Величие и искупление
Франция стремится вновь олицетворять собой Европу; Германия надеется на искупление с помощью Европы. Эти различные мотивировки играют важную роль в объяснении и определении сущности альтернативных проектов Франции и Германии для Европы.Для Франции Европа является способом вернуть былое величие. Еще до начала второй мировой войны серьезные французские исследователи международных отношений были обеспокоены постепенным снижением центральной роли Европы в мировых делах. За несколько десятилетий холодной войны эта обеспокоенность превратилась в недовольство «англосаксонским» господством над Западом, не говоря уже о презрении к связанной с этим «американизации» западной культуры. Создание подлинной Европы, по словам Шарля де Голля, «от Атлантики до Урала» должно было исправить это прискорбное положение вещей. И поскольку во главе такой Европы стоял бы Париж, это в то же время вернуло бы Франции величие, которое, с точки зрения французов, по-прежнему является особым предназначением их нации.Для Германии приверженность Европе является основой национального искупления, в то время как тесная связь с Америкой необходима для ее безопасности. Следовательно, вариант более независимой от Америки Европы не может быть осуществлен. Германия придерживается формулы: «искупление + безопасность = Европа + Америка». Этой формулой определяются позиция и политика Германии; при этом Германия одновременно становится истинно добропорядочным гражданином Европы и основным европейским сторонником Америки.В своей горячей приверженности единой Европе Германия видит историческое очищение, возрождение морального и политического доверия к себе. Искупая свои грехи с помощью Европы, Германия восстанавливает свое величие, беря на себя миссию, которая не вызовет в Европе непроизвольного возмущения и страха. Если немцы будут стремиться к осуществлению национальных интересов Германии, они рискуют отдалиться от остальных европейцев; если немцы будут добиваться осуществления общеевропейских интересов, они заслужат поддержку и уважение Европы.Франция была верным, преданным и решительным союзником в отношении ключевых вопросов холодной войны. В решающие моменты она стояла плечом к плечу с Америкой. И во время двух блокад Берлина, и во время кубинского ракетного кризиса В советской литературе это событие известно под названием карибского кризиса. — Прим. ред.

не было никаких сомнений в непоколебимости Франции. Но поддержка, оказываемая Францией НАТО, в некоторой степени умерялась из-за желания Франции одновременно утвердить свою политическую самобытность и сохранить для себя существенную свободу действий, особенно в вопросах, относящихся к положению Франции в мире или к будущему Европы.Есть элемент навязчивого заблуждения в том, что французская политическая элита все еще считает Францию мировой державой. Когда премьер-министр Ален Жюпе, вторя своим предшественникам, заявил в мае 1995 года в Национальном собрании, что «Франция может и должна доказать свое призвание быть мировой державой», собравшиеся в невольном порыве разразились аплодисментами. Настойчивость Франции в отношении развития собственных средств ядерного устрашения в значительной степени мотивировалась точкой зрения, что таким образом Франция сможет расширить свободу действий и в то же время получить возможность влиять на жизненно важные решения Америки по вопросам безопасности западного альянса в целом. Франция стремилась повысить свой ядерный статус не в отношении Советского Союза, потому что французские средства ядерного устрашения оказывали в лучшем случае лишь незначительное влияние на советский военный потенциал. Вместо этого Париж считал, что свое собственное ядерное оружие позволит Франции сыграть роль в процессах принятия весьма опасных решений на высшем уровне во время холодной войны.По мнению французов, обладание ядерным оружием укрепило претензии Франции на статус мировой державы и на то, чтобы к ее голосу прислушивались во всем мире. Оно ощутимо усилило позицию Франции в качестве одного из пяти членов Совета Безопасности ООН, обладающих правом вето и являющихся ядерными державами. В представлении Франции британские средства ядерного устрашения были просто продолжением американских, особенно если учесть приверженность Великобритании к особым отношениям и ее отстраненность от усилий по созданию независимой Европы. (То, что ядерная программа Франции получила значительную тайную помощь США, не влечет за собой, как полагают французы, никаких последствий для стратегических расчетов Франции.) Французские средства ядерного устрашения также укрепили в представлении французов положение Франции как ведущей континентальной державы, единственного подлинно европейского государства, обладающего такими средствами.Честолюбивые замыслы Франции на мировой арене также проявились в ее решительных усилиях продолжать играть особую роль в области безопасности в большинстве франкоязычных стран Африки. Несмотря на потерю после долгой борьбы Вьетнама и Алжира и отказ от обширной территории, эта миссия по поддержанию безопасности, а также сохраняющийся контроль Франции над разбросанными тихоокеанскими островами (которые стали местом проведения Францией вызвавших много споров испытаний атомного оружия) укрепили убеждение французской элиты в том, что Франция действительно продолжает играть роль в мировых делах, хотя на самом деле после распада колониальной империи она по сути является европейской державой среднего ранга.Все вышесказанное подкрепляет и мотивирует претензии Франции на лидерство в Европе. Учитывая, что Великобритания самоустранилась и, в сущности, является придатком США, а Германия была разделенной на протяжении большей части холодной войны и еще полностью не оправилась от произошедших с ней в XX веке событий, Франция могла бы ухватиться за идею единой Европы, отождествить себя с ней и единолично использовать ее как совпадающую с представлением Франции о самой себе. Страна, которая первой изобрела идею суверенного государства-нации и возвела национализм в статус гражданской религии, тем самым совершенно естественно увидела в себе — с тем же эмоциональным пафосом, который когда-то вкладывался в понятие «la patrie» (Родина), — воплощение независимой, но единой Европы. Величие Европы во главе с Францией было бы тогда величием и самой Франции.Это особое призвание, порожденное глубоко укоренившимся чувством исторического предназначения и подкрепленное исключительной гордостью за свою культуру, имеет большой политический смысл. Главное геополитическое пространство, на котором Франция должна была поддерживать свое влияние — или, по крайней мере, не допускать господства более сильного государства, — может быть изображено на карте в форме полукруга. Оно включает в себя Иберийский полуостров, северное побережье Западного Средиземноморья и Германию до Центрально-Восточной Европы (см. карту XI). Это не только минимальный радиус безопасности Франции, это также основная зона ее политических интересов. Только при гарантированной поддержке южных государств и Германии может эффективно выполняться задача построения единой и независимой Европы во главе с Францией. И очевидно, что в этом геополитическом пространстве труднее всего будет управляться с набирающей силу Германией.

Зоны французских и германских геополитических интересов Карта XI
С точки зрения Франции, главная задача по созданию единой и независимой Европы может быть решена путем объединения Европы под руководством Франции одновременно с постепенным сокращением главенства Америки на Европейском континенте. Но если Франция хочет формировать будущее Европы, ей нужно и привлекать, и сдерживать Германию, стараясь в то же время постепенно ограничивать политическое лидерство Вашингтона в европейских делах. В результате перед Францией стоят две главные политические дилеммы двойного содержания: как сохранить участие Америки — которое Франция все еще считает необходимым — в поддержании безопасности в Европе, при этом неуклонно сокращая американское присутствие, и как сохранить франко-германское сотрудничество в качестве политико-экономического механизма объединения Европы, не допуская при этом занятия Германией лидирующей позиции в Европе.Если бы Франция действительно была мировой державой, ей было бы несложно разрешить эти дилеммы в ходе выполнения своей главной задачи. Ни одно из других европейских государств, кроме Германии, не обладает такими амбициями и таким сознанием своего предназначения. Возможно, даже Германия согласилась бы с ведущей ролью Франции в объединенной, но независимой (от Америки) Европе, но только в том случае, если бы она чувствовала, что Франция на самом деле является мировой державой и может тем самым обеспечить для Европы безопасность, которую не может дать Германия, зато дает Америка.Однако Германия знает реальные пределы французской мощи. Франция намного слабее Германии в экономическом плане, тогда как ее военная машина (как показала война в Персидском заливе в 1991 г.) не отличается высокой компетентностью. Она вполне годится для подавления внутренних переворотов в африканских государствах-сателлитах, но не способна ни защитить Европу, ни распространить свое влияние далеко за пределы Европы. Франция — европейская держава среднего ранга, не более и не менее. Поэтому для построения единой Европы Германия готова поддерживать самолюбие Франции, но для обеспечения подлинной безопасности в Европе Германия не хочет слепо следовать за Францией. Германия продолжает настаивать на том, что центральную роль в европейской безопасности должна играть Америка.Эта реальность, крайне неприятная для самоуважения Франции, проявилась более четко после объединения Германии. До этого франко-германское примирение выглядело как политическое лидерство Франции с удобной опорой на динамичную экономику Германии. Такое понимание устраивало обе стороны. Оно приглушало традиционные для Европы опасения в отношении Германии, а также укрепляло и удовлетворяло иллюзии Франции, создавая впечатление, что во главе европейского строительства стоит Франция, которую поддерживает динамичная в экономическом плане Западная Германия.Франко-германское примирение, даже несмотря на неправильное его истолкование, стало, тем не менее, положительным событием в жизни Европы, и его значение трудно переоценить. Оно обеспечило создание прочной основы для успехов, достигнутых на настоящий момент в трудном процессе объединения Европы. Таким образом, оно также полностью совпало с американскими интересами и соответствовало давнишней приверженности Америки продвижению многостороннего сотрудничества в Европе. Прекращение франко-германского сотрудничества было бы роковой неудачей для Европы и катастрофой для позиций Америки в Европе.Молчаливая поддержка Америки позволила Франции и Германии продвигать вперед процесс объединения Европы. Воссоединение Германии, кроме того, усилило стремление Франции заключить Германию в жесткие европейские рамки. Таким образом, 6 декабря 1990 г. французский президент и немецкий канцлер объявили о своей приверженности созданию федеральной Европы, а десять дней спустя Римская межправительственная конференция по политическому союзу дала — несмотря на оговорки Великобритании — четкое указание 12 министрам иностранных дел стран Европейского сообщества подготовить проект договора о политическом союзе.Однако объединение Германии также резко изменило характер европейской политики. Оно стало геополитическим поражением одновременно и для России, и для Франции. Объединенная Германия не только перестала быть младшим политическим партнером Франции, но и автоматически превратилась в бесспорно важнейшую державу в Западной Европе и даже в некотором отношении в мировую державу, особенно через крупные финансовые вклады в поддержку ключевых международных институтов. Например, в процентном отношении к общему бюджету на долю Германии приходится 28,5% бюджета Европейского Союза, 22,8% бюджета НАТО, 8,93% бюджета ООН; кроме того, Германия является крупнейшим акционером Мирового банка и ЕБРР (Европейского банка реконструкции и развития).

Новая реальность вызвала некоторое взаимное разочарование в отношениях Франции и Германии, потому что Германия получила возможность и проявила желание формулировать и открыто воплощать свое видение будущего Европы по-прежнему в качестве партнера Франции, но больше не в качестве ее протеже.Для Франции сокращение политического влияния вызвало несколько политических последствий. Франции нужно было каким-то образом вновь добиться большего влияния в НАТО (от участия в которой она в значительной степени воздерживалась в знак протеста против господства США), в то же время компенсируя свою относительную слабость более масштабными дипломатическими маневрами. Возвращение в НАТО могло бы позволить Франции оказывать большее влияние на Америку; имеющие место время от времени заигрывания с Москвой или Лондоном могли бы вызвать давление извне как на Америку, так и на Германию.В результате этого, следуя скорее своей политике маневра, а не вызова, Франция вернулась в командную структуру НАТО. К 1994 году Франция снова стала фактическим активным участником процессов принятия решений в политической и военной сфере; к концу 1995 года министры иностранных дел и обороны Франции вновь стали регулярно присутствовать на заседаниях НАТО. Но небескорыстно: став полноправными членами альянса, они вновь заявили о своей решимости реформировать его структуру, чтобы добиться большего равновесия между его американским руководством и европейскими участниками. Они хотели, чтобы коллективный европейский элемент занимал более активную позицию и играл более значительную роль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36