– Не знаю, – подумав, сказал Горилла. – Ты теперь знаменитость. Они на это клюют. Погляди на этих голливудских актерок, на кинозвезд.
– В жизни не видел ни одного фильма, – сказал Пан. – Но если там играют те же актрисы, что и на телевидении, ты мне не польстил.
Ему надоело возиться с бананами. Он взял бутылку виски ногой, а руками стал потчевать себя апельсинами, плюя, когда ему попадалась косточка, в люстру, чтобы у нее не возникло ощущения, будто ею пренебрегают.
В этот момент вошел худощавый человек. Он осторожно притворил за собой дверь и сказал:
– Сэмми, ты пьян.
Счастливчик, и Горилла встали, чтобы, дружно взявшись, выкинуть его за дверь.
Пан небрежно махнул ногой, в которой была бутылка виски, и сказал:
– Пусть остается, ребята. Это мой врач. Его зовут Бедоян. Меня когда-то звали Сэмми, еще до того, как эта непотребная баба – жена Магуайра – назвала меня Мемом. Хотите выпить, Арам?
Доктор Бедоян оглядел комнату.
– В чужой монастырь со своим уставом не суйся, – сказал он, взял у Счастливчика бутылку с джином и отхлебнул. – Мне надо осмотреть тебя, Сэмми.
– Меня зовут Пан Сатирус. Я переменил имя.
– Ты многое переменил, – сказал доктор Бедоян и вынул из кармана стетоскоп. – С каких это пор ты решил заговорить?
– Я не мог не заговорить, – ответил Пан. – Я летел быстрее света…
– В этом я не разбираюсь. Я терапевт. Ты здоров, Сэмми. То есть Пан. – Врач посмотрел на шимпанзе, а потом на обоих моряков и улыбнулся. Затем он подошел к двери, чуть приоткрыл ее и сказал: – Мистер Макмагон, можете подготовить заявление для прессы. Космический полет не имел вредных последствий. Однако, между нами, я был бы вам весьма признателен, если бы вы достали нам бутылку марочного виски. У моего пациента подавленное состояние.
Из соседней комнаты донесся голос одного из агентов:
– Не хотелось бы мне увидеть его в приподнятом…
Но тут врач закрыл дверь.
– Марочное виски! – сказал Горилла Бейтс.
– Правительство заплатит, – заметил доктор Бедоян. Пан… нечестивец, это имя идет тебе… ты хотел сказать что-то умное относительно дара речи…
– Только то, что я регрессировал. Я испытываю неодолимую потребность говорить как человек. Я не удивлюсь, если у меня выпадет шерсть, а большие пальцы ног перестанут гнуться. Я регрессировал оттого, что превысил скорость света.
– Наверно, надо говорить “деградировал”, но в общем это не играет роли, – сказал доктор Бедоян. – А может быть, ты, наоборот, развился?
– Эволюционировал? Вряд ли. Общеизвестно, что шимпанзе более развиты, чем люди.
Доктор Бедоян удовлетворенно хмыкнул.
– Пан Сатирус баллотируется в президенты.
– Вот уж нет, – сказал Пан. – Ответственность большая, а толку никакого. Кстати, мне понравились волосы его жены.
– Постой-ка, – сказал доктор Бедоян. – Ты не представил меня своим друзьям.
– Мичман Бейтс, радист Бронстейн, доктор Бедоян… Сколько чинов-званий! Чем мы теперь займемся, доктор?
– Зови меня Арам, – сказал врач. – Я не знаю, как нам теперь быть. Меня послали обследовать тебя и…
Бедоян замолчал.
– Обследовать здоровье тела или… духа? – мягко спросил Пан.
– И то и другое, – сказал врач. – Ты, по-видимому, нахватал столько государственных тайн, что представляешь серьезную опасность для США.
– Как заставить космический корабль лететь быстрее света?
Доктор Бедоян кивнул.
– Вот именно, – сказал он. – И корабль, который тебя выловил, тоже совершенно секретный.
– Вот вы зубоскалите, – сказал Горилла Бейтс, – а у нас из-за этого ребят никогда на берег не пускают. Офицерам-то еще ничего, а матросам иногда позарез надо вот этого. – Он взмахнул бутылкой. – И еще кое-чего, – добавил он. – У вас есть жена, доктор?
Доктор Бедоян покачал головой. Он подошел к окну и выглянул наружу. Флоридавилль во всей своей немудреной красе разлегся от отеля до сверкающего моря.
– Пан, – сказал врач, – лучшего местечка для посадки ты, разумеется, выбрать не мог.
– Я его не выбирал; мы здесь сошли на берег с МА.
Врач вздохнул.
– Тебе и знать-то не положено, что “Кук” – это МА. И вообще, что существует МА. Им пришлось сказать мне об этом, чтобы я мог явиться сюда и разузнать, что тебе известно и кому ты собираешься это сообщить.
Счастливчик Бронстейн рассмеялся.
– Он говорит МА, потому что мы так говорим, док. Он не знает, что это означает.
– Это должно означать “МИНОНОСЕЦ–АВИАНОСЕЦ”, – сказал Пан. – Потому что на нем есть несколько самолетов, и еще потому, что у него длина и скорость как у миноносца. Но если переставить буквы, то это уже будут “Атомные мины”.
Мичман-минер Бейтс вскочил с кровати, на которой он разлегся.
– Что за черт, кто тебе это сказал? – спросил он. – Даже Счастливчик ничего не знает об…
Он запнулся.
– Это точно, – подтвердил Счастливчик.
– Я регрессировал, – сказал Пан Сатирус, – но не до конца. Я еще могу пользоваться зрением и мозгом, который унаследовал от предков. Даже если я и треплюсь целый день, и, признаться, устаю от собственного голоса. Горилла, ведь на палубе лежали мины! А тому, кого пять с половиной лет мотали по всяким атомным лабораториям и ракетным базам, определить, что они предназначены для атомных зарядов, проще простого. Там есть еще такие…
– Заткнись, Пан! – сказал Горилла Бейтс. – Тебя поставят к стенке и расстреляют.
– Горилла, ты рассуждаешь как бесхвостый макак, – сказал Пан. – Если от меня узнают, как летать со сверхсветовой скоростью, русские будут выглядеть как мартышки. Как макаки-резусы.
– Иногда мне кажется, что у тебя расовые предубеждения против этих резусов, – сказал Счастливчик.
– Гигантский резус почти так же умен, как любое другое известное мне животное, – заметил доктор Бедоян. – Впрочем, с бабуинами мне не приходилось иметь дела.
– Это две самые глупые ветви среди множества приматов, сказал Пан. У него был слегка рассерженный вид. – Я полагаю, доктор, что, как всякий человек, вы по простоте приняли послушание и покорность за ум.
– Пусть будет по-твоему, приятель, – согласился доктор Бедоян. – Ладно. Я выполню свой долг перед родиной. Если ты согласен выдать свой великий секрет… что такое ты там сделал с космическим кораблем… я уполномочен предложить тебе все, что пожелаешь.
– Кем?
– Генералом Магуайром.
– Этим гигантом с мозгом мартышки? Берите выше, доктор.
Доктор Бедоян развел руками.
– Пан, мне и так быть козлом отпущения, если ты только знаешь, что это такое. Прими мой совет – держи язык за зубами.
– Хорошо, что вы так заговорили, док, а то мы уже собирались дать вам прикурить, – сказал Горилла Бейтс. – Точно, послушайся доктора, Пан. Ничего им не говори.
– А удержится ли он? – с сомнением спросил Счастливчик Бронстейн. – Ведь если с ним что неладно – так это то, что он не может не болтать.
Пан Сатирус закрыл лицо руками и стал издавать странные звуки. Оба моряка в тревоге вскочили, но врач успокоил их:
– Это он смеется.
Справившись с собой, Пан пояснил:
– Едва ли я смогу раскрыть свой секрет без чертежа. А я регрессировал только до такой степени, чтобы говорить, но не до такой, чтобы рисовать и чертить схемы. Я все еще немного лучше людей.
– Я, между прочим, никогда в жизни не писал на стенах гальюна, – сказал Горилла Бейтс.
– Я тоже не писал, – сказал Счастливчик Бронстейн. – Но я еще не видел ни одного гальюна в Штатах, чтобы там не было чего-нибудь намалевано. Хорошо еще, что там не побывал ни один шимпанзе.
– У меня есть идея, – сказал доктор Бедоян.
Он подошел к двери и открыл ее.
К трем агентам службы безопасности присоединились еще два, отличавшиеся от них ростом и цветом одежды, но не манерой поведения.
– Джентльмены, я не мог уговорить Пана Сатируса сообщить нам нужные сведения. Судя по всему, он очень нервничает. Он недоволен тем, что вы сторожите у дверей его комнаты.
Пан Сатирус тотчас прыгнул, ухватился одной рукой за люстру и повис, раскачиваясь, а другой рукой стал бить себя в грудь. Счастливчик Бронстейн испуганно ретировался к окну.
– Простите, доктор, но мы получили приказ, – сказал Макмагон. – И вы тоже. Заставьте шимпанзе говорить.
– Как? – спросил доктор Бедоян.
– Есть же такая штука под названием “сыворотка правды”?
– Разве я вас учу, как производить проверку на благонадежность? Я врач, мистер Макмагон, и как таковой не принимаю врачебных советов от неспециалистов.
Один из вновь прибывших агентов встал.
– Так вы не ветеринар? – спросил он.
– До окончания колледжа и до работы с приматами я семь лет изучал человека, гомо сапиенс…
В этот момент люстра сорвалась с потолка: архитектор, электромонтажники и штукатуры, создавшие отель во Флоридавилле, никак не предполагали, что в номере для коммивояжеров будет резвиться шимпанзе. Пятеро тайных агентов выхватили пистолеты. Пан Сатирус проворно приземлился, не выпуская из руки люстры, – оборванные провода торчали из нее, как щетинки на рыле у хряка.
Тут Гориллу Бейтса осенило, и он заорал:
– Убрать пистолеты! Не раздражайте мистера Сатируса!
Он ходил в старшинах гораздо дольше, чем любой из молодых людей в агентах, и они убрали пистолеты.
Зазвонил телефон. Счастливчик Бронстейн поднял трубку. Время от времени он произносил “да!”, “нет!”, потом повесил трубку.
– Управляющий отелем. Хочет знать, что случилось. Во всем доме нет тока.
– Поскольку я здесь единственный специалист по человекообразным, – сказал доктор Бедоян, – то могу заверить вас, что в государственных научных учреждениях шимпанзе живут не в таких шатких сооружениях, как это. Я предлагаю вам удовлетворить просьбу моего пациента и предоставить ему возможность успокоить свои нервы.
Пан Сатирус счел это призывом к действию, надвинулся на Макмагона и стал размахивать щетинистым концом люстры перед самым носом агента ФБР. Макмагон не дрогнул и не отступил, пока Пан Сатирус не запел то, что застряло у него в памяти от песенки “Ублюдок – Англии король”… Шимпанзе не отличался музыкальностью.
Все же Макмагон был храбрым человеком. Он выхватил из кармана блокнот, взглянул на наручные часы и стал писать. Затем он вручил шариковую ручку (золотую) и блокнот доктору Бедояну.
– Под вашу ответственность, доктор. Генерал Магуайр сказал, что вы берете на себя эту… гм, пациента, и мы должны оказывать вам содействие.
Доктор Бедоян поставил свою подпись. Пять пар полицейских ног простучали четкую дробь по скрипучей лестнице.
– Я подозреваю, что предаю свою родину, – сказал доктор.
Пан Сатирус швырнул люстру в угол. Раздался звон стекла.
– Порядок, – сказал Горилла Бейтс. – Свистать всех наверх, Счастливчик.
– Для чего? – спросил Счастливчик.
– Ты забыл о дамах? – сказал Горилла. – Скажи там этим из отеля, пусть пришлют нам четырех. Как ты думаешь, зачем док отделался от агентов? Он себе места не находил с тех пор, как мы об этом заговорили.
– Я не находил? – переспросил доктор Бедоян. – Да, вероятно, так оно и было. Ну, конечно, иначе зачем бы мне отсылать этих агентов. Просто я не осознавал, что делаю.
Глава пятая
У человекообразных обезьян, как и у людей, нет хвостов.
Хилари Стеббинг. Современные животные… Лондон, год издания не установлен.

Не вызывало сомнения, что коридорный, откликнувшийся на телефонный звонок Счастливчика, был не первым коридорным, с которым тот имел дело. Не вызывало сомнения и то, что Счастливчик, в свою очередь, был не первым моряком, с которым коридорный обделывал делишки. Он понял радиста с полуслова.
Все перешли в парадную комнату, теперь уже не забитую блюстителями порядка.
Коридорный ушел, а Пан Сатирус, посидев немного в задумчивости, направился в спальню. Доктор Бедоян пошел следом и увидел, что Пан рассматривает обрывки проводов, торчащие из розетки люстры.
– Что случилось, Пан?
Пан покачал головой, подошел к окну и стал глядеть на безотрадный пейзаж Флоридавилля.
– Абсолютно ничего, доктор. Я чувствую себя прекрасно.
– Я и не думаю, что ты болен. Я был твоим личным врачом достаточно долго и могу сказать, когда тебе станет плохо, еще задолго до того, как ты почувствуешь это сам. Но ты чем-то расстроен. Что за причина?
Пан уперся костяшками пальцев рук в пол и стал вращаться вокруг этой оси.
– Счастливчик заказал девушку и для меня.
Доктор Бедоян улыбнулся.
– Наши друзья, кажется, совсем забыли, что ты не моряк.
– Я должен радоваться. Они люди, но очень хорошие.
Доктор Бедоян медленно обходил пациента, пока окно не оказалось у него за спиной, а свет не ударил Пану в глаза.
– Ну и что же? – спросил врач.
Пан Сатирус опустил глаза. Он шаркал громадными ступнями и легонько стучал костяшками пальцев по паркетному полу.
– Мне не нравятся девушки, – сказал он наконец.
– А откуда тебе знать? Ты же ни с одной не был знаком, верно?
Глаза примата блеснули.
– Разумеется, не был. – Пан Сатирус осклабился. – Это не очень лестно для вашего вида?
– Не смущайся, Пан. А мне не нравятся девушки-шимпанзе, и, чтобы предупредить твой вопрос, скажу сразу, что я знаком с ними только как с пациентками. А если ты ничего не знаешь о гиппократовой клятве, то сейчас не время для подробных объяснений.
Пан сел на пол и стал рассеянно почесывать шею большими пальцами ног.
– Но Горилла и Счастливчик мои друзья. Я не хочу ни портить им вечеринку, ни оскорблять их чувств.
Доктор Бедоян сдержал улыбку.
– И правильно делаешь. Ребята так долго были в море, что с охотой возьмут твою даму на себя. И мою. Я помолвлен с одной девушкой из Тарпон Спрингс.
– Ну и что же? – спросил Пан Сатирус, совершенно так же, как раньше доктор.
– С этими гулящими девчонками забавно разговаривать, пить, забавно подтрунивать над ними. Вот увидишь.
– Я не хочу оскорблять ничьих чувств. Вы же знаете, я не человек.
– Уф! Забудь о генерале Магуайре, сделай передышку и выкинь все это из головы. Кажется, наши гостьи уже пришли.
Они и в самом деле пришли.
Из парадной комнаты доносились смешки, щебет, какой-то стук. Официанты притащили ящик джина, два ящика пива и ведро с большим куском льда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19