— Тебе дают возможность поговорить с нашими представителями и рассказать, как погиб Барбони. Из уважения к вашему семейству мы не возражаем, если Лось-младший тоже будет присутствовать. Заодно заверим его в нашем почтении. От вас мы хотим только информации, больше ничего.Был ли у меня выбор? Я лихорадочно подумала и пришла к выводу, что никакого, кроме как согласиться.— Хорошо, — сказала я, — сделаем так. Я буду на веранде ресторана “У Эрни”, известное заведение у нас в городе… Буду там в три пополудни. Позову двоюродного брата. Если он согласится. Если нет, будете иметь дело со мной.— Да, будем иметь дело с вами. Угрозы в его голосе я не почувствовала.А вообще черт знает что! Что надо от меня этим парням? Уж не думают ли они, что семейка Лаватини намерена оторвать лакомый кусок от бизнеса семьи, которую представлял Барбони? Если так, не начнется ли из-за меня священная война между двумя уважаемыми кланами? Хотя откуда мне знать, возможно, она давно уже идет, эта война?— Как я вас узнаю? — спросила я.— Никак, — был ответ. — Мы сами узнаем вас.На этом разговор прервался. В трубке наступила мертвая тишина.Я повернулась к Фрэнсису, с тревогой смотревшему на меня.— Ладно, — произнесла я, — тебя, вижу, распирает от вопросов. Не буду крутить тебе мозги, скажу прямо: у меня неприятности, и в данный момент ты можешь, думаю, помочь.Фрэнсис постарался не выглядеть чересчур заинтересованным или польщенным моим предложением, для чего по оставшейся еще с детских лет привычке подпер языком щеку, полагая, что это придает ему хладнокровный и независимый вид.— Говори, — сказал он не слишком внятно.Я кое-что рассказала ему, опуская различные казавшиеся мне мелкими детали. Не знаю, какое он составил мнение обо всем в целом, но главное ухватил, потому что заключил:— В общем, ты хочешь, чтобы я сыграл роль Лося Лаватини-младшего. Не могу усечь, зачем тебе все это надо, но уж коли вляпалась, сестрица, почему не помочь.— Прекрасно, Фрэнсис. Все будет очень просто. Говорить буду я, но если подвернется подходящий момент, ты надуешь щеки, как только что делал, и скажешь что-нибудь вроде того, что семья Лаватини ни на что не претендует в Нью-Йорке, и, прежде чем до них дойдет, что ты имел в виду, мы будем на пути домой.Однако мой легкомысленный тон не обманул Фрэнсиса. Он поднялся из-за стола, со стуком поставив кружку, и проговорил:— Хватит темнить, Кьяра! У тебя никогда ничего не бывает просто, мы это хорошо знаем. Сидишь в большой заднице, — так прямо и скажи. Но ты увиливаешь и косишь под веселую разбитную деваху. Ладно, как знаешь, а я тебе, конечно, помогу… Да, ты даешь, сестрица… — Он покачал головой, снова уселся, взял в руку кружку, отпил. — Господи, Кьяра, тебе необходима помощь профессионалов, а не моя! Ты…— Я заранее тебе благодарна, Фрэнсис, — перебила я его. — Могу в свое оправдание сказать вот что: какой бы он ни был, мой босс Винсент, но он подал мне руку помощи, когда я после той истории… ну, ты знаешь… уехала из дома и не могла найти хорошую работу. Он нанял меня и сделал у себя в клубе примой. А разве нас не воспитывали так, что надо платить добром тем, кто помогает нам? Ведь мы с тобой из одной семьи. Что касается Марлы, она порядочное дерьмо, не боюсь этого слова, но не убийца, я убеждена в этом.Фрэнсис молчал. Он видел, что я разговорилась, и, наверное, хотел послушать. Я не обманула его ожиданий.— Знаю, ты считаешь, у меня позорная профессия. Что-то похожее на потаскуху. И что бы я ни сказала, ты не изменишь своего мнения. Что ж, дело твое, но я считаю иначе. Если хочешь знать, я отчасти циркачка… клоун, а с другой стороны, врач… да, да… даже священник — для тех, перед кем танцую. Я им и сестра, и мать, и жена… Не кривись!.. Порой я выслушиваю от них то, чего они не скажут своему психотерапевту, если тот у них есть… Они воображают, что я принадлежу им, что стоит махнуть пальцем или кошельком, и я… Пускай так думают, если им от этого легче. Мне не мешает. Я делаю свое дело, Фрэнсис. Доброе дело. И кстати, имею неплохие бабки, что, по-моему, куда лучше, чем висеть, как камень, на шее у своей семьи… Ладно, извини. Вот я и высказалась… А ты сам разве никогда не попадал в переделки?Фрэнсис не отвечал. Просто смотрел на меня. Глаза у него были темные, но очень яркие. Что ж, выговорюсь хоть немного.— Удивительно, — продолжала я, — никто не уважает танцовщиц, подобных мне, но почти все приходят на нас поглазеть, а зачастую излить свои секреты, беды, обиды, невзгоды, семейные и деловые. И получают облегчение. Почему же так, а?.. Только не уверяй меня, что ты никогда не бывал там, у нас, в Бивер-клубе, который в Верхнем Дерби. Я точно знаю, ты туда наведывался.После моих заключительных слов мне даже захотелось плакать — жалко стало себя, тех, кто приходит к нам… вообще всех людей. Живых и мертвых. Винус, Фрости, Барбони…Фрэнсис, перегнувшись через стол, взял меня за руку.— Мир, — сказал он. — Ты многое мне объяснила. Хотя не совсем убедила. Но я твой брат и люблю тебя. И помогу во всем, в чем нужно… Что касается твоих танцев… Может, ты и права, но, когда я думаю, что этим занимаешься ты, во мне все переворачивается. Это как с негритянским вопросом… Вообще-то равенство, равноправие и все такое, но когда белый думает, что его дочь выйдет замуж за негра или сын женится на черной, сама знаешь, как бывает. И наоборот тоже… Конечно, ты не нуждаешься в моем одобрении, однако стоит представить, как эти подвыпившие типы там на тебя глазеют… Да что говорить, не нравится мне это!Фрэнсиса тоже повело высказаться, и я была рада этому.— Пускай глядят, как им хочется, — ответила я. — Все равно я в выигрыше. Хотя бы потому, что они, а не я опустошают свои кошельки.Мой брат криво усмехнулся и пожал плечами, а я решила прекратить диспут. Некоторое время мы сидели молча, глядя в окошко на пустынную улочку. Потом он заговорил:— Как по-твоему, что должен носить мафиози из Нью-Джерси, когда оттягивается? Гавайская рубашка и темные очки подойдут? Или темный костюм и галстук в горошек?Мы одновременно рассмеялись. Я встала со стула, подошла к нему и обняла.— Как я люблю тебя, Фрэнсис, если б ты только знал, — пробормотала я в его плечо.— А я тебя еще больше, — сказал он. Глава 25 До нашего с Фрэнсисом отъезда на деловую встречу я ненадолго заглянула в трейлер к Рейдин, и мы провели там заседание военного совета. Так, на всякий случай.Ресторан с баром “У Эрни” находится на самом берегу, веранда, можно сказать, касается волн залива Сент-Эндрюс. Рядом — здания делового центра, и, кроме служащих, в этом районе всегда полно туристов, просто прогуливающихся людей. Сам ресторан тоже пустует редко — здесь вкусно кормят, и пиво всегда свежее. Но я выбрала его не из-за хорошей кухни, а потому, что в три часа тут самый пик: чиновники кончают работу и хотят побаловаться пивком, и того же самого хотят сменяющиеся в это время со своих постов охранники и полицейские в штатском. Я-то уж знаю.Так что, с одной стороны, если начнется, не дай Бог, стрельба, то в такой толпе куда меньше шансов, что пуля попадет именно в тебя; а с другой стороны, еще меньше шансов, что стрельба вообще начнется.Фрэнсис все-таки решил ради такого случая — первого и, как мы надеялись, последнего его появления в роли Лося-младшего — напялить костюм и огромные темные очки, закрывающие большую часть лица. А вдруг Крошку Лося кто-либо из этих людей знает? Ох, что тогда будет, страшно подумать! Но не могла же я спрашивать об этом у моего телефонного собеседника.Во всяком случае, глядя на Фрэнсиса, я почти поверила, что он один из лучших представителей этого клана — так непринужденно он держался.Он уверенно поднялся по ступенькам ресторана — так входят люди, знающие себе цену и не боящиеся посторонних глаз. Скорее всего этому его научила профессия пожарного. На минуту задержавшись в холле, он сразу сориентировался, прошел направо и вышел на веранду над заливом. Здесь, опять же, наверное, по привычке, окинул взглядом зал, как бы намечая пути отхода (на случай пожара или чего-нибудь еще), посмотрел в сторону залива, а затем безошибочно выбрал место, где нам сесть, такое, откуда видны и входная дверь, и оба боковых выхода. Я отнесла умение ориентироваться на счет его профессиональной выучки, но, быть может, он просто смотрел много боевиков по телевизору и вот наконец дождался случая воплотить в настоящей жизни увиденное на экране.Я шла за ним в ярком мини-платье, широкополой соломенной шляпе, в туфлях на высоком каблуке. Выглядела наверняка совсем не так, как себя чувствовала, но даже Фрэнсис, пожалуй, не замечал этого. Когда подошла официантка, он заказал себе мартини, а я дурацкий напиток с дурацким названием “Май-тай” — мало алкоголя и мало толку. Но он должен был дополнить мой образ, а пить ведь не обязательно. Главное — убойно выглядеть.Я все-таки незаметно для себя успела проглотить почти полбокала, когда они наконец прибыли, эта нью-йоркская кодла. Я сразу догадалась, что они — в черной тачке с затемненными стеклами, тоже как в кинобоевике. Но парень, который вылез оттуда, удивил меня, аж шары вылезли: представляете — сальные, бурого цвета, волосы, собранные сзади в косичку, выцветшие джинсы в каких-то подозрительных пятнах, на ногах босоножки без носков, рубашка с распахнутым воротом. Ну и дела! Никакого уважения к семье, которую представляет. Брал бы пример с Фрэнсиса. В лучшем случае этот тип был похож на какого-нибудь захудалого голливудского продюсера.Черный седан задержался у входа, и я успела заметить за баранкой обритый наголо череп и гору мышц. Возможно, другая гора скрывалась в глубине кабины.Фрэнсис напрягся и сделал большой глоток из своего бокала. Насколько я могла судить, у “мистера Голливуда” оружия при себе не было. Это хорошо, потому что мы с братом тоже не запаслись пушками.“Голливуд” зыркнул, сразу определил нас — ему бы в ФБР работать, а не в семье, — и направился к нашему столику. Положив руку на спинку свободного стула, он улыбнулся.— Выглядишь совсем как твой портрет на афише, — сказал он мне.Голос был тот же, что по телефону, хрипловатый, малоприятный, и улыбка не скрашивала впечатления.Повернувшись к Фрэнсису и протянув руку, он торжественно произнес:— Мистер Лаватини, для меня честь…Фрэнсис сделал вид, что не замечает протянутой руки, и сказал, почти не разжимая губ:— А вы кто такой?— Паки Коццоие, я из…— Знаю откуда, — перебил его Фрэнсис. — Садитесь. Небрежно откинувшись на стуле, он выжидательно смотрел на Паки, и видно было, что тот, несмотря на довольно холодный прием, чувствует себя вполне комфортно. Не знаю, как мой брат, но, пожалуй, хуже всех из нас троих чувствовала себя я — словно на тонком льду, который вот-вот хрустнет.— Что ж, — сказал Фрэнсис, — давайте проясним, если возникли какие недоразумения. Потому что я приехал проветриться, а дела мешают моему отдыху. У сестренки и так неприятности в связи со всем этим, а тут еще вы… Итак, чем конкретно может она содействовать вам?Паки подал знак официантке, заказал сухой мартини и только потом соизволил ответить.— Алонцо Барбони, — сказал он, — был послан сюда, чтобы устроить для меня небольшой бизнес. Прошлой ночью он сдуру позвонил с парковки перед каким-то рестораном и пожаловался, что, по-видимому, кто-то за ним следит, прокололи сразу четыре баллона. Я сказал ему, чтобы не отнимал у меня время глупостями и был начеку. — Говоривший повернулся ко мне. — Тогда он и назвал ваше имя. А еще, — теперь он взглянул на Фрэнсиса, — Барбони высказал удивление, что Лось-младший собрался приехать в это Богом забытое место.— Сам же он приехал, — возразила я, но Паки не обратил на мои слова никакого внимания.— Представляете наше состояние, — продолжал он, — когда узнаем, что полчаса спустя Барбони застрелили. Поставьте себя на наше место…Я этого очень не хотела делать, но решила промолчать о своих чувствах. То, что сказал Паки в дальнейшем, несколько прояснило ситуацию. Во всяком случае, для меня. За Фрэнсиса ручаться не буду.Вот что мы услышали:— … ведь как получается, подумали мы: два нью-йоркских клана, ваш и наш, с частично совпадающими интересами, но строго разделенными сферами влияния, вдруг сталкиваются… могут столкнуться… Наш представитель убит. Лось внезапно приехал… И я предположил: а не хочет ли кто-то умышленно столкнуть нас… Или тут нечто другое…По мере того как он говорил, его тон делался резче, лицо все больше искажалось от злобы.— Вот почему я решил сам поговорить с вами. Теперь откройте ваши карты. И без балды.Последние слова он произнес хриплым зловещим шепотом, не сводя глаз с Фрэнсиса.Мой славный брат не проявил никаких видимых эмоций. Спокойно отхлебнул вино и посмотрел на Паки сквозь свои загадочные темные окуляры. Блестящий актер, решила я. Вот кем нужно было ему стать, а не пожарным. Его имя давно бы уже красовалось в Голливуде на Аллее звезд.— Так зачем все-таки ваш Барбони наведывался сюда? — бесстрастно спросил Фрэнсис, словно не слышал, о чем говорил Паки.Лицо последнего исказилось еще больше: не без оснований он решил, что собеседник считает его за дурака, решил поиграть с ним.Сквозь стиснутые зубы Паки ответил:— А то вы не знаете? Он делал здесь то же, что в Нью-Йорке. Проверял, так сказать, устойчивость наших вложений во Флориде. Мы же все-таки не хотим, чтобы с нашими девочками случались неприятности. Это ударяет по карману. Особенно если они вообразят себя звездами и пробуют избавиться от нашей, как бы сказать, опеки. Да что, вы не понимаете? Барбони должен был ласково объяснить, что им оторвут их чертовы титьки, если не будут слушаться…Последняя фраза была настолько грубой и омерзительной, что я вздрогнула и отвела взгляд от его мерзкой морды. Думаю, он не понял наших чувств, ведь “синдикат” тех Лаватини наверняка рассуждал, если не поступал, примерно так же.Официантка принесла ему мартини, он дал двадцатку и не стал брать сдачи, что вызвало у нее неподдельное восхищение.Отхлебнув, Паки заговорил снова, так как мы молчали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32