– Этого я пожелала бы всем нам, – вздохнула Аннабел. – Ведь еще так много вопросов остается без ответа. Наверное, разыскать часы Адама так и не удалось?
– Нет. Один из санитаров „скорой помощи" вспомнил, что полисмен снял их с руки Адама и передал Майку, но нуда они делись потом, неизвестно. Может быть, Майн уронил их на мостовую, а если так, то с ними могло случиться все, что угодно. Может, их кто-то подобрал, может, их раздавила машина… в таком случае все деньги тан и останутся в каком-нибудь швейцарском банке! Мне и думать об этом невыносимо!
– Не понимаю, чего ради наши адвокаты предложили такое большое вознаграждение. Ведь никому даже точно не известно, действительно ли номера этих счетов были выгравированы на крышке часов. Это же только предположение Энгуса.
– А я уверена, – возразила Миранда. – Эти номера непременно должны быть где-то записаны. Детективы ничего не обнаружили ни в офисе Адама, ни у него дома. Кроме того, то, что думает Энгус, – больше, чем просто предположение. Он говорит, что некоторые записывают такие вещи внутри перстней или, скажем, на внутренней стороне крышки карманных часов. Мы проверили все драгоценности Адама, но ничего не обнаружили. Наверняка эти номера были записаны именно на часах – Адам всегда так берег их. И – кто знает? – может быть, они еще найдутся.
– Пожалуй, мы еще должны быть благодарны Адаму за то, что он высосал не все деньги Ба, – с сожалением проговорила Аннабел.
– В компании осталось еще около семнадцати процентов – чуть больше полутора миллионов фунтов. Кроме того, адвокаты считают, что компания имеет право на все принадлежавшие Адаму акции „СЭППЛАЙКИТС" – в покрытие похищенных денег. Тогда ей будет принадлежать сорок шесть процентов компании, то есть около двух с половиной миллионов фунтов. Плюс к тому, гонорары за романы Ба продолжают поступать, так что в общем собирается довольно приличная сумма. В американских долларах это по меньшей мере десять миллионов.
– Это все прекрасно, – сказала Аннабел, – но я все же не могу понять, каким образом компания оказалась незащищенной: ведь нам говорилось, что она застрахована на миллионы.
– Адам был слишком осторожен, чтобы делать что бы то ни было откровенно незаконным путем, – снова принялась объяснять Миранда. – Естественно, Ба вовсе не собиралась предоставлять ему возможность таскать деньги из компании и прятать их в каком-то секретном месте, но факт остается фактом: она возложила на него полномочия поверенного. В документе, в сущности, говорится: „Я, такая-то, даю Адаму Гранту право делать все, что ему вздумается, со всем, что находится в моей собственности".
– Интересно, удался бы план Адама, если бы ему пришлось иметь дело не с женщинами, а с мужчинами, – задумчиво проговорила Аннабел.
– Вероятно, нет, – ответила Миранда. – Господь Бог знает, что мужчины ничем не лучше женщин, но большинство из них воспитаны так, что привыкли рассчитывать только на самих себя, сами заботиться о себе, быть менее зависимыми… и менее доверчивыми.
После ленча, когда Джош убежал на улицу играть, Элинор, обведя взглядом собравшихся за столом и увидев у всех ожидание в глазах, поняла, что более подходящего момента ей никогда не представится.
Тихо, сдержанно она поведала историю появления в семье Миранды.
– Грязная скотина, – не преминула заметить Шушу.
Взглянув в настороженное лицо Миранды, Клер медленно произнесла:
– Для нас и между нами это ничего не меняет. Ты же знаешь.
– Конечно, – поддержала ее Аннабел.
Потом вдруг все заговорили разом и начали обнимать Миранду.
Подождав, когда волнение уляжется, Элинор снова заговорила:
– Вначале я не хотела, чтобы вам стало известно об этой… неприятной подробности, но Миранда настаивала. И тогда я поняла, что должна рассказать вам еще кое-что. – Она помолчала. Потом, сделав глубокий вдох, словно перед прыжком в воду, продолжала: – Вы все думаете, что я не хочу говорить об Адаме и о том, что с ним связано. Но это не так. Все эти годы я игнорировала те уроки, что задавала мне жизнь, и старалась забыть то, о чем следовало бы помнить. Но теперь – нет. Хватит. Я больше не могу притворяться, что в мире не происходит ничего плохого и что все всегда имеет счастливый конец. После всего, что случилось с нами, после того, как моя семья едва не распалась, – больше не могу. Виною всем нашим бедам то обстоятельство, что я страшилась действительности и всегда, всегда старалась отвернуться от неприятных фактов. Теперь я понимаю, что, если человек, подобно страусу, старается не видеть своих проблем, ему никогда не справиться с ними.
Ошеломленное молчание было ответом на этот монолог, произнесенный ровным и твердым голосом. Было ясно, что прежняя сила Элинор вернулась к ней.
– Не суди себя так строго, Ба, – сказала наконец Аннабел. – Мы ведь выжили.
– Вот именно! Нас с тобой могли убить! Я почти лишилась рассудка, не говоря уж о большей части моих денег. Ваших денег. Миранда потеряла контроль над своим бизнесом. Шушу оказалась без крыши над головой и без средств. А Клер я чуть не потеряла навсегда. Как я могла допустить все это!
– Не ругай себя, Нелл, – вмешалась Шушу. – Никто не замечал, что происходит, потому что Адам был законченным пройдохой, а таких мало кому удается раскусить: обычно человек начинает соображать, что к чему, когда все плохое уже произошло. А он был прямо-таки мастером своего дела – мог обвести вокруг пальца кого угодно.
Элинор покачала головой:
– Не стоит искать мне оправдания. Ни сейчас, ни потом – никогда больше. Ведь я могла остановить все это прежде, чем оно началось. И я знаю, почему я этого не сделала.
Все взгляды устремились на Элинор.
– Дело в том, что я не доверяла самой себе, – объяснила она, – Не верила, что способна сама решать свои проблемы. Если мужчина говорил мне: „Этого женщине не понять", – я тут же решала, что я этого не понимаю, и предоставляла ему заниматься делом, о котором шла речь.
– Я так рада, Ба, что ты сама наконец-то признаешь это, – мягко сказала Клер.
– Мне всегда нужен был рядом мужчина, который руководил бы мной, – продолжала Элинор. – Я всегда считала, что мужчине виднее – о чем бы речь ни шла. Теперь я понимаю, насколько была не права, и сожалею об этом. Это нанесло вред всем вам.
– Да что ты, Ба! – воскликнула Аннабел. – Сейчас ты говоришь чепуху. Ты никогда не делала нам ничего плохого, и ты всегда давала нам все, что нам было нужно.
Элинор обвела всех взглядом.
– Да, все. Все, кроме правды. Вот почему Аннабел и Миранда надеялись на появление Прекрасного принца. Теперь я понимаю, что счастье состоит не в том, чтобы ожидать какого-то идеального, совершенного мужчину-героя, который защитит тебя, а в том, чтобы в себе самой, далеко не совершенной, открыть удивительную силу – ту внутреннюю сущность, ту „подлинную себя", которую несет в себе каждая женщина. Только Клер всегда говорила, что я путаю действительность с романами. Когда она нападала на меня, я стремилась любой ценой не позволить ей взять верх… Я не могла позволить ей этого, потому что для меня проигрыш в этом споре означал бы разрушение того фасада, который я так старательно возводила, чтобы скрыть за ним правду о своей жизни – главным образом от самой себя, потому что она причиняла мне слишком много боли.
– Ну, уж конечно, не после смерти Папы Билли? – спросила Аннабел.
– Особенно после смерти Билли. – Элинор помолчала, потом тихо продолжала: – Сейчас настал момент сказать вам правду и о смерти Билли. Пора мне перестать предаваться воспоминаниям о том, чего не было, и начать новую жизнь – реальную, в реальном мире.
Элинор снова замолкла. Она понимала, что сейчас ей понадобится все ее мастерство рассказчика и все ее человеческие силы, чтобы рассказать эту историю – самую трудную из всех, какие ей доводилось когда-либо рассказывать, потому что она жила во лжи так долго, что сама уже почти поверила в эту ложь. Но теперь нужна была правда – без сантиментов, без романтики.
– В тот день, когда умер Билли, – начала Элинор, – я ездила в Лондон к издателям. Они пригласили меня, чтобы взять интервью для прессы, но была и другая причина, по которой они хотели встретиться со мной. Приехав, я увидела, что в кабинете присутствует и Джо Грант. Оказалось, что обо мне распространялись какие-то мерзкие россказни, которые порочили мое доброе имя, а в последнее время угрожали и подорвать мой растущий успех как писательницы. Все сходилось к тому, что автором этих сплетен был Билли и делал он это не столько ради того, чтобы навредить мне, сколько в надежде привлечь внимание и сочувствие людей к собственной персоне.
Думаю, никто не обращал на эти истории особого внимания. Но самую последнюю из них оказалось не так-то легко пропустить мимо ушей. Она исходила не от Билли, но непосредственно касалась его и была весьма неприглядной. Вроде бы он непорядочно обошелся с совсем юной девушкой – в сущности, девочкой… Нет, это не главное. – Элинор колебалась: отклоняться ей от основной линии повествования или нет, но продолжила: – Мне сказали, что он непорядочно обошелся с ней – во всяком случае, попытался. Предложил сфотографировать ее, а потом начал уговаривать – и не только уговаривать – раздеться. Позже, когда девушка подняла шум и пригрозила, что свяжется со мной через издателей, Билли признался во всем Джо Гранту, и тот постарался замять дело, но решил, что лучше меня предупредить. Хотя вообще-то я уже была в курсе. Может быть, я не знала об этой девушке, но знала, что были другие. Однажды я даже крупно поговорила об этом с Билли. Он, естественно, все отрицал. И, конечно же, я приложила все силы, чтобы поверить ему.
В тишине, воцарившейся на кухне, послышался голос Клер:
– Ба, имеет ли это значение сейчас? Ведь все случилось столько лет назад…
– Тогда это имело значение, – ответила Элинор, – потому что я понимала, что должна поговорить с Билли об этом. Поговорить, чтобы он понял, насколько опасным он стал – для всех нас. Но чтобы понять это, ему надо было признать безрассудность своего поведения – передо мной и перед самим собой. Я знала, что это почти невозможно, но я должна была попытаться… Возвращаясь вечером из Лондона, я чувствовала себя слишком подавленной, чтобы затевать с ним этот разговор. Приехала я совершенно измученная в десять – за час до того, как закрывались пивные. Билли дома не было. И Шушу тоже. – Она взглянула на подругу. – Помнишь, ты тогда приехала к нам в Старлингс в отпуск, а в тот вечер ушла в церковный клуб играть в вист?.. Так что я сразу же легла спать. Но незадолго до полуночи я проснулась… – Она закрыла глаза.
Она как будто снова услышала медленные, тяжелые шаги Билли, поднимающегося по лестнице. Потом раздался какой-то странный, высокий, дикий звук – он-то и разбудил ее. Вскочив с постели, Элинор выбежала на площадку. На середине лестницы стоял Билли. Волосы его были всклокочены, с правой руки, которой он потрясал в воздухе, свисало что-то белое и пушистое… Это был котенок девочек, которого он держал за задние лапки. Отчаянный, исполненный ужаса кошачий визг разбудил Элинор. Другую руку Билли тянул к Аннабел, застывшей от страха несколькими ступеньками выше.
– Да, я помню, – тихо произнесла Аннабел. – Папа Билли стал мучить Сноуболл. А ты увела меня и сказала, чтобы я ложилась спать, – и больше я не вставала. Потом я слышала шум, но побоялась встать и посмотреть, в чем дело.
– Этого мне и надо было, – проговорила Элинор. – То, что произошло потом, стало моей тайной, и я решила, что, если никто никогда не узнает об этом, это будет как бы неправдой… как если бы никогда не случалось.
Но на самом-то деле это случилось. Как только Аннабел ушла, я отняла котенка у Билли. Но тут он попытался схватить меня. Я увернулась, но он вцепился в кружева моей ночной рубашки и притянул меня к себе. Я почувствовала, что от него пахнет бренди. Поняла, что он взбешен, разъярен; и в этот момент поняла еще, что должна от него освободиться. Я больше не могла терпеть его ежедневную ложь, жить в постоянной тоске и страхе – вечном страхе. За вас, мои девочки. За то, что правда дойдет до других. А больше всего, наверное, я боялась, что в один прекрасный день его заберут и посадят в тюрьму.
И тут я решила, что надо сделать. Изо всех сил я оттолкнула его, и он полетел с лестницы вниз. Он упал на спину, при этом кружева моей рубашки, которые он зажал в кулаке, оторвались, но ему не удалось увлечь меня за собой. Я смотрела, как он летел по ступеням, размахивая руками, чтобы хоть за что-нибудь ухватиться… но не сумел. Я видела его налитые кровью глаза – как они расширились, когда он понял, что я хочу его смерти. На секунду мне даже стало жаль его. В то мгновение я вспомнила того чудесного парня, в которого когда-то влюбилась, и пожалела о том, что сделала. Но было уже поздно. – Элинор снова замолчала, вспомнив, как падал Билли, как под конец, перевернувшись в воздухе, ударился о пол – глаза его уже были закрыты.
Она грустно покачала головой:
– Мне много приходилось видеть умерших людей; я была уверена, что он мертв. Мне не хотелось прикасаться к нему. Я решила, что самое разумное – оставить его там, где он лежал: на полу в холле. Помню, что голова у меня была абсолютно ясной и в кои-то веки я вполне владела не только собой, но и ситуацией. Я решила забыть о том, что произошло на самом деле, и в своей памяти заново переписать всю эту сцену, а потом затвердить ее согласно новому сценарию, в надежде, что со временем только эта версия будет в моей памяти.
Элинор припомнила, как она смотрела на Билли и испытывала облегчение – как будто легкий морской бриз обвевал ей голову. Вздохнув глубоко, она позволила себе роскошь дать волю своим истинным чувствам: несколько мгновений она разрешила себе ненавидеть Билли за все то, что он сделал с их жизнью…
Миранда, откинувшись на спинку стула, покачивала головой, все еще не понимая, почему было так важно, чтобы они узнали всю эту историю.
– Ну, и ты пошла спать? Да? – немного невпопад закончила она за бабушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44