Сантехника в кредит 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Мартин мне рассказал.
На глазах у Энни его плечи — крепкие, мускулистые — расслабились. Ей вдруг показалось, что Джеймсу Маккинли не меньше лет, чем было её отцу. Она невольно прикинула, сколько ему могло быть двадцать лет назад.
— Но — зачем? — спросил он.
— Я хочу знать правду о своем отце, — ответила Энни. — Хочу знать, что с ним случилось на самом деле.
Несколько мгновений Маккинли молчал, пристально глядя на нее. Потом сказал:
— Он умер, Энни. Разве ты забыла? Он выпил лишнего, свалился с этой проклятой лестницы и сломал шею.
— Я в эту сказку не верю!
— Но ведь сделали вскрытие. Если у тебя хватит мужества, можешь прочитать…
— Я читала. И все равно не верю. Они сознательно водят меня за нос. Пытаются замести следы.
Маккинли вновь приумолк.
— А что, на твой взгляд, могло случиться? — спросил он наконец.
— Мне кажется, что его убили, — ответила Энни, собравшись с духом. — Причем преднамеренно.
Мрак сгущался, лунный свет уже с трудом пробивался к ним сквозь густую листву. Лицо Маккинли было в тени, и Энни не видела его выражения. Только темные глаза поблескивали.
— И что ты от меня хочешь? — спросил он.
Он не стал ничего отрицать, и на какой-то миг Энни сделалось жутко.
— Вы были его другом, — прошептала она, холодея от ужаса. — Неужели вы не хотите выяснить правду? Неужели не хотите отомстить за него?
— Не очень.
Энни вскинула голову. Такого ответа она не ожидала.
— А вот я хочу! — запальчиво воскликнула она. — И займусь этим сама, если вы мне не поможете. Я должна раскрыть тайну смерти отца, и добьюсь этого, чего бы это мне ни стоило. И я больше не позволю им делать из меня безмозглую дурочку!
Маккинли не шелохнулся. Энни вдруг стало не по себе. По спине поползли мурашки. Она только сейчас впервые осознала, что ей грозит опасность. Страшная опасность.
Оглянуться она не смела — это стало бы признанием её страха. Вместо этого она продолжала стоять, вытянувшись в струнку; Маккинли был так близко, что в ноздри её проникал терпкий и кисловатый запах его пота, смешанного с перегаром. Напряжение, казалось, густой пеленой повисло в воздухе. И исходило оно от Маккинли, от его мощного тела и звериного естества.
И вдруг это ощущение словно рукой сняло.
— Хорошо, — спокойно сказал он и осторожно подхватил её под локоть. — Заходи в дом. Поговорим по душам.
От неожиданности Энни вздрогнула, но тут же овладела собой.
— Означает ли это, что вы все-таки согласны мне помочь? — спросила она.
— Это означает, — ответил он сочным баритоном, в котором угадывался легкий техасский акцент, — что ты расскажешь мне все, что тебе известно, поделишься своими подозрениями, и вот тогда мы вместе подумаем, как со всем этим быть.
Маккинли толкнул дверь, вошел в темное нутро лачуги, и Энни ничего не оставалось, как последовать за ним. И вновь она с трудом подавила безумное и непонятное желание оглянуться.
Маккинли щелкнул выключателем, и вспыхнул неяркий свет. Энни с любопытством осмотрелась. Тесная каморка показалась ей напрочь лишенной хоть какого-либо уюта. Обшарпанная, кособокая мебель. Нагромождение немытых тарелок и мисок на столе.
Энни устремила на Маккинли задумчивый взгляд.
— Почему вы живете здесь? — спросила она. — В таком… совершенно неподходящем для вас месте.
Губы его едва уловимо скривились в улыбке. От этой улыбки по коже Энни пробежал морозец.
— Разве ты знаешь меня настолько хорошо? — глухо спросил Маккинли.
— Я вас всю жизнь знаю, — неловко выдавила Энни.
— Сколько мне лет?
Энни растерянно заморгала.
— Вы, наверное, слишком много выпили.
— Я не об этом тебя спросил. Кстати, говоря, выпил я ещё недостаточно. — С этими словами он придвинул к столу спинкой вперед колченогий стул, молча оседлал его, раздвинув ноги, и наполнил стакан текилой. — Нужно, пожалуй, восполнить этот пробел.
Наполнив прозрачной жидкостью и второй стакан, Маккинли придвинул его Энни.
— Вот, выпей.
— Я не пью.
— Сегодня — пьешь, — отрезал он. — Ну, так сколько же мне лет, по-твоему?
Энни взяла стакан и робко пригубила. Текилу она терпеть не могла, от одного запаха её воротило.
— Мне казалось, что вы немного моложе папы, — неуверенно выдавила она.
— Твой отец скончался в возрасте шестидесяти трех лет.
— Это я и сама знаю, — досадливо проворчала Энни. И, незаметно для себя, отпила ещё глоток.
— Сядь, Энни, и скажи, сколько мне лет.
— Не так много, как я думала, — пробормотала она, словно оправдываясь. — Возможно, около пятидесяти.
— Возможно, — хрипло сказал Маккинли. — Но почему ты все-таки думаешь, что смерть твоего отца не была результатом несчастного случая?
— Чутье.
— О господи! — шумно вздохнул Маккинли. — Только не говори мне про женскую интуицию, детка. Если это все, что у тебя есть, то ты понапрасну отнимаешь у меня время.
— Своей интуиции я доверяла всегда, — уязвленно возразила Энни. — И Уин говорил, что на неё можно положиться.
— Да, разумеется, — горько усмехнулся Маккинли, залпом осушая стакан. — Непогрешимая и безошибочная.
— Но это не все, — добавила Энни.
Напряжение в тесной комнатенке мгновенно сделалось густым и осязаемым.
— Из нашего дома кое-что пропало. Я, правда, хватилась этого совсем недавно, но точно помню, что перед смертью папы она ещё там была. А вот неделю назад, когда я приехала из Бостона, она уже исчезла…
— Что это было, Энни? Говори же, черт возьми!
— Картина. Даже скорее — офорт. Она была у папы совсем недолго, но он относился к ней очень бережно. Хранил как зеницу ока. Говорил, что она ему дорога как память.
— Твой отец не был сентиментальным человеком. Что изображено на этой картине?
— Какой-то ирландский святой. Мне это было непонятно, но папа поместил офорт в серебряную раму и несколько раз повторял, что в ней заключена тайна мироздания.
— Неужели? — Джеймс нахмурился. — И ты считаешь, что офорт с изображением неведомого святого старца имеет какое-то отношение к смерти твоего отца?
— Не прошло и недели после его смерти, как картина пропала! — с пылом заявила Энни.
— Ты начиталась детективных романов, — промолвил Маккинли. — Трагическая смерть и пропавшая картина вовсе не свидетельствуют о существовании какого-то заговора.
Он отвернулся. Движения его были несколько замедленными и подчеркнутыми, как у подвыпившего человека, который старательно пытался казаться трезвым.
— С каких пор вы пристрастились к спиртному? — неожиданно резко спросила Энни. — Раньше вы такого себе не позволяли.
— Со второго апреля.
Слова его, казалось, застыли в воздухе. Второго апреля погиб отец Энни.
Она встала, обогнула стол и, не думая, что делает, опустилась на колени перед Маккинли.
— Вы ведь его любили, — промолвила она. — Столь же сильно, как и я. Нет, не можем мы это так оставить. Не имеем права. Ведь его убили, и мы обязаны выяснить — кто и почему. Если вы не поможете мне, я займусь этим сама. Но ведь вы поможете мне, правда?
Маккинли улыбнулся в ответ. Ободряюще, как сам понадеялся. Но Энни легче не стало. Сидящий перед ней мужчина был ей совершенно незнаком — она вглядывалась в его небритое лицо, в глаза, мутноватые от выпитой текилы, и тщетно пыталась увидеть за этой завесой прежнего Маккинли, того надежного и близкого человека, которого знала прежде. Нет, не мог он кануть в Лету — он находился где-то рядом, буквально в двух шагах, только нужно было найти его.
— Что ж, Энни, я тебе помогу, — еле слышно промолвил он. — И ты получишь ответы на мучающие тебя вопросы. Правда, я совсем не уверен, понравятся ли они тебе.
— Понравятся или нет — значения не имеет, — задиристо произнесла Энни. — Но одно я знаю наверняка: я не остановлюсь, пока не узнаю правды.
Маккинли задумчиво посмотрел на нее. Глаза его странно блеснули.
— Да, ты точно не остановишься, Энни, — с неожиданной мягкостью в голосе произнес он. — И мне очень жаль, что это так.
Что же ему с ней делать? Энни по-прежнему стояла перед ним на коленях, юная, благоухающая и невинная. И — наивная. И ещё — преисполненная веры и надежды.
«…вы немного моложе папы». Дьявольщина! А ведь ему всего ещё тридцать девять. Да, похоже, он перестарался.
Энни права — она и впрямь знала его всю жизнь. Ей было всего семь, когда недавний выпускник колледжа Джеймс Маккинли, только что овдовев, вошел в её жизнь. Беззаветно готовый идти за Уинстоном Сазерлендом хоть на край света, готовый без колебаний сложить за него голову. Готовый на что угодно, лишь бы искупить грехи, тяжким бременем легшие на его совесть. И это напряженное, полное риска и смертельных опасностей существование он вел уже свыше двадцати лет. Оно давно стало его второй натурой.
Джеймс знало, что Энни умна. Еще он знал, что она дьявольски упорна и упряма до одержимости. Нет, от своего решения она не отступится. И не остановится ни перед чем, пока не узнает правду. Пока не выведет всех на чистую воду. А ведь всей правды не знал и сам Джеймс.
Пока Уин оставался жив, он был в состоянии её защитить. Уин был настоящий мастер своего дела — никто не мог с таким блеском, как он, нанизывать на ниточку бусинки лжи, способные запутать, сбить с толку и уверить в чем угодно самого неисправимого скептика. И Уин умело пользовался безграничной любовью и доверчивостью дочери. Ей бы никогда даже в голову не пришло, что отец её — милый, славный и добродушный «чинуша» — совсем не тот, за кого себя выдает.
Но теперь, когда Уина уже не было в живых, пудрить ей мозги больше было некому. А умом Энни пошла в своего отца, хотя и использовала свой интеллект в совершенно иной области. Джеймс понимал: пройдет совсем немного времени, и Энни начнет плодить вокруг себя врагов. Влиятельных и опасных, таких, которые ни перед чем не остановятся.
Впрочем, напомнил он себе — это не его забота. Его песенка уже давно спета, и какое ему дело до того, что Энни Сазерленд пополнит длинный список их жертв?
Ему было также глубоко наплевать, если Энни удастся вывести эту банду на чистую воду. Сорвать завесу тайны с дьявольского заговора. Ему до смерти надоели игрища в хороших и дурных парней, осточертело сражаться за «правое» дело. Большую часть своей жизни он — вечная пешка в чужой игре — потратил, верша очередное возмездие.
Джеймс потупил взор и снова посмотрел на коленопреклоненную Энни. Она, конечно, и представить не могла, сколь страшные и противоречивые мысли бродят сейчас в его мозгу, затуманенном текилой.
Нет, такие мысли не заглушит никакая текила! Он кинул взгляд на хрупкую беззащитную шею девушки, и вдруг попытался представить, сколько усилий нужно приложить, чтобы сломать её. Нисколько! Один небрежный поворот запястья — и Энни со своими смертельно опасными вопросами канет в небытие…
Нет, красавицей Энни не назовешь — Уин об этом позаботился. Распущенные светлые волосы, незатейливая одежда, почти полное отсутствие косметики. Она могла бы стать настоящей красоткой, но Уинстон всегда славился умением манипулировать людьми. Ему нужна была дочь умеренно привлекательная, умная и не пытающаяся совать нос в его дела. Ослепительная красота неизбежно привлекает внимание, поэтому тонкие черты лица Энни всегда скрывались за длинными волосами, а самоуничижительная манера поведения, которую сама Энни даже не осознавала, столь же эффективно камуфлировали её внешность, как и защитная маскарадная личина, которую нацепил на себя Маккинли.
Глядя на молодую женщину, он вдруг попытался представить, как бы она отреагировала, нагнись он сейчас к ней и притяни её голову к своей ширинке.
Нет, с грустью подумал он, она, наверное, ещё не понимает, какая властная сила кроется в её губах. Уин на совесть постарался, чтобы разогнать молодых людей, которые обращали внимание на его кровинушку. Лишь самых невинных и кротких агнцев оставлял. И лишь Мартину, которого он отобрал самолично, дозволялось пробыть рядом с Энни какое-то осязаемое время. Джеймс не знал точно, сам ли Уин в итоге приложил руку, чтобы разрушить их брак, либо тот угас и скончался естественным образом. Но тут же, в очередной раз, он напомнил себе, что ему на все это наплевать.
Нет, не станет он пока её трогать, сказал он себе. Время покажет, что с ней делать. Торопиться ему было некуда. Никому не под силу незамеченным подкрасться к его убежищу, а все предыдущие попытки кончались для его врагов плачевно. Конечно, присутствие Энни теперь повысит ставки в их и без того дорогой игре. Интересно, почему они позволили ей пробраться к нему? Может, Мартин сумел скрыть истинные цели её поездки? Нет, вряд ли. По крайней мере, полагаться на это не стоит.
— А почему, кстати, ты не обратилась за помощью к Мартину? — спросил он внезапно. — Или твой бывший муженек дал тебе от ворот поворот?
— Мне нужны вы, — просто сказала Энни.
Слова эти повисли меж ними невидимой завесой. С пьяным изумлением Джеймс следил, как щеки Энни медленно заливаются густым румянцем. Наконец, до самых кончиков ушей, все её лицо заполыхало пунцовым огнем.
Джеймс внезапно ощутил накатившую усталость.
— Энни, — глухо промолвил он. — Отправляйся-ка спать.
Она недоуменно осмотрелась по сторонам.
— Куда?
— Наверху есть кровать, — сказал Джеймс. — Устроишься там. Я сегодня слишком много выпил, чтобы всерьез с тобой разговаривать. Утром поговорим.
— Означает ли это, что вы согласны помочь мне?
Джеймс встал, взял её за руку и помог подняться. Худощавая и стройная, в измятом белом костюмчике, Энни все ещё источала приятно возбуждающий, какой-то дразнящий аромат. Нет, будь на то его воля, он подобрал бы для неё другие духи.
— Не исключено, — промолвил он. — А пока топай наверх и не буди во мне зверя.
И вот тогда она улыбнулась. Господи, а ведь он совершенно забыл, как улыбалась Энни Сазерленд. Давно, слишком давно, он не видел её улыбки, и уж тем более улыбки, которая предназначалась ему одному.
— Я знала, что могу на вас положиться, — проворковала Энни. И, легонько чмокнув его в щеку, отступила. Грациозно и проворно, прежде чем он успел пьяно потянуться, сграбастать её и заключить в медвежьи объятия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37


А-П

П-Я