить надо и не где нибудь, а здесь, на исторической Родине. При капитализме ведь как? Там индивидуализм насаждается. Да, каждый индивидуум в отдельности там живет неплохо в роскоши купается, зато в целом народ живет плохо. Плохо потому, что коллективистского отношения к работе нет. А у нас наоборот: для того, чтобы народ наш хорошо жил, приходится индивидуумов впроголодь держать. Если у нас каждой жрать от пуза будет, народу ничего не достанется. НАРОД. А может, проще отменить народ, и пусть каждый сам по себе будет. Мы согласны. МИХАИЛ. Не так-то все просто, друзья. Во-первых, партия народ в обиду не даст и отменить его не позволит. Не позволит потому, что без народа партии трудно будет осуществлять свою руководящую роль, которая гарантирована нашей Конституцией. А во-вторых, ваше согласие несерьезно: для того, чтобы граждан в народ превратить, достаточно одной революции и пяти-шести лет воздействия сознательного авангарда, а чтобы народ на личности растащить ста лет не хватит. В чем сила марксизма-ленинизма, а? В необратимости революционного процесса! НАРОД. Что же нам теперь, век мучится? МИХАИЛ. Это было бы негуманно. В последнее время вы, наверное, уже заметили, партия взяла неуклонный курс на снижение средней продолжительности жизни. Так что век мучится никто из вас не будет. Это я вам могу точно гарантировать. НАРОД. Спасибо! Ура! МИХАИЛ. Я рад, что мы нашли общий язык. НАРОД. А у вас есть хобби, Михаил Сергеевич? МИХАИЛ. Ничто человеческое мне не чуждо. А насчет хобби - это вы у Раисы Максимовны спросите. РАИЛЯ. Есть, есть. Письма ваши читать любит. НАРОД. Неужели пишем? РАИЛЯ. Пишите, пишите. Один письмо прислал, а в нем фотография: Михаил Сергеевич с Леонидом Ильичем целуются. НАРОД. А письмо откуда? РАИЛЯ. Из Ливерпуля. НАРОД. Этого не может быть! РАИЛЯ. Вы тоже не верите? И я не поверила. НАРОД. Да кто ж поверит, что из Ливерпуля письмо до Москвы дошло. А вы не ревнуете, Раиса Максимовна? РАИЛЯ. Экспертиза показала, что письмо написано в Сыктывкаре, а фотографии сделаны в Рязани. Так что у Михаила Сергеевича алиби в Рязани он еще не был. НАРОД. Неужели? А к нам уже второй или третий раз приезжает. МИХАИЛ. Вы путаете, друзья мои. Я у вас в первый раз. НАРОД. Значит, кто-то еще приезжал. У нас тут как проходной двор. Приезжайте к нам еще раз, Михаил Сергеевич.
Диалог Тысяча Семнадцатый
20 октября 1987 года. Москва. Кремль.
Колольня Ивана Великого. На желтом
куполе лежит лысый некоренной москвич
с парашютом и пытается
сориентироваться на местности. Вокруг
ИВАНА бегает бывший агроном колхоза
"Кубань" и сигналами вышележащего
товарища наносит изменения на карту
столицы.
МИХАИЛ. Всю Москву загадили. А ведь был же Указ ничего выше этой колокольни не строить. РАЗУМОВСКИЙ. Что вы говорите? Не слышу. Говорите громче. МИХАИЛ. Ты че разорался? (спускается). РАЗУМОВСКИ. Я говорю, Михаил Сергеевич, у меня такое впечатление складывается, что товарищ Алиев не ходит на заседания Политбюро. МИХАИЛ. С чего ты это взял? РАЗУМОВСКИ. Вот уже восемь месяцев, как я его там не видел. МИХАИЛ. Ну, это не довод. Гейдар такой скрытный стал, что может все заседание за портьерой на подоконнике просидеть. РАЗУМОВСКИЙ. Так мы никогда не достигнем 100% посещаемости. МИХАИЛ. А зачем? РАЗУМОВСКИЙ. Во время перестройки, Михаил Сергеевич, каждый человек должен быть на особом учете.
МИХАИЛ. По-моему ты не своим делом занимаешься. Учетом перестройщиков у нас занимается Чебриков, а ты должен следить, чтобы одноименных Пленумов не было и чтобы протоколы високосного года с невисокосными в одну папку не подшивались. РАЗУМОВСКИЙ. Мне кажется, что я мог бы потянуть все партийное строительство и кадровую политику. МИХАИЛ. Опять не в свое дело лезешь. Партийным строительством Раиса Максимовна занимается. Представляешь, что придумала? РАЗУМОВСКИЙ. Представляю. Построить дачу без нашего кирпича и без единого неимпортного гвоздя. МИХАИЛ. А ты откуда знаешь? РАЗУМОВСКИЙ. Она меня просила воды из Японии для бассейна привезти. МИХАИЛ. Привез? РАЗУМОВСКИЙ. А как же! и воду из Японии и ракушки с Мадагаскара. МИХАИЛ. Как она отечественный материал экономит,заметил? Ничего у нашего народа брать не хочет - все сама, все сама. РАЗУМОВСКИЙ. Любовь к народу - это у нее наследственное, от вас. МИХАИЛ. Чтоя ей отец что ли? Или мать? РАЗУМОВСКИЙ. Этого я не знаю. Но судя по вашим родословным и это не исключено. МИХАИЛ. Какие родословным? РАЗУМОВСКИЙ. Они на каждом заборе вывешены. Судя по одним - вы внучатый племянник Раисы Максимовны, а если другим верить - вы любимый сын товарища Громыко. МИХАИЛ. Ерунда какая-то. Откуда они взялись, эти родословные? РАЗУМОВСКИЙ. Повсюду ссылки на солидные журналы "Штерн" и "Шпигель". А они врать не будут. МИХАИЛ. И народ верит этой галиматье? РАЗУМОВСКИЙ. Верит! Верит потому, что знает, что на случайную связь с Раисой Максимовной вы бы не пошли. МИХАИЛ. А ты? РАЗУМОВСКИЙ. До вчерашнего дня тоже верил. А теперь думаю, что это дело рук товарища Громыко. Чебриков вчера сам видел, что Андрей Андреевич эти родословные в ГУМе продовал. МИХАИЛ. А зачем ему это? РАЗУМОВСКИЙ. Ну как же! Если вы действительно его любимый сын, а Раиса Максимовна - его сестренка, тогда можно говорить о целой династии: Андрей Андреевич - Мыко II, вы Мыко I, а Раиса Максимовна - Мыко III. МИХАИЛ. А почему Мыко, а не Громыко? РАЗУМОВСКИЙ. Настояшая фамилия нашего президента Мыко, Мыко Андрей Андреевич, а Гро - это его партийная приставка. МИХАИЛ. Ишь ты. А почему я Первый, а он Второй, а не наоборот? Ведь если верить "Штерну", тоАндрей Андреевич - основоположник династии. РАЗУМОВСКИЙ. Он никак не может быть основоположником, потому что вы раньше его стали Генсеком. МИХАИЛ. Что значит раньше? Он что, тоже расчитывает Генсеком стать? РАЗУМОВСКИЙ. Если верить нумерации, то да. Сразу после вас. МИХАИЛ. Так он же старый, а я молодой - не дождется. РАЗУМОВСКИЙ. Это не аргумент, Михаил Сергеевич. Андрей Андреевич на 12 лет моложе Хомейни. В его годы аятола даже министром не был, а Мыко уже президент. МИХАИЛ. Ты прав. Обложили, со всех сторон обложили.
РАЗУМОВСКИЙ. Я ведь не случайно о товарище Алиеае заговорил. По этим родословным получается, что Гейдар Алиевич - ваш отец. МИХАИЛ. Еще один отец?! РАЗУМОВСКИЙ. Вот выходит, что они с Громыко кровная родня, то есть заодно. А на заседания Алиев не ходит потому, что ему стыдно вам в глаза смотреть. МИХАИЛ. Стыдно? Почему? РАЗУМОВСКИЙ. Потому, что он тоже хочет Али II стать. МИХАИЛ. А я, получается, опять Первый. РАЗУМОВСКИЙ. Слишком много претендентов на ваше место. И главное все законные, не подкопаешься. МИХАИЛ. Что же будем делать? РАЗУМОВСКИЙ. Надо их по очереди нейтрализовать. МИХАИЛ. Ну, это без меня. На родных отцов у меня руки не подымаются. РАЗУМОВСКИЙ. Хотя бы одну одну придется поднять, Михаил Сергеевич, чтобы из Политбюро вывести. С кого начнем? МИХАИЛ. А кто опасней? РАЗУМОВСКИЙ. Думаю, что Гейдар Алиевич. Его трудно найти, а раз человек прячется, значит он чего-то замышляет. МИХАИЛ. Я знаю где он прячется. У Чебрикова. РАЗУМОВСКИЙ. У Виктора Михайловича? Зачем? МИХАИЛ. Пытается убедить Чурбанова в том, что он его первый раз видит. РАЗУМОВСКИЙ. Кто кого? МИХАИЛ. Алиев Чурбанова. РАЗУМОВСКИЙ. А Чурбанов что? МИХАИЛ. А Чурбанов уперся и просит Гейдара вернуть ему 12 миллионов долларов для покрытия судебных издержек. РАЗУМОВСКИЙ. 12 миллионов долларов?! Зачем же он их брал? МИХАИЛ. В том-то и дело, что не брал, а ему давали. А он такой скромный, никому отказать не мог. РАЗУМОВСКИЙ. Скромный, говорите. Значит с него и начнем. МИХАИЛ. Завтра Пленум, на нем этот вопрос и решим. Только надо сделать так, чтобы все тихо было, по-родственному: в связи с уходом на пенсию по состоянию здоровья. РАЗУМОВСКИЙ. Тихо не получится. Но удар отвести можно. Нужна отвлекающая операция, чем-нибудь другим внимание публики занять. Поговорите с Ельциным, пусть какой-нибудь фокус выкинет. А то он левым называется только, а ничего толком не делает. Народ уж разочаровался, опять слухи пошли о единстве в партийном руководстве. МИХАИЛ. Твои предложения. РАЗУМОВСКИЙ. Пусть Ельцин ударит по правому крылу товарища Лигачева. МИХАИЛ. Борис не согласится, у Кузьмича, видал, какой кулак волосатый. РАЗУМОВСКИЙ. Да вы только пообещайте, чтобы он не боялся, а на Пленуме мы ему такой дружный отпор дадим, что про Алиева никто и не вспомнит. МИХАИЛ. Хорошо, так и сделаем. А ты, Жора, и впрямь кадровую политику потянуть сможешь. РАЗУМОВСКИЙ. Смогу, и не только кадровую, я с вами еще такое устрою!
Диалог Тысяча Восемнадцатый.
21 октября 1987 года. Москва. Старая
Площадь. Зал заседаний ЦК. На сцене
перед трибуной лежит старая калоша.
В ней уральский левша с московской
пропиской. Младшие товарищи стоят,
обхватив головы руками, потеряв дар
речи. Товарищи постарше выстроились
в очередь к микрофону. Остальные
стараются доплюнуть до мокроступы.
МИХАИЛ. Кто еще хочет выступить? ЗАЙКОВ. Я! Тут вот товарищ Ельцин хотел выступить, но почему-то молчит. Но мы-то знаем, что он хотел сказать. Я, как бывший ученик лекальщика, не могу с ним согласится в оценке роли и значения предпоследних указаний Егора Кузьмича. А как бывший начальник производства на заводах Москвы и Ленинграда я согласен, что с такими мыслями Борису нельзя руководить столичной партийной организацией. Короче, говоря, словами Егора Кузьмича, "Борис, ты не прав", и нож в спину партии, который ты точишь накануне великого праздника, спрячь в ножны до лучших времен. (аплодисменты). МИХАИЛ. Кто еще хочет вступится за правду-матку? Вадим Андреевич? Давай и покороче, а то записался весь зал. МЕДВЕДЕВ. Я секретарь ЦК без года неделю работаю. Но даже я заметил, что Борис не прав, а Егор прав. В отличие от товарища Зайкова, я речь Ельцина не читал еще и не знаю, что он хотел сказать. Но одно знаю точно:
Михаил и Кузьмич одним шиты лыком.
Кто бабушке перестройке более мил?
Мы говорим Миша - думает про пост Громыко,
Мы говорим Кузьмич, верим, что он Михаил. Мне тут перед началом Пленума Егор Кузьмич сказал: выступишь, Вадим, хорошо - будешь через год председателем Идеологической комиссии. А я ему так ответил: выступлю, но бескорыстно. А тебе Борис, лучше сразу во всем признаться: если Кузьмич говорит, что ты не прав, значит не прав. МИХАИЛ. Может быть ты, Борис Николаевич, что-нибудь скажешь? А то как-то некрасиво получается, реакция на твое выступление есть, а выступления самого нет, а? БОРИС. Лучше вы скажите, вы же обещали меня поддержать. МИХАИЛ. Как же я буду тебя поддерживать, если не знаю, о чем ты выступать будешь? БОРИС. Я же вам показывал. МИХАИЛ. Показывал одно, а выступишь с другим. Ты эти трюки Лаврентия Палыча для уральских коммунистов оставь. Давай, не тяни. РЫЖКОВ. Можно я? МИХАИЛ. Давай, пока Борис с мыслями собирается. РЫЖКОВ. Я как бывший начальник пролета понимаю колебания товарища Ельцина - пролететь боится (хохот в зале), но как выпускник Уральского политехнического института имени С.М.Кирова думаю, что Борис не прав. Если он думает, что студенты УПИ его поймут, то он жестоко ошибается. Они и раньше ничего не хотели понимать а теперь им и вовсе не до этого. Все их силы сегодня направлены на то, чтобы Уральскому хребту были переданы почетные функции Кремлевской стены. Если им удастся добится этого, то для всей нашей партии, а не только для высшего руководства, откроются прямо-таки головокружительные переспективы. Так, что Борис, нет у тебя никакой поддержки в народе. Разоружайся, пока не поздно. МИХАИЛ. Молодец! Не ожидал от тебя, Николай Иванович. Как ты его последней опоры лишил. Молодец! Кто следующий? ЭДИК. Я пока еще не понял, о чем тут речь, но чую, что молчать нельзя. И не буду молчать. Не буду, даже если товарищ Ельцин скажет мне: "Помолчи хоть ты Эдик". Да он скажет этого. Ему, судя по всему, вообще нечего сказать. А мне есть что! Я как министр иностранных дел знаю, что когда человеку нечего сказать, то он молчит. И не только человеку. Вы думаете, почему рыба молчит. Да потому, что ей сказать нечего. И не только рыба. Лошадь тоже редко голос подает. А я не лошадь - мне есть что сказать. Я хочу спросить товарища Ельцина: почему молчишь? Ты же не дерижабля, чтобы молчать. Я не думаю, что ты Уральский шпион, как мне вчера Чебриков сказал. Для горца у тебя глаз не тот. У Горцев знаешь как глаз говорит. Я на Урале не был, но говорят там тоже все время что-то горит, а ты не похож на пламенного большевика. Скорее всего ты просто устал. Устал от средне-русской возвышенности. С каждым такое может случится, но надо в руках себя держать. Я в Альпах тоже лучше себя чувствую, но работа есть работа. Признай ошибка, засучи рукава и на стройка. Думаю, Михаил Сергеевич, сажать его рано, а в целом я "за".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15


А-П

П-Я