Все, что надо в деревне, крестьяне в городе возьмут: все, что надо городу, рабочие в деревне возьмут. Сегодня в деревне, а на зиму в город работать пошел, а летом на сенокос или жатву из города рабочие в деревню придут помочь нам убраться…»Не только теперь, когда мы пережили опыты построения сельско-городской жизни, но и в те времена, когда писал Карелин, эти идеи вызывали улыбку. Такая идиллия могла иметь место разве что в начале средневековья. А ведь писал это человек широко образованный, хорошо знавший и крестьянский труд, и городскую жизнь. Видимо, он был неисправимым мечтателем-утопистом, который чаял «Царства Божия на земле», а потому жил в двух измерениях сознания — бытовом и фантастическом.Карелин был одним из тех людей, которыми богата Россия. Он принял на себя миссию учительства и глубоко верил в нее. Человек бесконечной доброты и деликатности, никогда не навязывавший своих взглядов, ограничиваясь их изложением, Карелин вызывал глубокое уважение как у друзей, так и у идейных противников. Когда в 1919 году эсеры организовали суд над известным Я. Блюмкиным по поводу его связей с ВЧК, «председателем суда, — вспоминал Г. Н. Максимов, — был выбран анархо-коммунист Карелин, человек исключительной общественной честности и чистоты своих идей, донесший их до глубокой старости без изменения… Он был членом ВЦИК и жил со своей женой в гостинице „Националь“. Заседания суда происходили в его комнате…».В этом небольшом двухкомнатном номере, заваленном анархистской литературой, проходила большая часть жизни Карелина, особенно после 1923 года, когда обострившаяся болезнь резко ограничила возможности его передвижения. Здесь проходили заседания секретариата ВФАК, «Черного Креста», отсюда велась переписка, рассылалась литература по всей России. Здесь же с раннего утра до позднего вечера толпились рабочие, крестьяне, студенты, профессора, артисты, литераторы, политические деятели — все, кому нужно было излить душу, услышать умное слово. Работавший вместе с Карелиным член Секретариата Федерации И.Хархардин вспоминал «письмо, в котором какой-то крестьянин спрашивал, можно ли ему, анархисту, жениться с исполнением церковного обряда. В другом извещали о падеже коровы и тяжелом житье-бытье русского крестьянина. В третьем — спрашивали, что читать по анархизму, что сейчас делать, можно ли быть анархисту верующим…».Но каким образом в этом человеке мог уживаться теоретик анархизма и глубокий мистик, каким он предстал перед близкими и посвященными? Член ВЦИКа, секретарь и председатель различных обществ, комитетов, федераций, он в то же время был «рыцарем Сантеем», посланцем древнего ордена тамплиеров, создававшим в России Восточный отряд рыцарей. Одновременно с произведениями анархистского содержания из-под пера Карелина выходили совершенно иные сочинения. Часть из них позднее появилась на страницах газеты «Рассвет», издававшейся в Чикаго, а часть так и осталась потаенной литературой, известной лишь в орденских кружках. Эти произведения, написанные в форме небольших пьес, Карелин называл «диалогами в стиле Платона». Их сценический характер способствовал образному восприятию изложенных идей.Одни пьесы-диалоги Карелина, печатавшиеся в «Рассвете», связаны с идеей общинного обустройства общества («Сцены из жизни Господина Великого Новгорода», «Поморы», «Анархисты»), другие относятся к эзотерическим легендам христианства и орденской мифологии («Заря христианства», «Он ли это?», «Атлантида»).Увлечение идеями «северных народоправств» (почерпнутыми Карелиным, скорее всего, у Н. И. Костомарова) получило развитие на основании его собственных наблюдений в среде старообрядцев, полагающих, что «все должны работать, тунеядцев-чиновников быть не должно. Хорошо жить так, чтобы все имущество свое общим сделали. Надо, чтобы у всех всего поровну было, но кто нуждается в большем питании — пусть больше ест, а кому надо благодаря большому росту больше одежды — пусть ее получит больше…». «Значит, коммунизм?» — спрашивает старообрядца собеседник. «Конешно, коммунизм, — отвечает тот. — У нас и киновиарх не имел больших прав: делал то, что собрание выбранных ему указывало делать…»Совсем иным предстает Карелин в мистико-исторических произведениях. В них раскрывается вся широта и глубина его знаний в области христологической гносеологии. В сценах «Зари христианства» излагаются гностические легенды, история Ни-кодима и тайных учеников Иисуса, учение об Зоне и рассказ о Митре и митраизме. Здесь же Иегошуа, как называет Карелин Иисуса, возвещает, что через много веков придет Параклет (Утешитель). Он «объединит все религии в учении о безграничной свободе и беспредельном сострадании ко всему, что живет и чувствует», показав, что «грешно навязывать ближнему своему веру свою, что грешно судить его за то, что он не верит так, как его ближний верит, что высшая правда в том, чтобы с полной терпимостью относиться к верованиям чужим…».В серии диалогов «Он ли это?» Карелин развивает идею прихода Утешителя. Учитель добра и равенства, социального переустройства мира встречает духов зла. Их задача — помешать его проповеди, исказить ее, подменив истинное учение ложным. Один из них говорит: «Провозгласим себя и наших истинными последователями Параклета и от его имени будем проповедовать это учение, как некогда инквизиторы и разные попы проповедовали учение Распятого. Не разберут глупые, где правда, а где ложь. Будем полны гнева против тех, кто якобы искажает учение его. <…> Будем гнать всех тех, кто будет придерживаться светлых сторон учения его. Не пройдет и трех поколений, как от учения Параклета ничего не останется, и наша власть будет господствовать на Земле, и власти этой не будет конца…»Тема искажения евангельской истины официальной Церковью — характерная для всех религиозных реформаторов — получила развитие в работах ближайшего последователя и преемника А. А. Карелина — А. А. Солоновича. Что же касается самого Карелина, именно эта тема отмечает его переход с позиций политического революционера на стезю возвращения к истокам христианства, строительства «внутреннего человека». Карелин ставит и вопрос о происхождении мира, в котором мы живем. Его космогонические картины заимствованы из орденских легенд:«Некогда, вернее тогда, когда не было времен, не было измерений, нами, людьми, воспринимаемых, был, не существуя, один только Великий — He-Сущий. Он захотел (я буду говорить не тонами, но людям свойственными понятиями) и квази-ото-двинулся. Тогда появилась бесконечность бесконечности, назовем ее „арния“, и бесконечное число таких арний появилось. Было создано то, что мы, люди, как пространство воспринимаем. Появилось сверхгигантское абсолютное Ничто, а так как оно было не тем, чем являлся Великий — He-Сущий, то Ничто гигантское таило в себе начаток зла, ибо все, что с высшей точки зрения всесовершенного несовершенно, является относительным злом. Тогда от Великого хлынул свет, то есть дыхание Его несказанное, хлынул свет несказанный и зазвучал в Ничто Великом. В тот момент, когда свет отошел не менее чем на одну миллиардную долю линии от Великого, свет перестал быть частью Великого, как свет от солнца или свечи горящей не является солнцем или свечой. Свет гнал перед собой мглу сверхгигантского Ничто, Бога лишенного, а в некоторых местах он пронизывал ее, не оставляя следа; в других местах сиял ярким светом, громадные пространства заливал и все дальше и дальше лил поток света ослепительного. Но чем дальше отходил свет от Первоначального, тем менее ярок был свет, все чаще и чаще раздвигавший и отодвигавший мглу небытия, мглу пустоты. В каждом скоплении света множество космосов появилось. И вот далеко-далеко от Него, Первоначального, в последний раз разлился свет Его, как скопления гигантские. В свете этом появились живые существа, ибо жизнь-родящим был этот свет. Часть света рухнула в низы глубокие и там с тьмой и мглой смешалась. Появились хаосы, из которых и наша вселенная, и вселенные, выше расположенные, родились. Но везде, и в верхах, и в низах, как река голубая, шла полоса света, с мглою не смешивающаяся. Сверху донизу имелись зеркала мистические и в них как бы особые космосы, особыми существами населенные, находились. Чем выше расположены космосы, тем большим числом чувств одарены существа, их населяющие, и на каждой ступени далеко не один космос был расположен, а много космосов, причем существа, их населяющие, имели одинаковое количество чувств, но разны были чувства существ в этих космосах, рядом друг с другом лежащих. Такова наша бесконечность, и в ней горят еще гигантские скопления света мистического, слабым отсветом которого наши солнца являются. Иначе сложились другие бесконечности, в нашей бесконечности бесконечностей сущие. А там, высоко в верхах, но далеко от Великого, там, где разлились скопления света гигантского, там находились те, одного из которых мы Элоимом называем и кто богом космосов нашей бесконечности является…»Об Элоимах Карелин говорит и в «Атлантиде», состоящей из нескольких сцен-диалогов. Они повествуют о соединении атлантов с гиперборейцами, о научных знаниях и верованиях атлантов, о приближении всемирной катастрофы, о выходе на землю атлантов, сотни лет живших под водой, об атлантах в Египте и тайне египетского Лабиринта. Оказывается, что «Эло-имов больше, чем бесконечностей. Те из Них, которые не являются богами бесконечностей, в области Силы пребывают. Бесконечно велики и бесконечно мощны по сравнению с нами Элоимы: мы можем говорить о Них как о всесовершенных, всемогущих, всеблагих, всезнающих и пр. Мы правы, ставя Их превыше всего нам доступного, нами постигаемого. Но любое из живущих в любом из нас существ — на ионе, вокруг атома вращающемся — так же относится по мощности своей к Элоиму, как Элоим к Великому Богу относится…»Здесь нашло отражение оригинальное представление о «микрокосмосах» (возможно, его породили знания о сложной структуре атома). «Каждый ион нашего тела, камня, дерева является своеобразной солнечной системой, — писал Карелин, — солнцем, окруженным землями, на которых живут миллиарды мыслящих существ, иногда по своему умственному и нравственному развитию нас превышающих. Важнее сказанного то, что внизу (считая низом малые величины) такая же бездна, как и вверху…»На двух этих моментах — орденской космогонии и учении о добре, сострадании, протесте против угнетения — концентрировал внимание слушателей и читателей Карелин. Когда он начал свою орденскую проповедь? К сожалению, точно определить это пока не представляется возможным. Среди арестованных ОГПУ в сентябре 1930 года мой отец и Ю. А. Завадский (не считая Солоновича и анархистов) были первыми рыцарями ордена. О времени знакомства с Карелиным они говорили неопределенно («на одной из его публичных лекций», «в тот период моей жизни, когда я <…> обращался к мисти-ко-идеалистической философии»).В показаниях Ю. А. Завадского о встреченных им у Карелина лицах отсутствуют имена Эйзенштейна и М. А. Чехова, что согласуется с признанием Эйзенштейна в своих воспоминаниях о потере интереса к «розенкрейцерству» и об увлечении Чехова антропософией и Р. Штейнером. Появление же у Карелина Ю. А. Завадского и его сестры объясняется тем, что в начале 20-х годов В. А. Завадская стала женой П. А. Аренского, разделив его увлечение мистикой и заинтересовав ею брата.Вместе с тем в следственном деле есть показания Н. А. Ладыженского, которые позволяют предположить, что практические шаги по реализации орденской идеи на русской почве были предприняты Карелиным значительно раньше.Н. А. Ладыженский еще по екатеринбургской гимназии был приятелем Н. К. Богомолова — ближайшего помощника Карелина. (Ладыженского арестовали 7 августа 1930 года в Сочи, по делу сочинской группы анархо-мистиков, там же допросили, а затем доставили в Москву в качестве свидетеля обвинения.) Ладыженский жил в Свердловске (Екатеринбурге), изредка приезжал в Москву, останавливался у Богомолова, и тот, как можно понять, снабжал его оккультной литературой. Интерес к мистике у Ладыженского носил практический характер: он хотел «развить в себе внутренние силы» и «узнать тайные древние знания». Поэтому он не скрывал своего разочарования, когда, встретившись в мае 1930 года с тамплиером Н. И. Проферансо-вым, услышал от него, что подобными знаниями никто из них не обладает: «Мы стараемся перевоспитать человека на принципах первоначального христианства, ты же просишь чуда, а у нас чудес нет».Обида и разочарование Ладыженского были тем сильнее, что еще в 1926 году Богомолов (категорически это отрицавший) посвятил его «походным порядком» в орден тамплиеров. Рассказ о ритуале посвящения не представляет особого интереса, поскольку резко расходится с тем, что дружно показывали другие арестованные рыцари ордена (к тому же Ладыженский почти ничего не понял и рассказывал весьма путано). Впрочем, принадлежал ли сам Богомолов к ордену? Если «да», то, скорее всего, ни о каком действительном посвящении речи не было. Важно другое. По словам Ладыженского, Богомолов еще весной 1919 года познакомил его с Карелиным. Во время этого свидания (при котором присутствовал и Солонович) Карелин высказал мысль, что при всеобщем упадке нравов «дальнейшую анархистскую работу нужно проводить через какой-либо Орден». Ладыженский сопоставил известные ему факты — слова Карелина, «черный цвет флага тамплиеров, напоминающий анархистский», «сказочки» (легенды), которые ему давал Богомолов, отсутствие «тайных знаний», — и, передавая следователю содержание своих разговоров с арестованными (в пересыльной камере Бутырской тюрьмы), заключил: «Из разговора с этими лицами я вынес полное убеждение, что организация Ордена тамплиеров является делом рук этих лиц и никакого существенного значения не имеет, кроме как средство для проповеди анархизма среди масс».Этот неутешительный для искателя чудес итог возвращает нас к вопросу о миссии Карелина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99