Все-таки ты на редкость спокойная, даже бояться не умеешь. Завидую я тебе, непробиваемая ты! Но живешь неправильно. Вот…— Да ты сама все время прыгаешь, а меня поучаешь! — не удержалась Оля.—Я прыгаю на одном месте! И далеко ни от кого не отбегаю, — отрезала Анюта. — А ты вроде кузнечика! Странное сочетание с твоей тишиной… Какое-то тут есть противоречие… Хотя оно есть у всех нас, наверное…И Аня задумалась.Оля в эти философские загогулины не вникала. Ей было не до того. Она, конечно, побаивалась новизны. Но заставила страх, как и любовь, существовать отдельно от нее, не захватывая целиком, не терзая и не мучая. Ольга просто честно признавалась себе: «Да, я боюсь! Боюсь завтрашнего дня, людей, себя… Ну и что?» И флегматично перелистывала страницы своей жизни дальше, холодно рассматривая собственные чувства и настроения со стороны, взглядом постороннего бесстрастного наблюдателя. Оля теперь никакими эмоциями старалась не проникаться и глубоко в душу их не допускать. Пыталась от них спрятаться, чтобы ненароком снова не сделать себе больно. Они сами по себе, она — сама по себе, совершенно отдельно. Чувствам больше не доверяла, они вообще чересчур абстрактны и спорны. Отныне Ольга признавала и Ценила лишь действия и поступки, то есть реальность, а все, что таилось и пряталось в ее тени, обусловливало и направляло — все это оставалось для Ольги надуманным и мало значащим. И если бы не Игорь…Оля сознавала, что не права, но ничего не могла с собой поделать. Она как бы подчинилась продиктованным писателем условиям, приняла их… выбора у нее не оставалось. Но Ольга не отнеслась к ним с душой и даже не знала, зачем ей нужны такие отношения. Совершенно лишние… Просто это оказалось единственным способом удержать писателя. А ей хотелось его удержать. Но зачем? Ольга плохо понимала его, они оставались по-прежнему далекими друг от друга, даже вроде бы став близкими. Дальнейшее казалось Оле смутным, темным, а иногда на редкость тоскливым. Старший друг, несмотря ни на что, был повыше интеллектом и совершенно непонятен. Она старательно пробовала понять и дорасти. Ничего не получалось. Оля с болью догадывалась, что в основе любой близости — сердце, а не постель. Она начала не с того, с чего надо было…«Почему я такая? — иногда задумывалась Оля. — А какая — такая? Ну, не как все… А разве я должна быть такой, как все?»Она замкнулась и стала сильно сомневаться в любви, нежности и заботливости и даже почти отвергать привязанности, доброту и бескорыстность. Оля хотела жить безмятежно и безветренно. Пусть другие вокруг непрерывно срываются, ломаются под штормовыми предупреждениями и пытаются бороться с проливными дождями! В покое она видела свое счастье.Спокойно она относилась и к любым бытовым неурядицам. Могла жить без горячей воды, неделями не убирала в своей комнате, перешагивая через мусор на полу и не обращая внимания на коврики пыли на столе и подоконнике. С Ольги достаточно и сегодняшней, ежедневной пыли, и с ней-то не оберешься возни! Недоставало еще собирать пыль минувших дней!Повсюду валялись неубранные Ольгины юбки, брюки и лифчики. Перед приходом гостей Оля мгновенно и ловко, неплохо навострившись, сбрасывала все шмотки под диван, запихивая их ногой поглубже.Мать, заглядывая в комнату, удивлялась:— Ты, наконец, прибралась?— Да… — бурчала Ольга.Но тут взгляд матери натыкался на краешек платья, видного из-под дивана.— А это что?Оля быстро и злобно заталкивала ногой платье подальше.Мать безнадежно вздыхала и закрывала за собой дверь. Переделать дочь она давно отчаялась.Мать родилась и выросла в украинской деревне, где жизнь уходила в вечность неторопливо и умиротворенно. Потом неожиданно вышла замуж за москвича, который приехал к ним на лето строить дома.— Еврей, что ли? Или немец? — интересовались соседки. — Фамилия чудная…Оля росла спокойной и тихой. Могла заниматься сама с собой все время, пока не спала. Просыпаясь, она никогда не вопила, как другие дети, а лежала и улыбалась игрушкам, потолку и стенам дома. Иногда на рассвете просовывала сквозь деревянные столбики кроватки маленькую руку и тихонько трогала мать. Осторожно будила. Родители спали рядом. Мать открывала глаза и радовалась: какая у нее хорошая, некапризная, смирная девочка! Просто счастье, а не ребенок! Утешение в жизни!Но доченька выросла, и мать затемнела лицом от горькой думы. Стало ясно, что любимая девочка не собирается лелеять близкую родительскую старость. Она постоянно куда-то рвалась, сочиняла немыслимые проекты и собиралась выстроить себе новую жизнь. И мать поняла, что любимой дочке сильно недостает обычного, человеческого, и это она сама многого недодала своей Оленьке… Наверное, не так, как надо, воспитала, а теперь ничего не вернуть и не исправить.Оля очень обижалась на мать и отца, не обеспечивших ей достойной жизни, о какой она мечтала с детства. Они — простые баба и мужик, готовые пахать всю жизнь за копейки как ломовые лошади и еще благодарить за это. Но такая судьба не про нее! Оля не сильно задумывалась о том, почему планида распорядилась именно так, поскольку твердо знала одно — ей предназначено жить по-другому. Знала — и все!В четырнадцать лет Оле мучительно понадобилось одеться поприличнее и немедленно завести себе немалый гардероб модных шмоток. А в старом Олином шкафчике не разгуляешься. Там висели только синее шерстяное, заношенное до отвращения платье, одна-единственная юбка с блузкой да два летних сарафанчика. Теплую кофту Оле связала мать. А потом как-то к зиме отец купил матери шубу — дорогую, лоснящуюся коричневым натуральным мехом… И мать, смущенная, радостная и гордая, любовно поглядывая на отца, осматривала себя целый день в мутном зеркале и красовалась перед соседками, заглянувшими подивиться такой красоте.Оля с тоской вспоминала свою задрипанную куртешку, которую уже стыдно носить. Но придет зима, и все равно деваться будет некуда, как только влезать в эту дряхлую одежонку…— Ну зачем тебе шуба, зачем?! — в отчаянии, не сдержавшись, крикнула Оля вечером матери.Изумленные мать и отец недоуменно, в замешательстве переглянулись. Оля никогда так прежде не срывалась.— Ты ведь уже старая!! — кричала любимая дочка. — Для чего тебе наряжаться?! Для кого?! Это мне теперь нужно, только мне!!Отец с матерью слишком растерялись, чтобы найти слова для ответа.— Олечка… — смятенно прошептала мать и плюхнулась на табуретку.Не ожидали… А что они могли ожидать?!Ссора затухла сама собой, толком не разгоревшись. И хорошо… Но упрямая обида на родителей осталась, обида-долгожительница, как старики Кавказа. Именно тогда Оля решила уехать. Бросить дом навсегда, жить сама по себе, так, как она считает необходимым и важным. Жить для себя, для себя одной… Любимая родителями дочка Оля…И придумала стричь собак, выпросив, у отца деньги на дорогую импортную машинку для собачьих стрижек.Она стала грубее, жестче. Требовала у родителей Денег то на кофточку — да это всего-навсего пятьсот рублей! — то на джинсы. И те безропотно давали. Отец стал подрабатывать, мать тоже нашла себе вторую работу.— Мне в школу ходить стыдно! — орала Ольга. — У нас знаете как все девки одеты?! Одна Анька Литинская чего стоит! У нее мать архитектор, а отец — известный физик! Не то что вы!Родители пугливо притихли. Они не подозревали, что любимая доченька нагло врет. Евгения Александровна не слишком баловала Аню и не разрешала одеваться чересчур дорого и не по возрасту. Да и другие тоже…Но Оля отлично знала, что проверить ее родители не смогут. Не потащатся ведь они в школу на уроки! А потому продолжала вести свою жестокую политику давления и вымогательства.Мешало ей лишь одно: не проходящая, не оставляющая ее память об Игоре…Намаявшись со своим писателем, Ольга попыталась неловко вызнать у Анюты, как правильно любить и вести себя в постели.— А никак! — отмахнулась подружка, ловко подкручивая волосы феном перед зеркалом. — Люби и люби! И веди себя, как ведется!Олю объяснение не устроило.— А если не получается? — багровея, спросила она.Аня оторвалась от зеркала и с любопытством воззрилась на Олю.— У него не получается?! — изумленно протянула она. — Вот так номер! Никогда бы не подумала!Она однажды встретила подругу под ручку с этим солидным, представительным господином.— Да нет! — пробормотала Оля. — При чем тут он? Это у меня… — Ей не хотелось делиться смутными подозрениями по поводу своего старшего друга.Подружка пренебрежительно махнула рукой и вернулась к фену, сообщив нараспев:— Пусть даже небо упадет, но не выйду из дома непричесанная!Она уделяла своей внешности максимум внимания, хотя порой гладила волосы утюгом, чтоб высохли быстрее. Аня усердно выщипывала свои черные мохнатые густые брови, называя их «брежнятиной». Девчонки в классе часто просили ее помочь расправиться с их собственными бровями.— В конце концов, твое дело в постели не самое главное! — цинично заявила Анька. — Ублажила мужика — и порядок! А уж как это сделать лучше — решай сама! Наблюдай, что ему больше нравится…— Да не могу я, Аня, ни в чем разобраться! — в отчаянии закричала Оля. — Ты пойми! Тоска его берет со мной рядом… Я будто недоделанная! Наверное, фригидная…Анюта вновь с интересом оглядела Олю.— Сразу и не скажешь! Обычная на вид девка. И собой ничего. А чего в тебе недоделанного?— Ну… — прошептала Оля, — мне это не нужно. И даже не нравится… И вообще я — это не я вовсе… И все происходит не со мной…Аня развеселилась:— Не с тобой? А с кем же? Может, со мной? А ты с кем-нибудь поменяйся! Вон хоть с Любкой из соседнего класса! У нее всегда парней навалом. И она тебе охотно кого-нибудь выделит. Глядишь, и ты в чем-то поучаствуешь. А он тебе нравится? Или ты просто так с ним пошла, от нечего делать?— Вроде нравится… — шепнула Оля.И вспомнила черные глаза писателя… Точь-в-точь Игоревы…— Ну, тогда не знаю! — рассердилась подруга. — Непонятно, как ты вообще решилась с мужиком спать! Тебе бы лучше дома на печи всю жизнь просидеть. Мамаша сосватала бы тебя за сына подруги, родила бы ему пятерых… — Аня фыркнула.Она здорово понахваталась знаний за последние несколько месяцев.— У нас знакомых почти нет, — обиженно надулась Оля. — Родители замкнуто живут, уединенно… Двоечкой… Не больно-то выйдешь…— Ну, разве что так, — равнодушно согласилась Аня. — Все равно ты, по-моему, многое упускаешь Неужели из-за этого идиота Игоря?!Ольга тотчас замкнулась. Она не позволяла никому, даже Ане, упоминать об Игоре в подобном тоне.Подруга взглянула на нее искоса.— Ты пойми, если любишь одного, искать ему замену бесполезно… Ты ведешь себя глупо.Очевидно, точно так же думал и писатель, у которого Оля неожиданно встретила курносую вертлявую девчонку, на чьих остреньких плечиках уверенно покоилась большая полноватая писательская рука. Его сальный довольный взгляд нагло заявлял о том, что девица отлично справляется с возложенной на нее задачей и ее общество его вполне устраивает отныне и навсегда.— Вообще, если ты в постели безучастная, это плохо, — продолжала наставлять Аня. — Флегматичные и холодные, просто позволяющие делать с ними что угодно, парням ни к чему! Ну, сама подумай! Что мужику захочется, если голая мадам в постели демонстрирует всем своим видом лишь одно — ей не надо ничего! Ты, Оля, странная, малахольная! Прости за откровенность!Ольга думала о себе примерно так же.— Поживее надо быть, а то всю жизнь проспишь! — вещала Аня. — Вот я давно заметила: ты разговариваешь с парнями так, будто в чем-то перед ними провинилась, и глаза у тебя при этом виноватые. А ты должна разговаривать, словно они тебе должны миллион баксов! Живешь медленно, как старуха, которой уже некуда торопиться. А у нас с тобой сейчас каждая минута на счету.Оля сознавала правоту подруги, но ничего поделать с собой не могла. Или она действительно зациклилась на Игоре и нечего кого-то искать?..Иногда Оле хотелось в отчаянии обратиться к первому попавшемуся мужичку:— Ну, посмотри же на меня!! Пожалуйста! Почему тебе нет до меня дела?! Я ведь не такая уж завалящая, у меня хорошая фигура и замечательные волосы!Она уже сомневалась в своем убеждении о ненужности чувств и была почти готова их признать. Но жизнь насмешничала, хорошо помня Ольгины тезисы, и демонстрировать перед ней чьи-то сердца и души не спешила. А зачем? Достаточно одних поступков.На Олины безмолвные горькие призывы никто не реагировал. Их не слышали.— Понимаешь, класс — это чересчур случайное, механическое объединение мало подходящих друг другу людей, — пыталась Аня растолковать Оле ее ошибку с Игорем. — Почему надо обязательно искать в этом нечаянно ограниченном кругу, а не где-то еще? И почему надо думать, будто тебе нужен только этот, и никто другой?..— Да все коллективы случайны, — отозвалась Оля. — И школьные, и институтские, и служебные… Однако люди находят там своих суженых и встречают настоящую любовь. Это судьба! Кстати, ты ведь тоже что-то подозрительно замкнулась на классе, случайном, механическом объединении…Ольга хитро прищурилась. Аня увлеченно рассматривала себя в зеркале и укладывала волосы, почти не вслушиваясь в слова подруги. . — Вот… Вышло неплохо… А замкнулась я потому, что и Воробей сосредоточился на мне. Это совсем другое дело. Знаешь, я вообще никогда не смогла бы влюбиться в мужчину, если бы видела, что ему неинтересна. Зачем мне такой тупик? Чего тут добьешься? Или ты надеешься сломать сердце нашего драгоценного Игоречка? Нет, это чепуха… Надо искать того, кому ты нравишься.И Оля в который раз убедилась, что ее будущее счастье живет чересчур далеко… 14 Первая девочка Воробьевых умерла почти сразу после рождения.Аню из-за нехватки мест положили в коридоре, возле телефона, и она была вынуждена слушать, какие у одного новорожденного красивые и умные глазки и какой правильный носик у другого… Молодые мамочки без конца звонили домой.Анюта без конца вспоминала, что ей месяца два назад рассказывала о родах мать, стараясь ее приободрить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40