Это они напились со старым Кингом в день его смерти и дрались. Теперь они приехали на четырех автомобилях. Позади них в трех следующих моторизованных экипажах ехали некоторые из родственников Джо. Они отвернулись от семейства Кинг, когда Джо был еще ребенком, а у матери произошло несчастье, и потом он уже никогда с ними больше не встречался. Связи были оборваны. Но теперь эти родственники явились в полном составе, с чадами и домочадцами. Джо предполагал возможность такого набега не менее, чем Хаверман. У него в доме стоял ящик кока-колы, имелись излюбленные и недорогие пакетики с орехами для детей. Но Стоунхорн хорошо знал, что большая часть гостей ожидала кое-чего другого. Он увидел, что Окуте, как обычно, молча вышел из типи и идет к нему.— Будешь им давать бренди, Инеа-хе-юкан?— Нет. В моем доме не бывает ни капли. Мой отец через это погиб.— Мой — тоже. А если они принесут с собой бренди?— Если они соберутся пить, я его уберу со стола.— Возможно, пройдет это мирно.— Возможно.Автокараван поднялся изрезанной колеями дорогой. Автомобили были полны людей, которые теперь с радостным ожиданием посматривали на окна.Стоунхорн, Квини, Окуте стояли на лугу перед домом и с достоинством и приличием встретили гостей, которые высыпали из машин. Прибывшие расположились, как само собой разумелось, на лугу кружком. Они не сразу принялись угощаться. Хозяева смешались с гостями, приветствовали и беседовали. Приключение в пещере давало достаточно повода для разговоров. Дети собрались все вместе и играли, мужчины подошли к загону и любовались лошадьми. Так прошло около часа, Джо выставил кока-колу, и мужчины принялись жадно пить. Квини раздала младшему поколению грецкие и земляные орехи. Расхаживая вокруг и занимаясь с гостями, Стоунхорн и Окуте поглядывали за их карманами и продовольственными сумками.Солнце было на закате, ветер шевелил травы. Тут и там появились из глубоких брючных карманов бутылки, наполненные отнюдь не кока-колой, гости стали прикладываться к ним. Женщины принялись торопить мужей, они хотели скорее отправиться в путь, ведь они знали своих мужей. Стоунхорн и Окуте встретились как бы случайно у одной из компаний «закадычных друзей»и их молодых последователей. У Окуте были при себе оба пистолета, у Стоунхорна — только стилет. Квини помогала женщинам, которые уже собирались.— Гудман-старший и Патрик, заберите ваши бутылки Домой. Здесь не пьют бренди! — начал сражение Стоунхорн, он говорил спокойно как о деле несущественном. Окуте стоял возле него.— Твоему отцу, старому Кингу, стало бы стыдно, если бы он тебя слышал. Сорок тысяч, и без бренди! Не будь таким скрягой! Стыдись, Джо! Это же не бренди: то, что мы с собой прихватили, — это дерьмо. Где у тебя «Блэк энд уайт»?— Это бренди, то, что вы притащили с собой. Бренди это, и запах его Джо Кинг различает так же хорошо, как и запах животных.— Зачем говоришь, что наши фляжки — вонючие животные! — Гудман сделал еще глоток.— Гудман, Патрик! Перестаньте пить! Идемте с нами в дом, Квини угостит вас, старых людей, жареным мясом. Это вам будет гораздо полезней.Гудман молчанием выражал свой протест против такого абстинентского предложения и не прекращал пить. Одновременно три другие бутылки шли по кругу, каждый делал один-два глотка, но последний, молодой парень, Алекс Гудман-младший, выпил половину бутылки.Окуте вырвал у старого Гудмана бутылку и разбил о камень, который лежал на лугу. Осколки разлетелись по траве, виски вытекло. Гудман-старший, лишенный своего удовольствия, вскочил пылающий гневом. Остальные пьяницы замерли, приготовившись наблюдать за разыгрывающейся сценой. Но Гудман-младший, совсем лишившись от половины бутылки разума, наклонил голову, как нападающий бык, и двинулся на Окуте.— Что ты тут делаешь, ты, чужак! Кто тебя сюда звал красть у моего отца бренди!— Хозяин дома, Джо Кинг, сказал тебе, что здесь не пьют бренди. Успокойся и поезжай домой. Старый Кинг в могиле. Не оскорбляйте его памяти тем, что снова пьете в его доме.Джо стоял слева от Окуте.Гудман и его сын прислушались к уговорам Окуте, что при их состоянии было удивительно.— Заплати нам за бутылку, — потребовали они теперь от старого индейца.— Я не дам вам ни доллара на то, чтобы вы, к позору своего племени, продолжали пить бренди. Вы можете взять мясо. Джо Кинг дает его вам.— Заплати за бутылку, чужой человек!— Успокойся и поезжай домой. Квини даст вам в машину пакет мяса.Гудман-младший вырвал у своего соседа, инвалида войны Патрика Бигхорна, уже наполовину пустую бутылку и замахнулся на Окуте.— Давай нам доллары, ты, чужая приблудная собака!Окуте сохранял спокойствие и подал Джо чуть заметный знак не вмешиваться.— Ты напился, — сказал он. — Выброси бутылку или я заставлю тебя плясать!У парня не хватило больше терпения. При последних словах Окуте он подскочил к нему, чтобы ударить бутылкой, но Окуте не менее быстро отступил на два шага назад и стал стрелять из пистолета в землю между его ногами.Гудман-младший потерял равновесие и был вынужден подпрыгнуть раз, еще раз, еще, и так с каждым выстрелом. Шатаясь, он подпрыгивал в пистолетном ритме, а Окуте спокойно продолжал стрельбу, все ближе и ближе к невольному танцору. Вот и второй пистолет пущен в ход. Первый Окуте бросил Стоунхорну с невысказанной просьбой перезарядить. Джо побеспокоился об этом. Он знал, где Окуте хранит в своей типи патроны. Джо с перезаряженным пистолетом появился как раз вовремя: Окуте заменил свой второй пистолет на заряженный. Нелепый танец пьяного парня рассмешил всех: мужчин и женщин, старых и малых. Взрывы смеха сопровождали треск выстрелов, а Гудману-младшему даже некогда было ругаться. Отец уставился на него в ярости и растерянности.Женщины между тем погружали уже в машины детей и одеяла, чтобы быть готовыми к отъезду. Остальные пьяницы оставили свои бутылки и наслаждались неожиданным спектаклем. Стоунхорн использовал момент, собрал бутылки, вылил их содержимое и наполнил кока-колой. Он быстро раздал их по автомобилям.Окуте между тем прекратил стрельбу, потому что пьяный Гудман, обессилев, разлегся на лугу. Джо схватил парня, преодолев его возникшее вдруг сопротивление, потащил его к машине Гудмана-старшего и усадил там. Остальные пьяницы обнаружили, что их бутылки исчезли, но тут же увидели их в своих автомобилях и поскорее в них забрались.Окуте дал еще один выстрел вверх, и тогда вся колонна автомобилей двинулась вниз по изрезанной колеями дороге. Женщины и дети все еще посмеивались. Мужчины ухмылялись отчасти от удовольствия, отчасти от досады за подмоченную репутацию; во всяком случае, они не хотели показаться Окуте и Джо недовольными и неблагодарными. Как только исчез последний автомобиль, все трое в доме Кинга вздохнули.Они собрались у очага в типи. Им и еда теперь не показалась вкусной.Окуте поморщился:— Стыд, как нам приходится друг с другом обращаться. Ник Шоу порадовался бы.— Белые тоже пьют бренди, как лошади — воду.— С нашим прежним образом жизни это не имеет ничего общего.— Стал бы ты им запрещать, Окуте?— Нет. Ты видишь плоды запрещения. Но я бы подумал о том, что они называют борьбой без оружия.— Кто — они?— Те, кто знает, чего они хотят. Нам нужны работа, свобода и доверие — свой собственный образ мыслей, своя дорога в жизни.Джо смотрел перед собой. Он не хотел говорить…Но Окуте словно угадал его мысли.— Ты думаешь, что я сам из тех, кто еще и сегодня не отказывается от оружия. Когда я был ребенком, мы могли послать на борьбу десять тысяч воинов; когда я стал мужчиной, я увел через Миссури в изгнание тридцать; теперь я сед, и ты, и я — мы можем теперь применить наше оружие только поодиночке. Но чтобы существовать как народу, надо нам искать новые пути.— Что ты хочешь сказать этими словами?— Большое начинается с малого. Я верю, это так не может долго продолжаться. А пока тебе надо организовать спортивную группу.— Они все еще видят во мне гангстера. Когда я организую что-нибудь, возникают неприятности.— Ты их боишься?— Это мне помогло сегодня.Что было истинным значением этих слов, в этот момент еще никто не мог знать.Но на следующее утро Джо был в пути раньше, чем Квини и Окуте, к подъехал на своем кабриолете к дому Фрэнка Морнинга Стара до начала службы. Миссис Сильвия Морнинг Стар была раздосадована звонком раннего визитера, ведь она только что наполнила резиновую ванну для себя и для детей. Но Фрэнк узнал автомобиль Джо и открыл. Только он остался стоять в дверях. Джо не нашелся сразу, что сказать.— Что это спозаранку? — пробурчал Фрэнк. — Двадцать тысяч?Уголки рта у Джо опустились, он поприветствовал Фрэнка поднятой ладонью, снова сел в свой автомобиль и поехал обратно в долину Белых скал.— У него не все дома, — сказал Фрэнк себе. — Но он не так просто прикатил сюда.Он схватил шляпу и побежал за своим автомобилем в гараж. Мотор не захотел сразу заводиться, но наконец все же подчинился, и Фрэнк поехал вслед за Джо, который уже исчез на шоссе в долине.Он не застал Кинга дома, потому что тот ушел вниз к Мэри, но он терпеливо дождался его возвращения.Оба уселись рядом. Квини занялась чем-то снаружи. Окуте поехал верхом на карем.— Ну так что же ты хотел, Джо?— Чего же ты хочешь теперь, Фрэнк?— Да уж никак не двадцати тысяч. Но чтобы ты мне помог. Площадка для родео пригодилась бы и тебе.— Я думаю все время не только о себе. Но нужно продвигаться вперед, и нам нельзя распылять ни себя, ни средства. Ты позаботься о деньгах или материале для ограждения и для боксов. Трибуны нам здесь не потребуются. Потом я займусь тренировкой юношей в стир-рестлинге, ловле бычков, скачке на бронке и на быке. Должно же у нас что-нибудь получиться. Это мне вчера вдруг пришло в голову. Должны же мы что-то делать.— Ну, это же великолепно, Джо! А как твой колодец?— Грунтовые воды находятся на глубине пятьсот футов от вершины холма. Да, вода здесь есть даже для индейцев, и бог существует не только для белых людей.— Значит, ты еще во что-то веришь, Джо?— Что значит верить? Например, мне не стыдно зайти к Элку в церковь, ведь слова у Элка не расходятся с делом. Мой отец принимал участие в вашей пейоти Пейоти — собрание индейцев для совместного принятия пейотля — пилюль из мякоти кактуса Laphophora, обладающих наркотическими свойствами. Это обряд так называемой «туземной американской церкви», проповедующей «пейотизм»— осуждение всего, что не имеет отношения к старой культуре индейцев.

, а потом он еще больше напивался.— Джо, разве ты не был тоже с нами?— В шестнадцать. Давно. Ты сам-то еще веришь в это?— В большой день, который наступит для индейцев? Да, в это верю не только я. Но во что веришь ты, Джо?Джо с сомнением смотрел перед собой.— Я знаю, что я маленький и есть что-то большое. Но что? Может быть, дьявол.— Тайна, говорили наши отцы. Они были готовы пожертвовать собой ради друга, но и постоять за себя. Ты видел шрамы Окуте? Он прошел через Солнечный танец, когда был молодым, таким молодым, как ты.— Мне придется еще пройти сквозь огонь. Я чувствую это. РОЖДЕСТВО В ПРЕРИИ Выпал снег, и Стоунхорн, дополнив навес для лошадей дощатыми стенками, превратил его в конюшню. Но лошади входили и выходили через открытую дверь когда вздумается. Корм они получали в своем убежище. Все расположение ранчо было теперь обнесено электрической изгородью, как и у белых людей. Действовал колодец. Лошади вдоволь пили, и у Квини была вода для хозяйства. С обводнением лугов можно было уже начинать весной. Чему Квини вначале больше всего удивлялась, так это электрическому свету. Ей достаточно было теперь только включать или выключать его, как сэру Холи, мистеру Шоу и миссис Холленд. К яркости света она должна была сперва привыкнуть. Мягкость и тепло керосиновой лампы и свечи исчезли. Все виделось без дымки, с четкими очертаниями.Из маленького японского радиоприемника, который стоил двадцать долларов, в тишине зимней прерии кричал, музицировал и вещал городской мир. Можно было слышать через него и голоса других стран. Снаружи, на ранчо Бутов, стало очень тихо. Айзек и его жена уехали поздней осенью, Мэри теперь одна хозяйничала в огромном для индейского ранчо доме из трех комнат и передней. Мальчик, племянник Мэри, тоже уехал к своим родителям. Мэри нуждалась в хорошей помощи, но еще никого не нашла, кто бы ей подошел. Тем не менее она на свою долю выручки от продажи скота приобрела свиней, и Квини не возражала, когда Мэри забрала к себе кроликов.По ночам Кинги снова спали в доме, на застеленном одеялами деревянном топчане, а Окуте оставался в типи. Он до тридцатилетнего возраста не знал ничего другого, его организм был к этому привычен. По вечерам Джо и Квини большей частью час-другой сидели с ним у огня. Потрескивали сучья в огне, колебались тени, и пахло чем-нибудь жареным.Как-то в воскресенье, рано вечером, когда солнце еще не исчезло за горизонттом, они с Джо, выйдя из типи не торопясь направились в дом. Дул порывами ветер. Квини посмотрела вокруг. Ледяное безмолвие. Скалы, освещенные заходящим солнцем, очаровывали своей нереальностью. На другой стороне, на кладбище, стояла у могилы женщина, и, так как Квини сама часто навещала кладбище и хорошо представляла себе этот клочок земли прерии, она сразу же поняла, к чьей могиле пришла эта женщина по имени Мэри Бут. К могиле Гарольда Бута.Квини сильнее оперлась на руку Джо, вошла вместе с ним в свою хибару. Джо включил свет — все вещи в помещении стали яркими, четкими, но Квини позади них видела убитого, который лежал в крови с перекошенным лицом, с судорожно сжатыми кулаками. Она содрогнулась так сильно, что Стоунхорн почувствовал это. Он решил, что она снаружи слишком озябла, и хотел ее уложить под теплое одеяло, подкинуть в печку дров. Но Квини отклонила его заботы, была неестественно спокойна, даже весела и улеглась в постель лишь после того, когда немного позанималась рукоделием.И вдруг в конце следующей недели ей захотелось поехать в Нью-Сити к Элку, и, так как Джо не мог оставить резервацию, она поехала одна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65