Да это же ясно — достаточно посмотреть любой американский боевик. А тут я живу у вас на станции столько месяцев, и никто из вас не убил друг друга. Какие же вы американцы? Вы что, свои картины не смотрите?И все ещё громче и веселее расхохотались и заговорили, обсуждая вопрос, почему действительно в американских фильмах столько насилия и почему американцам нравится, чтобы их представляли в кино как кровожадных суперменов, которые при каждом удобном случае бьют кулаком в морду или стреляют в живот…Каждый чиф гордится тем, что он чиф. Ведь обычно, чтобы получить это звание, надо прослужить во флоте не менее десяти лет, причём прослужить десять лет не на берегу, а на кораблях. Поэтому все чифы прекрасные моряки, большинство из них побывало во многих странах света. Они шутят, что знают все языки мира, правда, это знание ограничивается вопросами о пиве и красивых девушках.Надо сказать, что чифы живут отдельно от матросов. Командование считает их отличными специалистами и бережёт эти кадры. Чифы живут, пожалуй, лучше всех в Мак-Мердо. Они имеют лучший в Мак-Мердо клуб, который называется «Гарольд клаб», как и самый популярный среди моряков клуб в Сан-Франциско. Два дома, в которых живут чифы, отлично оборудованы. Они соединены с клубом, так что чифы могут ходить в клуб, не выходя на улицу, прямо в домашней обуви.В жилых домиках очень чисто и тихо. Сказываются морская привычка к аккуратности и привычка стараться меньше мешать друг другу. Ведь вся жизнь этих людей проходит в сравнительно тесных помещениях, где много людей, где всегда половина их спит, а половина бодрствует.Клуб чифов — это большое помещение, перегороженное тонкой стеной. По одну сторону от неё кинозал, по другую — бар. В стене, перегораживающей помещение, сделаны два окна, так что, сидя на высоком стуле у стойки бара, ты можешь через них смотреть фильм. Стены клуба украшены цветными фотографиями девиц из журнала «Плейбой». Это необходимый атрибут многих американских полярных станций. Как правило, на фотографиях — красотки с минимальным количеством одежды.Младшие офицеры живут вместе с матросами и не имеют права заходить в «Гарольд клаб».' Как-то я стал свидетелем шуточного приёма двух моряков, которым только что было присвоено звание «чиф-петти-офисерс», в среду бывалых чифов. Эта процедура, которая называется «инишиэйшен», то есть «посвящение», проходила в клубе чифов. Посвящение в чифы проходили Гарри Стассен и Джон Браун.Гарри Стассену сорок лет, он женат, у него трое детей. Во флоте он служит уже пятнадцать лет. Стассен — завхоз госпиталя Мак-Мердо. По вечерам он работает барменом в офицерском клубе.Джон Браун — электрик, помощник начальника электростанции Эда Габрилика.Процедура посвящения началась в четыре часа в воскресенье. Сперва Стассен и Браун выступали в роли барменов. Вдвоём они представляли собой странное сочетание. Стассен — низенький, кругленький, похожий на Швейка, а Браун — высокий, черноволосый, с бородой.На груди у Брауна на толстых стальных цепях висят два игрушечных деревянных якоря размером с полметра. На них написаны имя, фамилия и профессия чифа.Когда он бегает по бару, стараясь обслужить каждого из строгих чифов, якоря смешно болтаются и мешают ему. В руке он держит старинный морской кендал времён парусного флота. Это высокий стеклянный стакан, заполненный жиром, в котором плавает горящий фитилёк. Стенки стакана покрыты слоем застывшего жира, и это защищает их от нагрева. Браун со своими якорями бежит так, будто ему приходится двигаться в тёмном трюме парусника прошлого. Поэтому в одной руке он держит кендал, а другой прикрывает слабый огонёк от ветра, возникающего, когда он бежит.В этот день никто из курильщиков не пользовался зажигалкой: «Эй, Браун, огня!» — и Браун уже бежит с кендалом, гремя цепями своих якорей.У Стассена тоже было два якоря, но он перестарался. Один из них был выше его самого и такой неудобный, что Гарри поставил было его в сторону, но строгий «мастер эт армс» заметил непорядок, и с тех пор Стассен всюду бегал со своим громадным якорем. Через некоторое время началась «торжественная часть» — шуточный суд над Стассеном и Брауном. Судья — старший чиф Миллиген. Каждый чиф может задать любой вопрос или потребовать выполнить любое своё желание. Основное, что ценится при ответах, — остроумие, и очень важно не обижаться на шутки над тобой. Тот же вариант «полярного юмора», что и в Мирном. Но кроме этого «подсудимые» должны знать много старых флотских традиций. В кинозале клуба поставили стол и три стула. Вошёл «судья» — чиф Миллиген, на нём чёрная мантия, парик. Вместе с ним присяжный, одетый в костюм Микки-Мауса. Суд должен решить, годятся ли Стассен и Браун в чифы.Сначала присяжный зачитывает «дело» Брауна: «двенадцать лет во флоте, женат, трое детей».— Вопросы?Кто-то задал, но не по форме. Штраф три доллара. Кто-то позволил себе громкую реплику с места. Строгий судья поднял брови: штраф один доллар. Старший чиф собирает деньги.— Что будем делать, годится он в чифы?— Нет! — единодушно решает собрание. Испытание продолжается. Традиционная игра: «носилки». Брауну завязывают глаза. Осторожно ставят его на носилки. Трое поднимают их. Будущий чиф должен спрыгнуть. Он не знает высоту носилок, и поэтому это не легко. Ребята подвыпили, все выше поднимают носилки. Претендент наконец прыгает, но поздно — чифы уже решили: «Нет, не годен!»Испытание продолжается. Теперь бедного Брауна сажают на «стул пыток». Перед стулом старинная колода пыток — доска с тремя выемками: одна в центре для шеи, две другие — для кистей рук. Браун кладёт свою голову и руки на доску. Старший чиф накрывает их второй доской, тоже с выемками, и запирает. Теперь Браун может только шевелить головой и кистями рук. Его заставляют в таком положении читать какие-то стихи. Но решение одно — «не годен».Потом такому же испытанию подвергается Стассен. В конце концов после того, как ребята прошли ещё одно испытание — кормление друг друга кашей в полиэтиленовом мешке и на скорость, чифы решили: «годны», и суд кончился. Начальник зимовки вручил новым чифам заветные бронзовые якорьки — знаки различия, и посвящение окончилось.На другой день оба чифа переехали в новое для них помещение. На память об этом дне они получат шуточные дипломы, где будет написано, что они выдержали экзамен на звание «хорошего товарища». НА ЗЕМЛЕ ВИКТОРИИ Тайна горячего котла В полярной экспедиции бывают счастливы дважды — когда первый раз видят полярные льды, к которым так стремились, и тогда, когда оставляют этот лёд за кормой… Г. Гиавер. «Модхейм. Два года в Антарктиде»
Наступило время, когда стало вдруг в середине дня почти светло. С одной стороны неба начала разливаться удивительного лимонного цвета заря. По нескольку часов в день тлела эта заря все ярче и ярче, но, так и не зажегшись солнцем, исчезала. Но всё-таки это был уже день, и все в Мак-Мердо зашевелилось. Лётчики выкатили из ангара и испытали в воздухе сначала один, потом второй вертолёт. Наконец можно было начинать весенний полевой сезон. А потом — домой, домой! Первой по времени проведения работой этого сезона у меня был полет на озеро, носящее романтическое, женское имя Ванда. Это озеро расположено на Земле Виктории в двухстах с лишним километрах от Мак-Мердо, по ту сторону пролива, в одном из немногих участков Антарктиды, не покрытых льдом. Эти участки располагались на гористых, возвышенных местах. Когда-то ледник покрывал всю эту территорию, но потом отступил, оставив широкие долины между горами, которые получили название «сухие долины». Эти долины действительно сухие. Хотя в них стекают с хребтов ледники, но они не производят воды. Дело в том, что весь снег, который выпадает здесь, весь лёд, сползающий по склонам, обычно превращается в пар, сублимируется, не переходя в воду из-за очень низких температур и высокой сухости воздуха.Ледники здесь очень странные. Концы ледников обычно не очень крутые, здесь же они оканчиваются ледяными стенами высотой иногда в сто с лишним метров. Когда стоишь у подножия этой стены, представляешь, что вот так, наверное, выглядел край древних великих ледниковых покровов Европы и Америки 10 тысяч лет назад.На дне одной из таких сухих, свободных ото льда долин и лежит озеро Ванда, вытянутое в длину на 7 километров, зимой и летом покрытое слоем льда толщиной около 5 метров. Уже несколько лет привлекает оно внимание исследователей. Оказалось, что температура у его дна на глубине 50 — 60 метров близка к плюс 25 градусам. Правда, эти измерения были сделаны во второй половине антарктического лета, в самый тёплый его период. Имелись разные точки зрения по вопросу о том, почему вода у дна озера такая тёплая. Одни исследователи считали, что озеро является как бы ловушкой солнечных лучей. Эти лучи (коротковолновая их часть) проходят через лёд и достигают самых нижних слоёв воды. По дороге они рассеиваются и нагревают эти слои. Но тогда почему обычные озера не превращаются в такие же ловушки солнечного тепла? "Тоже превратились бы, — говорят авторы этого предположения, — но только в обычных озёрах существует вертикальное перемешивание воды, которое препятствует сильному повышению её температуры у дна. Как только температура нижних слоёв воды станет выше, например, плюс четырех градусов, плотность её станет меньше плотности более холодных слоёв, и если холодные слои расположены выше тёплых, то тёплая вода начнёт подниматься вверх, а верхняя, холодная и плотная вода — оседать вниз, возникнет вертикальное перемешивание, и таким образом нижние слои никогда не смогут перегреться.Не так все происходит в озере Ванда. Летние измерения в нём показали, что на больших глубинах очень много соли и поэтому плотность воды там всегда больше плотности поверхностных слоёв. Поэтому вертикального перемешивания в этом озере нет, там существует удивительное распределение температур от нуля градусов у верхней поверхности воды подо льдом до плюс 25 градусов у дна.Вторая точка зрения сводилась к тому, что причина аномально высокой температуры у дна озера Ванда — в необычайно высоком потоке тепла, поступающем в этот водоём из нижележащих слоёв Земли, то есть в высоком геотермическом потоке. А изучение геотермического потока тепла Антарктиды было как раз одной из главных задач моей зимовки. Поэтому ещё с осени я начал готовить оборудование и приборы для эксперимента, который помог бы мне выяснить, «виновато» ли в высокой температуре воды в озере солнце. Я всех убеждал: чтобы выяснить, «повинно» ли солнце в высокой температуре воды озера в конце полярного лета, надо измерить температуру воды в начале весны, после длительного периода, когда солнце не освещало землю и озеро лишь отдавало тепло в атмосферу, не получая его взамен сверху. Если температура озера зависит от солнца, то к концу зимы она должна измениться, стать ниже. Вот поэтому-то именно тогда и надо лететь работать на озеро Ванда.Значит, сейчас, когда солнце ещё не взошло, а ходит где-то за горами, но уже светло, и надо вылететь на озеро, поставить палатки и проводить там нужные измерения: определить значения температур по всей толщине озера, потоков тепла у его дна, определить солёность воды на разных горизонтах.Казалось бы, у меня все есть для проведения таких наблюдений: тепломеры, уже испытанные ранее в Мирном на озере Фигурное и на дне пролива Мак-Мердо, конструкции глубоководных термометров и приборов для взятия проб воды и так далее. Однако все эти приборы требовали для своего опускания лунку во льду с диаметром по крайней мере более полметра, я же мог рассчитывать на скважину с диаметром не более 20 сантиметров, поскольку такой диаметр имел наш самый большой бур. А делать лунку в четырехметровом льду взрывом было опасно: можно было перемешать всю тонкую структуру воды в озере. А тогда неизвестно, когда она восстановится и восстановится ли вообще. Поэтому значительное время я потратил зимой на разработку компактной аппаратуры.Ближе к весне мы с Дейвом занялись организацией нашей маленькой станции. Решено было, что она будет состоять из четырех человек: меня, моего научного помощника (им вызвался быть молодой новозеландский физик Джон Джонс, зимовавший на Базе Скотта), Дейва Кука и ещё кого-нибудь. Мы повесили на доску объявлений Мак-Мердо бумагу о том, что ищем одного добровольца для работы на озере, и на другой же день получили список из двадцати желающих. Я выбрал врача Джона Дитмара. Он имел полевой опыт, занимался у себя в США альпинизмом и, кроме того, был заядлым радиолюбителем. Поэтому с его включением в группу с моих плеч снимался вопрос о радиосвязи будущей станции с Мак-Мердо.Уже вчетвером мы продолжали лихорадочно готовиться. Теперь главное внимание уделялось палаткам, примусам, матрасам, съестному. Мы собирались жить и работать на Ванде дней семь, поэтому брали продуктов на три недели. Джон с Дейвом вдохновенно планировали роскошные меню и тащили в наш маленький складик «станции Ванда» все новые и новые коробки с яркими и аппетитными этикетками. Было решено, что Джон Дитмар будет не только радистом и врачом станции, но и нашим поваром.И вот наступил день, когда сам Дасти Блейдс сел за штурвал вертолёта и два тяжело загруженных геликоптера, как здесь называют вертолёты, один за другим лихо, в развороте сорвались с обрыва похожей на ласточкино гнездо вертолётной площадки. И полетели к далёким горам Земли Виктории, к озеру Ванда, которое даже я, начавший все это дело, видел раньше лишь на картинках.Только когда мы сели на наши вещи в вертолётах, то поняли, как много везли с собой. Мы везли две остроконечные, как вигвамы, большие палатки, в которых кроме прочного, непродуваемого зелёного верха был ещё и внутренний слой, сделанный из лёгкой белой ткани. Этот слой подвешивался, когда уже была поставлена основная палатка, и защищал внутреннюю её поверхность от нарастания при морозах слоя инея от тёплых паров дыхания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19