— Рожать, Аннушка, — это весело. Лежишь и гадаешь — а какой он, твой ребенок, с какими волосами, на кого похож? И ждешь, чтобы поскорее родился… А с ним такая радость… Вот она, Анина радость…— Я не могу здесь лежать! — попыталась объяснить Аня врачу.Та недоумевающе глянула на нее, пытаясь понять:— Это почему же?.. Мест в палатах нет! Тогда Аня позвонила матери и закатила истерику. Мать немедленно забрала ее под расписку.— Надо было рожать в платном роддоме! — сокрушался отец.Хотя в следующий раз им не помог и платный… Только содрали бешеные деньги.— Врачи всегда рожают отвратительно! — заявили Ане в роддоме.— Я еще не врач, — прошептала она.— Все равно… Вы же им станете!..Юрий встретил Аню спокойно, постаравшись сделать вид, будто ничего особенного не произошло.Они оба учились. Он — в строительном, Аня — в медицинской академии.Часто звонила Оля, спрашивала, как жизнь. Но Аня на все реагировала плохо, тупо, безразлично… И только часто вспоминала, какие нежные и тонкие были у ее первой девочки волосики на макушке… Прямо неживые…После смерти первой дочки она поняла, насколько все хрупко и непрочно. Ей исполнилось всего-навсего восемнадцать лет…«Ты еще не попадала ни в какие изломы. Они впереди», — сказал когда-то Юрий…Иногда Аня думала, что потеряла девочку по вине врачей. Они без конца просили денег и подарков, иначе — угрожали. Вымогали и в женской консультации, и в поликлинике, и в роддоме…— Мы вам сделали самое лучшее обследование, и никакой благодарности! — изумленно возмущалась врач в женской консультации.— Ну что вы! — воскликнула простодушная Аня. — Я вам так благодарна!И позже поняла, что доктор имела в виду совсем другую благодарность…Раньше она просто плевала на это, не обращала внимания, даже матери ничего не рассказывала, а Теперь призадумалась…В роддоме просто клали деньги врачам в карманы халатов. Ловкие доктора для этого предусмотрительно поворачивались слегка оттопыренными карманами к своим пациенткам… И все об этом знали…Почему мать не научила Аньку таким простым вещам?Но Евгения Александровна категорически долго отвергала даже саму возможность подобных товарно-денежных отношений.— Это грязно и низко! — возмущенно заявляла она.— Ты всегда была и осталась неисправимой идеалисткой! — посмеивался отец. — Рынок не про тебя! Ты просто создана для коммунистического общества! Но оно закончилось, Женечка, даже не успев толком начаться. Поэтому тебе надо перестраиваться. Пора!— Мать перестраиваться упрямо не желала. И Анюта без ее помощи постигла, что людей стоит остерегаться. Если окажется негодяй — не Но ей тогда придется брать академический!.. — не сдавался Юрий.— Пусть берет! — махнула рукой теща. — Лишь бы родила…Но умерла и вторая девочка, появившаяся на свет через год… Первой удалось прожить на земле всего сутки, а второй чуточку больше — две недели. Тогда даже появилась надежда…Потом жизнь превратилась в настоящий ад… Разве Аня и Юрий могли когда-нибудь предположить такое?.. Никто никогда не думает о плохом. Может, надо бы?..Врачи развели руками и сказали странную вещь выживет только мальчик.Юрий за прошедшие годы очень изменился, возмужал. Пропала мягкость линий юношеского, полудетского лица, пушок на подбородке превратился в жесткую щетину. Черты лица стали четкими, слегка резковатыми и обозначили настоящий характер, словно из наброска получился оконченный портрет. Голос зазвучал басовито.А Анюта задумала рожать в третий раз…Больная, грустно думал Юрий.Хочу ребенка, тосковала Аня.— Нюта… — начал очередной разговор Юрий.— Будет мальчик! — категорически пресекла она его. — Потому что я видела сегодня сон… Очень странный… И жуткий.Как надоели ее сны, тоскливо подумал Юрка. Вот шляхта упрямая…— Будто я просыпаюсь в какой-то квартире с двумя дверями. Звонок. Иду к дверям, открываю первую, смотрю в глазок второй… На площадке стоит мальчик лет девяти. Худенький такой, бледный, в очках… Я спрашиваю, зачем и к кому. А он молчит. Потом идет к квартире напротив, звонит туда, а потом к квартире рядом. Ему нигде не открывают. Тогда он возвращается к моим дверям… И вдруг вижу… — Аня на секунду замолчала, — что первой двери, за моей спиной, уже нет. Мальчик провел руками — и она исчезла… Осталась только та, за которой я стою, и мальчик что-то с ней делает, и она тоже вот-вот исчезнет… И тогда он войдет… И мне страшно-страшно… А потом я проснулась… Это о чем, как ты думаешь?Юрий с досадой пожал плечами.— На редкость дурацкий жест, — прокомментировала Аня. — Просто у нас будет мальчик! Который должен войти… А ты эгоист!— Допустим, — согласился Юрий. — А ты?— Я думаю не о себе, в отличие от тебя, а о ребенке! — возмутилась Аня.— Нюся, что ты несешь? Ты думаешь как раз о себе. Ты, именно ты хочешь иметь ребенка — и все! На остальных тебе наплевать…— Да, наплевать! — признала правду Аня. — Я не могу тебе ничего объяснить…И Юрий смирился в очередной раз. У Анюты были такие глаза, что им подчинился бы каждый… * * * Как же она его ждала, этого мальчика!.. Даже боялась верить УЗИ, когда ей сказали, что третьим будет парень… Но он родился, и завопил, и сломал радостью всю их жизнь… Да, сначала только радостью…Какая она всегда коротенькая, эта радость, как ни старайся ее продлить… И каким долгим оказывается любое несчастье…— Тише, он спит…— Господи, да не шуми ты так! Что орешь? Ты его разбудишь!— Тише, не топай, как лошадь! Он может проснуться!Тише, тише, тише…Это навязчивое, отвратительное слово стало преследовать Юрия. Давить на него, мучить, как болезнь, как страшные мысли о неотвратимости конца, смерти близких, войне… Хотелось все сделать наоборот: громче, громче, громче!.. Засмеяться во весь . голос, прямо-таки заржать как лошадь, включить на всю гашетку магнитолу… Но нельзя. Он понимал, что этого нельзя делать — малыш спит. Долгожданный, такой необходимый им обоим теплый малыш. Почему же все сразу в доме пошло наперекосяк, не так, как хотелось и мечталось?..Синха по жесткому требованию Анюты безропотно забрал отец. Метод воспитания дочери у великого физика заключался в одной любимой фразе Маршака: «А то, чего требует дочка, должно быть исполнено. Точка!»Евгения Александровна заскучала без собаки, но понимала, что иначе нельзя. С Аней стало опасно спорить. Без Синха мать грустила и вечерами упоенно слушала на кухне радио.Аня с интересом наблюдала за матерью, а потом, наконец, спросила:— Ты кого это с таким наслаждением слушаешь? Джо Дассена или Иглесиаса?— А программу этого лохматого, у которого никогда нет денег на парикмахера! — объяснила мать.Она слушала любимое «Эхо Москвы».Анька присела в кресло и без всякого интереса выслушала вечерние новости. Снова где-то что-то взлетело на воздух — ни дня без взрыва! В кого-то стреляли популярные нынче «маски-шоу», планета содрогалась от возмущения и ужаса, а Небо заливало грешную землю страшными стенобитными ливнями, напоминающими потопы, — словно расстреливало. * * * Жизнь изменилась, а Юрий все не понимал, что так оно и должно быть. Он просто еще не знал, что такое дети и как непросто они приходят в этот мир, начиная сразу диктовать свои условия. Этот диктат неизбежен, и его нужно принять, иначе жить станет невозможно.Но он не понял и не принял. Почему? Ведь когда-то хотел ребенка… Что случилось? Где и когда он перестал жить с Анютой одной жизнью и думать одними мыслями?В семье такая одинаковость непреложна. Он не сознавал этого. И панически боялся крохотных пищащих комочков. И не собирался что-либо менять из-за них в своей жизни. Зачем?Но они сами изменили его и Анюты жизнь. * * * Их мир четко разделился на два. На два чужих и почти уже враждебных друг другу мира. Аня словно куда-то ушла от Юрия, оставаясь рядом, в одной комнате. Стала занятой — с ней уже больше нельзя было никуда ездить, как он любил раньше…Они садились в машину, подаренную Юрию матерью, — свободные, счастливые, не связанные ничем — и мчались к его приятелям в гости, или в ЦДЛ на вечер, или в Дом киноактера, или в Дом композиторов… Всегда находилась элитная тусовка, куда они запросто проникали и где весело проводили время.Часто наведывались в дом и друзья Юрия по институту, порой оставались ночевать на надувном матрасе и просто на полу. Воробей всегда и всюду легко заводил знакомых. Лишних диванов в доме не имелось, но никто из Юркиных приятелей на них и не претендовал, все без капризов.Теперь пригласить никого стало нельзя.— Тише, он спит!..Монотонный, уже ставший привычным рефрен их новой жизни, которую они так ждали…Аня стремилась за мужем в его тусовки, но поделать ничего не могла. Она оказалась в своеобразном капкане. Малыш приковал ее к себе сильнее всяких цепей и любви к Юрию.Она стала окрысиваться на мужа все чаще. Устраивала сцены по поводу друзей, ночующих на полу по старой памяти. И наконец, вышибла всех вон, заявив, что в доме, где грудной ребенок, ночевать чужим людям не пристало. И вообще пора бы и честь знать…— Обана… — пробурчал Юрий. — Дело твое… Только и я уйду вместе с ними…Когда они вышли, Аня, сунув в руки матери спящего малыша, бросилась за Юрием. И выскочила под снег в тапочках и в халате…— Юрастый! — крикнула она и замолчала.— Слушай, Юр, нехорошо…— — пробормотал один из приятелей. — Ты бы вернулся…Юрка вернулся.Но Анютина жизнь уже четко разбилась на три части, как три действия в пьесе: школа, жизнь с Юрием и настоящая. И Аня почему-то упорно думала о четвертой…— Есть женщины, ожидающие любимого, и женщины, которых ждут, — шутил отец. — Других я не встречал. А все мужья, в свою очередь, тоже делятся на две категории — на привыкающих к женам и на отвыкающих от них.Незаметно для Анюты Юрий перешел во вторую. Вечерами куда-то уезжал без нее, возвращался поздно, мельком интересовался малышом…Днем работал, а звонить домой не любил.— Я не телефонный человек, — повторял он. «А как часто ты мне звонил в одиннадцатом классе!..» — печально думала Аня. Как все изменилось…Она постепенно стала понимать, что осталась почти одна. То есть с ребенком и матерью. И пока еще со штампом в паспорте.Хотя для нее сейчас, как для многих женщин, сознание, что она замужем, казалось куда важнее, чем само замужество. А искать любви в муже — черпать воду в луже. Так говорит народ. А уж он неплохо знает эту непростую жизнь. * * * С самого начала Юрий стал ревновать Анюту.Он ловил себя на этой совершенно дурацкой, страшной, непредсказуемой ревности, мучился ею и от безысходности, но никак не мог с собой справиться. Она оказалась куда сильнее — мучительная ревность к собственному ребенку…Юрий жалел Аню, старался понять ее и… не понимал. Собственные боль и обида оказались сильнее и могущественнее.Вначале он пытался помогать жене. Особенно ему нравилось купать малыша. Первый страх удалось, наконец, преодолеть.— Осторожнее, — непрерывно повторяла Аня. — Осторожнее…Ему надоели предупреждения. Она одна все умеет и все делает идеально!..— Что ты трешь ребенка, будто он деревянный Буратино! — наконец, психанул Юрий. — Разве может новорожденный быть таким грязным?Он глянул на спинку малыша и оцепенел — чуть пониже правой лопатки остался след маленькой детской руки…— Не может быть… — прошептал Юрий.Брат еще раз напомнил в себе… И Юрий попробовал прислушаться к голосу родного человека.Юрка часто и довольно давно пытался выяснить, разобраться, определить, где он, а где — брат Услышать его слова. Попросить у него помощи и совета. Но мнения брата слишком часто расходились с Юркиными, и он справедливо решил, что раздвоение — штука опасная и верный путь к шизофрении. Да и так ли уж нужны ему двойники? У него своя голова на плечах. И довольно толковая.В тот самый первый раз с Аней, у нее в квартире, когда она сама его к себе заманила, он был поражен ее фигурой.— Обана… С тебя бы скульптурки лепить для Пушкинского музея… — восхищенно пробормотал он.— Да?.. — Аня глянула в зеркало с большим удовольствием. — Увы, личный Роден мне до сих пор не встретился… И Микеланджело на мою долю тоже пока не нашлось… И теперь уже вряд ли найдется, раз мне повстречался ты…— У тебя не грудь, а сосочки… — разнеженно пробормотал он. — Худыха… И все равно секс-бомба… В чем тут фишка, не понимаю… Очень могучий зов…— А что это за странный след у тебя на спине? Похожий на детскую руку… — прошептала она в ответ.— Брат о себе память оставил. Близнец… Нас было двое. Но он умер еще в роддоме. А я выжил… Да еще вырос таким огромным. Редкий случай в природе. Повезло…— Ну да? — заинтересовалась Аня. — Смотри-ка. . Двойник… Это символично. Значит, ты живешь за двоих? Один день — ты, а другой — брат. И как же вы с ним делитесь? И когда я буду с тобой, а когда— с ним?Юрий задумчиво молчал. Эта мысль не приходила ему в голову.— Это философские вопросы — о двойной жизни. Мне их сразу запросто не решить. Как-нибудь попозже…Но и позже на них не хватало времени. * * * Постоянно ходить на цыпочках Юрий не мог. И вообще его тяготила вечная тишина в квартире, пеленки повсюду, бесконечное кипячение молока… Он понял, что так жить не в состоянии. Только вырываясь из дома, как из тюрьмы, Юрий начинал жить по-настоящему, чувствовать себя счастливым и раскованным, свободным и бесконтрольным. Он становился человеком… И все чаще забывал о тех, кого оставил за дверью квартиры.Напрасно брат твердил ему, что неправильно это, мол, Юрка должен пересмотреть свою жизнь… Юрка махнул на него рукой. Хватит! К чему эти завихрения? Да, двойняшки — это как бы один человек, разделившийся на двоих… Но если выпало жить лишь одному… Он и будет жить, как умеет.Раньше Юрка слушался брата больше. Тот диктовал Юрке спокойное поведение, учил выдержке, просил больше любить мать… Он учил прощению и миролюбию, доброте и нежности… Но сейчас с Юрием что-то случилось. И он плюнул на все эти глупости и свои собственные закидоны юности. И брат понемногу умолк…Но маленькая ручка на спине Юриного сына… , Что это значит?!Ему стало не по себе. А впрочем, мало ли в жизни совпадений?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40