https://wodolei.ru/brands/Sanita-Luxe/best/
Кстати, это проявляется и в прологе и эпилоге поэмы, где поэт просит помочь Тариэлю. Именно Нестан и Тариэль составляют главный стержень, вокруг которого вращается вся поэма. Тинатин и Автандил в некотором роде дополняют их образы, уточняя то представление об идеальных героях, которое поэт стремится создать у своих читателей.
Любовь — вечная тема поэзии. Ее воспевали и задолго до Руставели. Она вдохновляла персидскую романтическую поэзию, гимны в честь любви слагали современные Руставели провансальские поэты, платоновская теория любви приобретала во всем мире самые разные нюансы, — то на Западе получала характер неоплатонической мистики, то выступала в виде суфистских песнопений в поэзии Востока. Любовь занимала свое постоянное место (в большей или меньшей степени) и в западноевропейских рыцарских романах. Кстати, порой отмечают, что главная заслуга Руставели в том, что в условиях Средневековья он одним из первых нашел именно в земной жизни возможности для торжества любви, но это — лишь одна грань проблемы, главное же все-таки в том, что Руставели воспел любовь, равную которой трудно найти в сокровищнице мировой литературы. Она зовется руставелевской любовью: это — чистое (здесь она приближается к дантовскои) и в то же время полнокровное человеческое чувство (здесь расходятся друг с другом «Божественная комедия» и «Витязь в барсовой шкуре»). Она толкает человека на добрые дела и героические подвиги, облагораживает и очищает его, озаряя всех светом, о котором только может мечтать человек в этом мире, подобном «несметной многоцветности цветнику». Мы считаем совершенно справедливыми слова известного английского исследователя, блестящего знатока мировой поэзии Мориса Боура: «Оригинальность Руставели заключается в том, что он рассматривает любовь не как нечто ненормальное, а как силу, которая вызывает все лучшее в тех, кем она овладела... Разница между ним и другими романтическими поэтами состоит в том, что тогда как они главным образом интересуются развлечениями и увеселением, Руставели имеет определенную миссию, почти религиозные убеждения. Комбинируя свое платоновское учение о любви с героическими действиями, с одной стороны, а с другой — со здравым чувством реальности, Руставели показывает, какое место должна была любовь занять в жизни. По его мнению, она должна существовать в реальном мире и быть связанной с мужественными деяниями. Смысл своего учения Руставели разрабатывает более тщательно и последовательно, чем это делали писатели французских и персидских романов, и наглядно показывает, что случилось бы, если бы люди этого достигли».
«Витязь в барсовой шкуре», неисчерпаемый родник мудрости и поэзии, постепенно занимает свое место среди величайших шедевров мировой литературы.
Создание подлинно поэтического произведения автор «Витязя в барсовой шкуре» считает героическим подвигом. Разум и мудрость, сердце и чувство должны быть при этом гармонично слиты воедино. В прологе поэмы, излагая свое поэтическое кредо, Руставели последовательно касается таких понятий, как «мудрость», «рыцарская любовь», «сердце» и «искусство». По всем вопросам, связанным с руставелевской трактовкой этих проблем, в настоящее время накопилась богатая научная литература. Признано, что в истории грузинской литературы высказанные автором «Витязя в барсовой шкуре» взгляды играли почти такую же роль, какую в свое время сыграла «Поэтика» Аристотеля для западной литературы в целом или «Поэтическое искусство» Буало для французского классицизма. Руставели блестяще реализовал в поэме принципы поэтического творчества, изложенные в прологе, и окончательно утвердил за собой славу патриарха грузинской поэзии. Обращаясь к сравнению, предложенному великим грузинским поэтом XVIII в. Давидом Гурамишвили, можно сказать, что Руставели взрастил древо грузинской поэзии с могучими корнями и кроной и собрал с него обильный урожай.
В прологе же автор излагает свои взгляды как о назначении и цели отдельных поэтических жанров, так и о поэзии вообще.
Кто когда-то сложит где-то две-три строчки, песня спета,
Все же — пламенем поэта он еще не проблеснул.
Две-три песни, он слагатель, но, когда такой даятель
Мнит, что вправду он создатель, он упрямый только мул.
И потом, кто знает пенье, кто поймет стихотворенье,
Но не ведает пронзенья, сердце жгущих, острых слов,
Тот еще охотник малый, и в ловитвах небывалый,
Он с стрелою запоздалой к крупной дичи не готов.
И еще. Забавных песен в пирный час напев чудесен.
Круг сомкнётся, весел, тесен. Эти песни тешат нас.
Верно спетые при этом. Но лишь тот отмечен светом,
Назовется тот поэтом, долгий кто пропел рассказ.
Видимо, в эпоху Тамар и Руставели эти вопросы были предметом полемики. Многие образцы тогдашней поэзии (особенно произведения малой формы) до нас не дошли, но о них сохранились документальные сведения. Достаточно сказать, что следы их существования запечатлелись в самом «Витязе в барсовой шкуре».
Шота Руставели перечисляет несколько видов стиха и высказывает о них свое суждение. По мнению поэта, создание широкого эпического полотна является наиболее почетным и вместе с тем трудно осуществимым делом. О произведениях малой формы и так называемой развлекательной, шуточной лирике Руставели говорит с некоторой иронией. Авторов этих жанров он сравнивает с неопытным охотником, который «перед хищником не смел, лишь на мелкую дичину тратя мелочь робких стрел» (пер. П. Петренко). Этот полемический тон дает основание заключить, что в грузинской поэзии эпохи Руставели произведения малой формы были популярными и, возмож но, занимали даже господствующее положение. Сила и мастерство поэта, по мнению Руставели, проявляются на большом ристалище, — когда поэт стремится поведать о значительных событиях. В другом месте эту мысль автор «Витязя в барсовой шкуре» подтверждает поэтическим сравнением: как коня испытывает долгий путь, а игрока в мяч — ристалище, так и повествование о значительных событиях, требующее «долгой речи», является мерой мастерства подлинного стихотворства:
Приглядитесь к поэту и его стихотворству тогда,
Когда он не справляется со словом и оскудевает стих.
Не укоротит ли он речей, не прибегнет ли к малословию,
Сумеет ли молодецки ударить чоганом, выказать большое геройство.
(Подстрочный перевод С. Иорданишвили)
В прологе же Руставели останавливается на отдельных вопросах поэтической формы. Его суждения о них также носят полемический характер. Он явно отмежевывается от выспреннего стиля придворной одической поэзии, требуя от стихотворца прежде всего ясного выражения мысли. Это требование касается не только эпических произведений, но и стихов малой формы, которые Руставели квалифицирует как жанры легкие, могущие быть оправданными в его глазах лишь в том случае, если поэты в состоянии преодолеть туманный, неясный стиль: «Они приятны нам, если сказаны ясно». Ясность и лаконизм, пластическое выражение мысли — органические свойства поэтического стиля самого Руставели. Этим требованиям, выдвинутым в прологе, полностью удовлетворяет и поэтика «Витязя в барсовой шкуре» (об особенностях поэтического языка Руставели ныне существует богатейшая литература).
Для характеристики языка Руставели представляют также интерес и некоторые статистические данные. «Витязь в барсовой шкуре» — произведение не очень большого объема, если судить по масштабам восточного поэтического эпоса. В юбилейном издании 1937 года насчитывается 1669 строф, или 6676 строк. Общее число всех слов, использованных автором, составляет 45 тысяч. Что же касается гораздо более важного показателя — самостоятельных лексических единиц, — то их число достигает 7066. О поэтической одаренности автора «Витязя в барсовой шкуре» говорит не только этот богатейший запас поэтической лексики, но и тот факт, что из указанного запаса свыше 3700 слов встречаются в поэме лишь по одному разу. Избрав в качестве поэтической формы для своего произведения шестнадцатисложный катрен, Руставели поставил перед собой сложную задачу. Блестящая одаренность позволила поэту успешно справиться с этой трудностью. Если учесть, что в поэме нигде не повторяются одни и те же рифмы, то вывод напрашивается сам собой: Руставели обогатил грузинскую поэтическую культуру множеством совершенно новых, оригинальных рифм.
То же можно сказать и о других компонентах речи. Гениальный автор «Витязя в барсовой шкуре» выявил богатейшие возможности поэтического слова, таящиеся в его родном языке, надолго предопределив тем самым будущие пути развития грузинского стиха.
Еще совсем недавно «Витязя в барсовой шкуре» в Европе знали лишь немногие специалисты. И даже в XIX веке, этом великом столетии литературы и искусства, в странах Европы почти не было произнесено авторитетного слова в адрес бессмертного творения Шота Руставели.
Что же касается предыдущего периода, в частности XVI — XVII — XVIII столетий, то в ту пору Грузия не представляла собой даже тени мощного государства времен Давида Строителя и царицы Тамар. По образному выражению Давида Гурамишвили, Грузия того времени была перепаханным вкривь и вкось полем, на котором хозяйничали враги внешние и внутренние. Ослабевшая и обескровленная нескончаемыми войнами страна, естественно, не могла идти в ногу с развивающейся цивилизацией.
Породнение с Россией спасло Грузию и ее народ от физического уничтожения. Новая обстановка вызвала определенное оживление культурных связей. В 1802 году в России вышел труд обзорного характера Евгения Болховитинова «Историческое изображение Грузии в политическом, церковном и учебном ее состоянии». В книге дан исторический обзор грузинской литературы и, в частности, рассмотрен «Витязь в барсовой шкуре». Здесь же приводится в качестве примера начальная строфа поэмы в переводе на русский язык. Это первое на русском языке исследование, естественно, не могло быть безупречным, исчерпывающим, однако книга, несомненно, сыграла положительную роль. Все имевшиеся в тот период на европейских языках обзоры грузинской литературы в большинстве своем опираются на труд Болховитинова и ссылаются в качестве примера на тот же перевод из поэмы Руставели.
Следует особо отметить заслуги первого зарубежного грузиноведа Мари Броссе. Занимаясь грузинским языком и культурой Грузии, он специально взялся за изучение грузинской литературы и, в частности, «Витязя в барсовой шкуре». Консультантом Броссе в этой области был один из первых руствелологов, грузинский академик Теймураз Багратиони. Мари Броссе с 1828 года начал публиковать во французском «Journal Asiatique» статьи о Шота Руставели и его поэме. Наряду с этим он же взялся за перевод «Витязя в барсовой шкуре» на французский язык. Перевод был выполнен в прозе и публиковался отрывками. Публикация труда Мари Броссе не была доведена до конца. Он хранится сейчас в Ленинградском институте востоковедения. Это была первая попытка перевода поэмы на французский язык.
Впоследствии, к концу XIX века, в Грузии был выполнен второй, уже полный перевод поэмы на французский язык. В Грузии готовилось богатое издание «Витязя в барсовой шкуре» (издание 1888 года), иллюстрировать которое было поручено известному венгерскому художнику Михаю Зичи. Поэма еще не была переведена, и это создавало большие трудности для художника, не имевшего возможности постичь дух поэмы. По предложению Ильи Чавчавадзе, грузинский литератор Иона Меунаргия за короткое время выполнил перевод «Витязя в барсовой шкуре» на французский язык и предоставил один экземпляр перевода Михаю Зичи.
Этот перевод И. Меунаргия не издавался, но сыграл определенную роль в руствелологии. Как стало известно в последнее время, второй экземпляр своего перевода И. Меунаргия передал в 1915 году Константину Бальмонту, который в ту пору работал над полным переводом поэмы на русский язык. Выполненный И. Меунаргия перевод считается утерянным, и искать его следует в личных архивах Михая Зичи и Константина Бальмонта.
Долгое время не издавался и перевод поэмы Руставели на французский язык, выполненный Е. Орбелиани (он вышел в свет сравнительно недавно, в 1977 г.).
Полный французский перевод поэмы был опубликован позже. В 1938 году в Париже вышло прозаическое переложение «Витязя в барсовой шкуре», авторами которого были Георгий Гвазава и Ани Марсель-Паон.
Высокую оценку получил вышедший в 1964 году во Франции перевод поэмы, принадлежащий Серги Цуладзе. Он был удостоен Французской Академией премии Ланглуа.
В истории переводов «Витязя в барсовой шкуре» на иностранные языки почетнейшее место занимает английская поэтесса Марджори Уордроп. Вместе со своим братом Оливером Уордропом, также известным литератором, она прожила некоторое время в Грузии, изучила грузинский язык, познакомилась с многовековой историей и культурой страны, сблизилась с видными грузинскими общественными деятелями конца XIX века и решила перевести на родной язык бессмертное творение Руставели. Свыше десяти лет жизни отдала она этому трудному делу, так и не дожив до того дня, когда ее перевод увидел свет. В 1912 году перевод Марджори Уордроп был издан в Лондоне под наблюдением Оливера Уордропа. Перевод выполнен прозой, но высокохудожественной и, вместе с тем, отличающейся достаточной научной точностью. Перевод снабжен комментариями и необходимыми справками. Следует отметить, что академик Н. Я. Марр, замечательный знаток языка Руставели, считал этот перевод наиболее точным и научно скрупулезным по тому времени. Перевод Марджори Уордроп сыграл важную роль в популяризации «Витязя в барсовой шкуре» в Европе.
Первая попытка перевода Руставели на немецкий язык принадлежит Артуру Лейсту, также несколько лет жившему и работавшему в Грузии. Ему не удалось перевести поэму полностью, но в 1889 году в Дрездене был опубликован перевод довольно значительной части поэмы. Имеются сведения о том, что в те же годы над немецким переводом «Витязя в барсовой шкуре» работали австрийские писатели, супруги Берта и Артур Зунтеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Любовь — вечная тема поэзии. Ее воспевали и задолго до Руставели. Она вдохновляла персидскую романтическую поэзию, гимны в честь любви слагали современные Руставели провансальские поэты, платоновская теория любви приобретала во всем мире самые разные нюансы, — то на Западе получала характер неоплатонической мистики, то выступала в виде суфистских песнопений в поэзии Востока. Любовь занимала свое постоянное место (в большей или меньшей степени) и в западноевропейских рыцарских романах. Кстати, порой отмечают, что главная заслуга Руставели в том, что в условиях Средневековья он одним из первых нашел именно в земной жизни возможности для торжества любви, но это — лишь одна грань проблемы, главное же все-таки в том, что Руставели воспел любовь, равную которой трудно найти в сокровищнице мировой литературы. Она зовется руставелевской любовью: это — чистое (здесь она приближается к дантовскои) и в то же время полнокровное человеческое чувство (здесь расходятся друг с другом «Божественная комедия» и «Витязь в барсовой шкуре»). Она толкает человека на добрые дела и героические подвиги, облагораживает и очищает его, озаряя всех светом, о котором только может мечтать человек в этом мире, подобном «несметной многоцветности цветнику». Мы считаем совершенно справедливыми слова известного английского исследователя, блестящего знатока мировой поэзии Мориса Боура: «Оригинальность Руставели заключается в том, что он рассматривает любовь не как нечто ненормальное, а как силу, которая вызывает все лучшее в тех, кем она овладела... Разница между ним и другими романтическими поэтами состоит в том, что тогда как они главным образом интересуются развлечениями и увеселением, Руставели имеет определенную миссию, почти религиозные убеждения. Комбинируя свое платоновское учение о любви с героическими действиями, с одной стороны, а с другой — со здравым чувством реальности, Руставели показывает, какое место должна была любовь занять в жизни. По его мнению, она должна существовать в реальном мире и быть связанной с мужественными деяниями. Смысл своего учения Руставели разрабатывает более тщательно и последовательно, чем это делали писатели французских и персидских романов, и наглядно показывает, что случилось бы, если бы люди этого достигли».
«Витязь в барсовой шкуре», неисчерпаемый родник мудрости и поэзии, постепенно занимает свое место среди величайших шедевров мировой литературы.
Создание подлинно поэтического произведения автор «Витязя в барсовой шкуре» считает героическим подвигом. Разум и мудрость, сердце и чувство должны быть при этом гармонично слиты воедино. В прологе поэмы, излагая свое поэтическое кредо, Руставели последовательно касается таких понятий, как «мудрость», «рыцарская любовь», «сердце» и «искусство». По всем вопросам, связанным с руставелевской трактовкой этих проблем, в настоящее время накопилась богатая научная литература. Признано, что в истории грузинской литературы высказанные автором «Витязя в барсовой шкуре» взгляды играли почти такую же роль, какую в свое время сыграла «Поэтика» Аристотеля для западной литературы в целом или «Поэтическое искусство» Буало для французского классицизма. Руставели блестяще реализовал в поэме принципы поэтического творчества, изложенные в прологе, и окончательно утвердил за собой славу патриарха грузинской поэзии. Обращаясь к сравнению, предложенному великим грузинским поэтом XVIII в. Давидом Гурамишвили, можно сказать, что Руставели взрастил древо грузинской поэзии с могучими корнями и кроной и собрал с него обильный урожай.
В прологе же автор излагает свои взгляды как о назначении и цели отдельных поэтических жанров, так и о поэзии вообще.
Кто когда-то сложит где-то две-три строчки, песня спета,
Все же — пламенем поэта он еще не проблеснул.
Две-три песни, он слагатель, но, когда такой даятель
Мнит, что вправду он создатель, он упрямый только мул.
И потом, кто знает пенье, кто поймет стихотворенье,
Но не ведает пронзенья, сердце жгущих, острых слов,
Тот еще охотник малый, и в ловитвах небывалый,
Он с стрелою запоздалой к крупной дичи не готов.
И еще. Забавных песен в пирный час напев чудесен.
Круг сомкнётся, весел, тесен. Эти песни тешат нас.
Верно спетые при этом. Но лишь тот отмечен светом,
Назовется тот поэтом, долгий кто пропел рассказ.
Видимо, в эпоху Тамар и Руставели эти вопросы были предметом полемики. Многие образцы тогдашней поэзии (особенно произведения малой формы) до нас не дошли, но о них сохранились документальные сведения. Достаточно сказать, что следы их существования запечатлелись в самом «Витязе в барсовой шкуре».
Шота Руставели перечисляет несколько видов стиха и высказывает о них свое суждение. По мнению поэта, создание широкого эпического полотна является наиболее почетным и вместе с тем трудно осуществимым делом. О произведениях малой формы и так называемой развлекательной, шуточной лирике Руставели говорит с некоторой иронией. Авторов этих жанров он сравнивает с неопытным охотником, который «перед хищником не смел, лишь на мелкую дичину тратя мелочь робких стрел» (пер. П. Петренко). Этот полемический тон дает основание заключить, что в грузинской поэзии эпохи Руставели произведения малой формы были популярными и, возмож но, занимали даже господствующее положение. Сила и мастерство поэта, по мнению Руставели, проявляются на большом ристалище, — когда поэт стремится поведать о значительных событиях. В другом месте эту мысль автор «Витязя в барсовой шкуре» подтверждает поэтическим сравнением: как коня испытывает долгий путь, а игрока в мяч — ристалище, так и повествование о значительных событиях, требующее «долгой речи», является мерой мастерства подлинного стихотворства:
Приглядитесь к поэту и его стихотворству тогда,
Когда он не справляется со словом и оскудевает стих.
Не укоротит ли он речей, не прибегнет ли к малословию,
Сумеет ли молодецки ударить чоганом, выказать большое геройство.
(Подстрочный перевод С. Иорданишвили)
В прологе же Руставели останавливается на отдельных вопросах поэтической формы. Его суждения о них также носят полемический характер. Он явно отмежевывается от выспреннего стиля придворной одической поэзии, требуя от стихотворца прежде всего ясного выражения мысли. Это требование касается не только эпических произведений, но и стихов малой формы, которые Руставели квалифицирует как жанры легкие, могущие быть оправданными в его глазах лишь в том случае, если поэты в состоянии преодолеть туманный, неясный стиль: «Они приятны нам, если сказаны ясно». Ясность и лаконизм, пластическое выражение мысли — органические свойства поэтического стиля самого Руставели. Этим требованиям, выдвинутым в прологе, полностью удовлетворяет и поэтика «Витязя в барсовой шкуре» (об особенностях поэтического языка Руставели ныне существует богатейшая литература).
Для характеристики языка Руставели представляют также интерес и некоторые статистические данные. «Витязь в барсовой шкуре» — произведение не очень большого объема, если судить по масштабам восточного поэтического эпоса. В юбилейном издании 1937 года насчитывается 1669 строф, или 6676 строк. Общее число всех слов, использованных автором, составляет 45 тысяч. Что же касается гораздо более важного показателя — самостоятельных лексических единиц, — то их число достигает 7066. О поэтической одаренности автора «Витязя в барсовой шкуре» говорит не только этот богатейший запас поэтической лексики, но и тот факт, что из указанного запаса свыше 3700 слов встречаются в поэме лишь по одному разу. Избрав в качестве поэтической формы для своего произведения шестнадцатисложный катрен, Руставели поставил перед собой сложную задачу. Блестящая одаренность позволила поэту успешно справиться с этой трудностью. Если учесть, что в поэме нигде не повторяются одни и те же рифмы, то вывод напрашивается сам собой: Руставели обогатил грузинскую поэтическую культуру множеством совершенно новых, оригинальных рифм.
То же можно сказать и о других компонентах речи. Гениальный автор «Витязя в барсовой шкуре» выявил богатейшие возможности поэтического слова, таящиеся в его родном языке, надолго предопределив тем самым будущие пути развития грузинского стиха.
Еще совсем недавно «Витязя в барсовой шкуре» в Европе знали лишь немногие специалисты. И даже в XIX веке, этом великом столетии литературы и искусства, в странах Европы почти не было произнесено авторитетного слова в адрес бессмертного творения Шота Руставели.
Что же касается предыдущего периода, в частности XVI — XVII — XVIII столетий, то в ту пору Грузия не представляла собой даже тени мощного государства времен Давида Строителя и царицы Тамар. По образному выражению Давида Гурамишвили, Грузия того времени была перепаханным вкривь и вкось полем, на котором хозяйничали враги внешние и внутренние. Ослабевшая и обескровленная нескончаемыми войнами страна, естественно, не могла идти в ногу с развивающейся цивилизацией.
Породнение с Россией спасло Грузию и ее народ от физического уничтожения. Новая обстановка вызвала определенное оживление культурных связей. В 1802 году в России вышел труд обзорного характера Евгения Болховитинова «Историческое изображение Грузии в политическом, церковном и учебном ее состоянии». В книге дан исторический обзор грузинской литературы и, в частности, рассмотрен «Витязь в барсовой шкуре». Здесь же приводится в качестве примера начальная строфа поэмы в переводе на русский язык. Это первое на русском языке исследование, естественно, не могло быть безупречным, исчерпывающим, однако книга, несомненно, сыграла положительную роль. Все имевшиеся в тот период на европейских языках обзоры грузинской литературы в большинстве своем опираются на труд Болховитинова и ссылаются в качестве примера на тот же перевод из поэмы Руставели.
Следует особо отметить заслуги первого зарубежного грузиноведа Мари Броссе. Занимаясь грузинским языком и культурой Грузии, он специально взялся за изучение грузинской литературы и, в частности, «Витязя в барсовой шкуре». Консультантом Броссе в этой области был один из первых руствелологов, грузинский академик Теймураз Багратиони. Мари Броссе с 1828 года начал публиковать во французском «Journal Asiatique» статьи о Шота Руставели и его поэме. Наряду с этим он же взялся за перевод «Витязя в барсовой шкуре» на французский язык. Перевод был выполнен в прозе и публиковался отрывками. Публикация труда Мари Броссе не была доведена до конца. Он хранится сейчас в Ленинградском институте востоковедения. Это была первая попытка перевода поэмы на французский язык.
Впоследствии, к концу XIX века, в Грузии был выполнен второй, уже полный перевод поэмы на французский язык. В Грузии готовилось богатое издание «Витязя в барсовой шкуре» (издание 1888 года), иллюстрировать которое было поручено известному венгерскому художнику Михаю Зичи. Поэма еще не была переведена, и это создавало большие трудности для художника, не имевшего возможности постичь дух поэмы. По предложению Ильи Чавчавадзе, грузинский литератор Иона Меунаргия за короткое время выполнил перевод «Витязя в барсовой шкуре» на французский язык и предоставил один экземпляр перевода Михаю Зичи.
Этот перевод И. Меунаргия не издавался, но сыграл определенную роль в руствелологии. Как стало известно в последнее время, второй экземпляр своего перевода И. Меунаргия передал в 1915 году Константину Бальмонту, который в ту пору работал над полным переводом поэмы на русский язык. Выполненный И. Меунаргия перевод считается утерянным, и искать его следует в личных архивах Михая Зичи и Константина Бальмонта.
Долгое время не издавался и перевод поэмы Руставели на французский язык, выполненный Е. Орбелиани (он вышел в свет сравнительно недавно, в 1977 г.).
Полный французский перевод поэмы был опубликован позже. В 1938 году в Париже вышло прозаическое переложение «Витязя в барсовой шкуре», авторами которого были Георгий Гвазава и Ани Марсель-Паон.
Высокую оценку получил вышедший в 1964 году во Франции перевод поэмы, принадлежащий Серги Цуладзе. Он был удостоен Французской Академией премии Ланглуа.
В истории переводов «Витязя в барсовой шкуре» на иностранные языки почетнейшее место занимает английская поэтесса Марджори Уордроп. Вместе со своим братом Оливером Уордропом, также известным литератором, она прожила некоторое время в Грузии, изучила грузинский язык, познакомилась с многовековой историей и культурой страны, сблизилась с видными грузинскими общественными деятелями конца XIX века и решила перевести на родной язык бессмертное творение Руставели. Свыше десяти лет жизни отдала она этому трудному делу, так и не дожив до того дня, когда ее перевод увидел свет. В 1912 году перевод Марджори Уордроп был издан в Лондоне под наблюдением Оливера Уордропа. Перевод выполнен прозой, но высокохудожественной и, вместе с тем, отличающейся достаточной научной точностью. Перевод снабжен комментариями и необходимыми справками. Следует отметить, что академик Н. Я. Марр, замечательный знаток языка Руставели, считал этот перевод наиболее точным и научно скрупулезным по тому времени. Перевод Марджори Уордроп сыграл важную роль в популяризации «Витязя в барсовой шкуре» в Европе.
Первая попытка перевода Руставели на немецкий язык принадлежит Артуру Лейсту, также несколько лет жившему и работавшему в Грузии. Ему не удалось перевести поэму полностью, но в 1889 году в Дрездене был опубликован перевод довольно значительной части поэмы. Имеются сведения о том, что в те же годы над немецким переводом «Витязя в барсовой шкуре» работали австрийские писатели, супруги Берта и Артур Зунтеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30