https://wodolei.ru/catalog/shtorky/steklyannye/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Но король отверг предложенный ему компромисс82. В 1308 г. обстоятельства настолько сложно переплелись, что в конце концов Климент был вынужден принять следующее решение: перенести, якобы временно, резиденцию пап в Авиньон, находившийся хотя и вне пределов французского королевства, однако в непосредственном с ним соседстве. ФРАНЦУЗСКАЯМОНАРХИЯ Когда в октябре 1285 г. Филипп IV Красивый стал королем, он был одиннадцатым прямым потомком по мужской линии в династии Капетингов и представлял монархическую традицию, закрепленную восшествием на престол Гуго Капета в 987 г.83. Первоначально власть этой династии была, по сути дела, ограничена пределами королевского домена с центром в Иль-де-Франс, однако постоянное усиление влияния Капетингов как верховных суверенов — сперва незначительное и среди более мелких феодалов, а затем и среди крупных, во время конфликта с могущественной Анжуйской державой в период правления Филиппа II (1180-1223) — значительно повысило их авторитет и реальную власть. Благодаря победам Филиппа II над английским королем (он же граф Анжуйский) Иоанном Безземельным к французскому королевскому домену были присоединены Нормандия, Анжу, Мен и Турень. Последующее расширение королевского домена за счет завоеванных территорий происходило в течение всего XIII в. Графство Тулузское пало после крестового похода против альбигойцев ив 1271 г. было тоже присоединено к королевскому домену. Монархию поддерживала и церковь, которая преподносила власть королей как ниспосланную свыше; церкви в свою очередь была выгодна поддержка светских правителей и стабильность государства, которую сильный правитель мог обеспечить. Священная природа королевской власти еще более подчеркивалась пышной и изысканной церемонией коронации и помазания в Реймсе; согласно легенде, священное миро для помазания было принесено голубем из Рая специально для крещения Хлодвига в 496 г. и с тех пор никогда не убывало. Со времен Робера II (996-1031) все более распространялось верование — отчасти из-за предрасположенности людей считать монархическую власть ниспосланной свыше, — что Капетинги обладают способностью излечивать золотуху одним прикосновением84.Именно дед Филиппа IV Красивого Людовик IX Святой (1226-1270) придал власти Капетингов более амбициозную интерпретацию, чем это было до него, поскольку и сам Людовик Святой верил — причем куда более истово, чем все его предшественники, — что получил свой трон прямо из рук Всевышнего и что обязанностью его поэтому является управление королевством в строжайшем соответствии с христианскими принципами, которым он намерен был неотступно следовать как в личной жизни, так и в делах государственных. В результате, эксплуатируя представления о якобы сакральном характере королевской власти Капетингов, он смог выдвинуть идею «христианнейшего государя»85, которая, будучи доведенной до логического конца, полностью противоречила идее феодальной иерархии. В конечном итоге король обязан был исполнить священный долг по спасению своего народа, несмотря на любые созданные людьми ограничения и помехи. Л потому Людовик IX завещал преемникам весьма специфичную, «священную», функцию, характерную исключительно для французской монархии. В предисловии к жизнеописанию Людовика IX и его сына Филиппа III современник Филиппа IV Гийом де Нанжи, монах из Сен-Дени, особо перечислил, какие обязанности и какую ответственность возлагает эта функция на Филиппа IV. Он отослал свой труд королю, дабы тот, «осознав благость поистине достойных всяческой похвалы действий предшествующих государей, его деда и отца, считал их образцом добродетели и всматривался в них, как в зеркало, радуясь перед лицом Господа нашего тому, что происходит из столь замечательного и благородного рода, достойного всяческой похвалы»86.Таким образом, Филиппу IV досталась столь богатая «руда», что из нее с легкостью можно было сковать то, что впоследствии было названо «политической теологией»87, т. е. средство для воспитания верноподданнических чувств. Однако эффективность этого в значительной степени снижалась отсутствием общегосударственного аппарата управления, который соответствовал бы далеко идущим планам Капетингов. Примитивную управленческую структуру прошлых веков необходимо было усовершенствовать. Филипп II уже начал этот процесс, назначив чиновников (получавших от короля жалованье) на некоторые посты в королевском домене; этих чиновников называли на севере бальи, а на юге — сенешалями. В то же время в центральных областях страны были расширены старые административно-хозяйственные институты, не справлявшиеся уже со все увеличивавшимся потоком документации, вызванным юридической и военной деятельностью светских властей. Были учреждены постоянные административные должности. Подобные перемены не могли не сказаться на изменении самой природы управления государством, однако же основные цели короля пока оставались прежними. Создание корпуса чиновников на жалованье, установление постоянных государственных институтов, зарождение «эмбрионального» аппарата управления в Париже — все это уже вполне могло помочь осуществить основные задачи Капетингов: усилить феодальные права монархии и стать верховными суверенами. Однако следовавшим за Людовиком Святым французским королям оказалось все труднее воплощать эту идею в жизнь, ибо практические возможности не поспевали за их желаниями. Филипп IV Красивый был первым из монархов, кому довелось вплотную столкнуться с подобными проблемами, произраставшими непосредственно из тех побед, которые Капетинги одержали как феодальные монархи и верховные суверены.Вряд ли когда-либо удастся воссоздать точный облик короля Филиппа IV, однако современники, похоже, единодушно считали его статным красавцем, бледнолицым и светловолосым. Он был прекрасным рыцарем и охотником88. Однако его личность как бы заслоняет от нас небольшая группа государственных деятелей, которые, похоже, и «делали политику», т. е. формулировали и осуществляли задачи государства. С 90-х годов XIII в. главной фигурой среди них являлся Пьер Флот, хранитель печати и канцлер королевства, занимавший эти посты до самой своей смерти в 1302 г. Затем, в 1307 г., хранителем печати стал Гийом де Ногаре, оказывавший огромное влияние на короля до своего последнего дня — он умер в 1313 г. Однако примерно с 1310 г. королевский камергер Ангер-ран (Энгерран) де Мариньи становится, по всей видимости, также одной из наиболее влиятельных фигур среди советников короля. Флот, родом из Дофине и весьма знатного происхождения, и Ногаре, родом из-под Тулузы, посвященный в рыцари самим королем в 1299 г., были юристами, наиболее яркими представителями так называемых легистов, которые заняли столь выдающееся положение при Филиппе IV89. Тесно связан с Ногаре также другой легист, Гийом де Плезиан (Плезьян), который часто действовал от имени Ногаре. Мариньи был менее типичен в этом узком кругу близких королю лиц. Он происходил из небогатой дворянской семьи из норманской части Век-сена и не был столь блестяще образован, как королевские легисты. Его по-настоящему сильной стороной были финансы и дипломатия, и, став в 1308 г. главой финансового ведомства, действовал он весьма эффективно. В последние три-четыре года правления Филиппа Красивого вся переориентация королевской политики, отказавшейся от великих юридических битв под руководством Флота и Ногаре, произошла, похоже, под самым непосредственным влиянием Мариньи90.Свидетельства современников короля Филиппа не слишком хорошо помогают проникнуть за ту «ширму», которой «отгородили» его от истории королевские министры. Когда эти современники бывали недовольны действиями короля, они чаще всего прибегали к расхожим аргументам. Так, например, монах Ив из Сен-Дени считал, что грабительские денежные реформы и тяжкие поборы «в значительной степени производятся по подсказке советников короля, а не по воле самого государя»91. Не все, впрочем, были настолько ограниченными. Анонимный автор, писавший в первые годы правления Филиппа IV, критиковал короля за то, что тот окружил себя «вилланами», т. е. ворами и бандитами всех мастей, людьми, которые уже по природе своей жестоки, испорченны и злобны. Эти люди, считал он, подобны язве, которую необходимо исцелить, чтобы все государство выздоровело. Справедливость и не ночевала в королевстве, потому что король почти все свое время проводит на охоте, писал этот автор92. Еще более прямо высказывался Бернар Сэссе, епископ Памье, которому пришлось сурово поплатиться за свои слова. Как то было указано в доносе на него, епископ сравнивал короля с совой, которую птицы в древности избрали своим царем из-за ее необычайной красоты, хотя на самом деле сова оказалась птицей совершенно никчемной. Епископ якобы утверждал далее: «таков и наш французский король, который красивее всех на свете, но только и умеет, что пялить на других глаза, как сова». И далее: «Хуже того: королевству французскому суждено пережить свое падение именно во время правления этого короля, поскольку он десятый по счету король со времен Гуго Капета» — так якобы говорил ему Людовик Святой, когда Сэссе был еще аббатом Памье93. Другие же современники Филиппа IV, напротив, его идеализировали. Гийом де Ногаре, чье возвышение и последовавшее благосостояние почти полностью зависели от королевской милости, выступил на заседании суда, посвященного расследованию преступлений Бонифация VIII и состоявшегося уже после кончины последнего, с таким панегириком королю:
Господин наш король — прямой потомок французских монархов, которые начиная с далекого предка господина нашего короля Пипина Короткого все были людьми богобоязненными, пламенными и стойкими защитниками истинной веры и Святой матери-церкви. Они изгнали из ее лона множество вероотступников, однако более других отличился в защите веры и Господа наш государь. Он всегда был строг и целомудрен — как до брака, так и вступив в него — и всегда отличался особой скромностью и сдержанностью как в облике своем, так и в речах, ничем не проявляя ни гнева своего, ни неприязни к кому-либо, и всех любил. Он — воплощение милосердия, доброты, сострадания и благочестия, истинно верующий христианин. Он строит храмы Божий, он добродетелен и прекрасен ликом, он великодушен и добр даже к своим врагам, когда им приходится предстать перед ним, и это его руками Господь творит настоящие чудеса, исцеляя больных94.
Современная же точка зрения по поводу Филиппа IV примерно такова: этот монарх был центральной контролирующей и управляющей силой в королевстве, организатором его внешней и внутренней политики, внимательнейшим образом следившим за исполнением своих указов, так что он никак не может рассматриваться как бесполезная и безликая фигура, «лицо» которой составляют его министры, заправляющие всем. Ближайших помощников он выбирал себе сам, и за все годы его правления ни один из них не играл в делах Филиппа первую скрипку, подменяя его самого95. Пресловутое «равнодушие» и некую отчужденность Филиппа IV молено, видимо, воспринимать как умышленную попытку соответствовать облику «христианнейшего» короля, каковым считался его дед, любимый в народе.К 1285 г. могущество этого представителя Капетин-гов стало очевидным: было обеспечено всеобщее признание его верховным сувереном всей Франции и поддержка церкви, возвышавшая его практически до уровня первосвященника, и, наконец, он безусловно являлся потомком знатнейшего древнего рода законных правителей Франции. Однако же уязвимость подобного наследства проявилась лишь с течением времени. Четыре крупных феодальных владения не входили в состав королевского домена, и каждый из них представлял отдельную с ложную проблему, что отнюдь не способствовало процессу централизации Французского государства, столь успешно начатому Филиппом II и Людовиком IX. Это были Фландрия, Аквитания вместе с Гасконью, Бретань и Бургундия. Особое положение двух последних оказалось связанным с весьма яркими событиями XIV и XV вв., однако и Фландрия, и Аквитания с Гасконью также причинили французской монархии немало беспокойства.Особый статус герцогства Аквитании был закреплен Парижским договором (1259) между Людовиком IX и Генрихом III Английским. Генрих III отказывался от претензий Плантагенетов на утраченные территории бывшей Анжуйской державы, однако договор подтвердил его права на это владение как герцога Гасконского, вассала короля Франции. Французской монархии всегда хотелось покорить Аквитанию, как и уже присоединенные к королевскому домену территории, или же, по крайней мере, сделать ее более послушной центральной власти. Возможности для этого предоставлялись достаточно часто, ибо, согласно сеньориальному праву, аквитанские вассалы английского короля имели право обращаться с жалобами в королевский суд, т. е. в Парижский парламент, если считали, что с ними обошлись несправедливо. Однако в данном случае французское вмешательство в подобные споры имело куда более серьезные последствия, чем в большинстве других феодальных владений, ибо создавалась конфликтная ситуация не просто с герцогом Аквитанским, но с королем Англии, который мог мобилизовать не только ресурсы этого герцогства, но и прочих своих владений, а также обратиться к союзникам среди других государств Европы. В 1295 г. латентная форма соперничества, порожденная необычным статусом данных земель, вылилась в яростное морское сражение между Аквитанией и Нормандией. Реакция была обычной для сеньориального права. Филипп IV приказал Эдуарду I — как сеньор своему вассалу — предстать перед парламентом. Короля в суде представлял его брат, Эдмунд Ланкастер. Было решено передать основные крепости герцогства Аквитания под контроль представителей французского короля на сорокадневный период, в течение которого будет длиться судебное расследование. Однако представители французской монархии спровоцировали конфликт — в полном соответствии с методами феодальной захватнической политики, столь характерной для Капетингов, — тем, что явно не спешили возвращать крепости их прежним владельцам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62


А-П

П-Я