«Вот она, старинная простота!»
Он скинул куртку и сапоги, справил в горшок малую нужду и без сил повалился на спину, положив сумку с лотосом на подушку возле своей головы.
Прямо над ним на низком потолке темнел контур широкого дощатого люка, наподобие чердачного. «Зачем? Ведь наверху еще один этаж?».
Лишенный сновидений сон Эгина был глубоким и ровным. Таким глубоким и таким ровным, что ни тревожное лошадиное ржание под окном, ни глухой собачий ропот, ни скрип половиц в коридоре, ни даже сдержанная возня с щеколдой на двери в комнату его не разбудили.
Эгин проснулся лишь тогда, когда почувствовал пронзительную, нечеловеческую боль – в его горло под самым кадыком врезался шелковый шнур, а две сильных мужских руки, хозяин которых находился у изголовья Эгиновой кровати, что было сил прижали шнур к жесткому матрасу.
Издав сдавленный вскрик, Эгин открыл, или, скорее, по-рачьи выпучил глаза. В отблесках лунного света он увидел прямо над собой лицо в шелковой маске.
Человек смотрел на него, не мигая, своими черными, глубоко посаженными глазами и не говорил ни слова.
В этих глазах Эгин не заметил ни ненависти, ни упоения смертельной игрой, ни заинтересованности. Словом, это были глаза наемного убийцы – такие же равнодушные глаза у бойцовых петухов.
«Это не грабитель, – мгновенно пронеслось в голове у Эгина. – Неужели проклятые жемчужники добрались-таки до меня?»
Но времени на размышления у него не было. Горло отзывалось мучительной болью, дышать было почти невозможно.
Умереть в Туимиге – что может быть более жалким? Эгин издавал малоэстетичные хрипы и плевал слюной в лицо ночному гостю, пока его левая рука, как бы в предсмертных корчах упавшая с кровати, нашаривала на полу жестяной ночной горшок без ручки.
Мгновение спустя, не без труда ухватив горшок за тонкий обод, Эгин резко, но аккуратно рванул его вверх и, описав рукой с горшком полукруг, перевернул его на голову душителю.
Жесть горшка была тонкой и особого вреда причинить убийце не могла, разве что оцарапала ему темя. Моча тоже оставалась мочой – отнюдь не измененным маслом, способным прожигать дерево и обугливать плоть.
И тем не менее, ловкость Эгина принесла результаты. Убийца отпрянул, затряс головой, начал отплевываться и сквернословить по-харренски, в общем – ослабил хватку.
Ослабил не полностью, а всего лишь чуть-чуть. Но и этого «чуть-чуть» Эгину хватило на то, чтобы набрать в легкие воздуха, сгруппироваться и перейти ко второму этапу освобождения.
Ловко сбросив с ног влажное и холодное одеяло при помощи другой свободной руки, Эгин задрал ноги вверх, к потолку; слегка качнул ими назад и, призвав на помощь всю свою гибкость, бросил ноги к голове, в сторону душителя.
Носки босых ног Эгина зашли под мышки убийце, в то время как его пальцы сомкнулись на боковых брусьях кровати. Мощный рывок! – человек в черной маске оторвался от земли и, однократно перекувырнувшись в воздухе, рухнул на трухлявый пол. Поеденные древоточцем доски катастрофически затрещали, словно борта судна, налетевшего на риф.
Эгин вскочил на ноги. Его лицо пылало, рот судорожно хватал воздух. Он окинул комнату ищущим взглядом: теперь ему требовалось оружие, ведь успех требовалось закрепить. «Облачного» клинка не было на подставке, куда перед сном водрузил его Эгин!
«Не иначе этот сукин сын постарался!»
Тем временем, убийца начал приходить в себя после неожиданного падения. Он пробовал встать на ноги, опираясь на локоть.
«Раз на подставке нет меча – получай хотя бы подставку!» – решил Эгин. И, не без труда оторвав от пола антикварную вещь из тяжелой древесины, на которой, пожалуй, с комфортом разместился бы не только «облачный» клинок, но и харренский двуручник, Эгин опустил ее на голову человеку в маске.
Человек взвыл от боли – судя по всему, удар Эгина пришелся ему ровно по голове. Вместе с его воплем воздух был взрезан оглушительным хрустом; комнату наполнил запах застарелой гнили.
«На этот раз пол едва ли выдержит», – предположил Эгин.
Его прогнозу суждено было сбыться.
Он с изумлением наблюдал за тем, как его противник, вместе с подставкой для мечей, ринет вниз, проваливаясь сквозь стремительно ширящуюся дыру в досках. Вниз, на первый этаж.
В гостиную? Спустя секунду, снизу донесся раскатистый мебельный грохот. По-видимому, убийца угодил в аккурат на обеденный стол.
Вслед за тем раздался оглушительный, истошный женский визг.
«Неужели на такое сопрано способна престарелая хозяйка, что вечером называла меня „спасителем“ и „сынком?“ – с сомнением спросил себя Эгин. Нет, приходилось признать, что кричит скорее дочь хозяев, которая предпочла мирный сон приему постояльца. Или служанка. Впрочем, в том, что в этом доме не держат слуг, Эгин почти не сомневался.
Растирая вздувшуюся ярко-алую полосу на горле, он подошел к пролому.
Доски и перекрытия и впрямь были гнилыми, источенными жуками и червями, влажными от слизи, которая празднично поблескивала в лунном свете.
Эгин сел на корточки и приник к дыре – там, внизу, металась простоволосая незнакомая девушка и ночной сорочке. В руках у нее была тусклая масляная лампа. Девушка в голос ревела, призывая родителей и духов-защитников.
А на каменном полу гостиной, на крышке сложившегося под тяжестью его тела стола, лицом вниз лежал человек в черной маске. Из-под маски полз ручей темной густой крови.
Эгин не мог сказать наверняка – жив человек или мертв. В любом случае, интуиция подсказывала ему, что торжествовать победу еще рано.
Во дворе заржала лошадь и ржание это показалось Эгину знакомым. «Каурый?!»
Эгин подошел к окну и распахнул ставни в промозглую ночь. Он не стал высовываться по пояс, памятуя об осторожности. И правильно сделал.
Две стрелы тотчас же вонзились в оконную раму на расстоянии в четыре пальца от его правого виска.
«Да что же это тут творится!?» – Эгин отпрянул от окна.
Половицы в коридоре предательски скрипнули. Эгин обернулся.
Проникнув в его комнату, ночной гость в маске закрыл дверь на щеколду, несказанно ему удружив. Но чье-то крепкое плечо уже начало пробовать дверь на прочность. «Значит, их как минимум трое. Один – временно вне игры. Второй стрелял из лука и сейчас находится во дворе. А третий – третий ломится в дверь!»
Из этого следовал один печальный вывод: оба пути бегства – коридор и окно – отрезаны. А значит, ему придется принять бой. Причем, принять его с голыми руками.
Эгин уже приготовился к обороне, как вдруг его взгляд скользнул по низенькому потолку с потеками на побелке и зацепился за деревянный люк, наподобие чердачного.
Люк он приметил еще вечером, засыпая. Это был тот самый люк, пустыми размышлениями о предназначении которого он занимал свой праздный разум перед тем, как погрузиться в усталую дрему. И о существовании которого он напрочь успел позабыть в пылу ночной схватки!
Эгин вскочил на кровать и протянул руку к люку. К счастью, он оказался не заперт. Путь на третий этаж был свободен.
«По крайней мере, это позволит мне выиграть время и разобраться с тем, кто же, Шилол их всех разнеси, затеял весь этот бардак!»
Эгин встал на тумбочку и откинул дощатую крышку люка. Он изготовился было уже подтянуться вверх, как вдруг его взгляд упал на кожаную сумку, ту самую, в которой лежал Белый Цветок.
Сумка по-прежнему лежала на подушке.
«Одно можно сказать со всей уверенностью: эта братия не имеет никакого отношения к гнорру-лилипуту. Что, впрочем, не означает, что я вправе оставить его здесь!»
Эгин бросил тревожный взгляд на дверь.
Она, оказавшись гораздо прочнее пола, все еще не поддавалась. Хотя сотрясалась она теперь так, будто в нее колотили карманным тараном.
Эгин схватил сумку, повесил ее на шею и, уцепившись за край люка, подтянулся вверх.
Он очутился в жилой комнате третьего этажа. В целом она была копией той, где ему пришлось ночевать. С одним приятным исключением: комната имела балкон, с которого, как помнил Эгин, можно попасть на крышу.
Не тратя времени на то, чтобы отдышаться, он рывком распахнул ставни и выпрыгнул на балкон.
Его нехитрый расчет сводился к одному: нужно действовать настолько стремительно, насколько возможно. Эгин чувствовал: на то, чтобы войти в Раздавленное Время, ему сейчас попросту не хватит сил.
Лучник – тот самый, что несколькими минутами раньше выпустил в него две стрелы из холодной темноты двора, сориентировался не сразу. Эгин был уже на крыше, когда еще три коротких стрелы, цокнув наконечниками о серый греоверд, отскочили от тигрообразных морд поддерживающих балкон мужчин. «Промазал!» – с удовлетворением резюмировал Эгин, прячась за трубу дымохода.
Прогрохотав по черепичному скату в направлении, противоположном тому, откуда стреляли, Эгин оказался у края крыши.
Его взору открылся пустырь (который впоследствии при ближайшем рассмотрении оказался огородом – пугала, подпорки для тыкв и фасоли). За пустырем-огородом виднелся перелесок, а за перелеском – старая Туимигская крепость. Заброшенная и жутко историческая.
Первого же взгляда на нее Эгину хватило на то, чтобы понять: бежать нужно туда.
Он глянул вниз – под стеной дома раскорячилась поломанная телега с каким-то хламом – одно колесо лежало рядом, второе криво оттопыривалось. Неряшливой шеренгой стояли бочки для квашения овощей. Поодаль красовался сваленный кучами навоз из конюшни, заботливо заготовляемый хозяевами для удобрения надела… словом, вся та «сельская простота», которой еще вечером умилялся Эгин.
Он вздохнул полной грудью и, примерившись к самой большой куче, прыгнул.
Лишь приземлившись в прохладную и почти лишенную запаха кучу, Эгин обнаружил, что совершенно бос. Сапоги его так и остались стоять возле кровати – рядом с поклажей. Впрочем, на его планах это никак не сказалось.
«Придется закаляться», – процедил Эгин и, споро соскочив с удобрений, понесся через пустырь с той быстротой, на которую только был способен.
Через четыре коротких варанских колокола, до крови исколов подошвы своих ног о сухой бурьян, которым был богат пустырь, Эгин наконец достиг перелеска.
В двухстах шагах от него луна серебрила влажную кладку старой туимигской крепости.
Вопреки замогильным историям, которыми чествовали эту достопримечательность местные болтуны, от нее веяло чем-то величественным и успокоительным. Поддавшись этому настроению, Эгин решил, что самое время сделать передышку.
Он осторожно подполз к опушке и сосредоточил все свое внимание на странном доме с двумя башенками.
С отдаления дом выглядел совершенно обычным. Никто не кричал, не визжал и не звонил в пожарный колокол. Никто не бродил вокруг с факелами в поисках беглеца или его следов. Не слышно было ни ржания, ни цокота копыт. Дом словно затаился. Даже собаки и те не лаяли! Казалось, нападавшим удавалось каким-то чудом стать невидимками.
«Не слишком ли это круто для итских жемчужников?» – именно такой вопрос не давал покоя Эгину.
Уж больно эта тишина напоминала о каллиграфически правильных параграфах инструкций по нападению в населенных пунктах, коими кормили своих подчиненных наставники в школах Свода. «Свод? Не может быть! Откуда?!»
Прячась в тени деревьев и стен, он пробрался внутрь разрушенной крепости.
Отыскав самый уютный лаз, Эгин устроился на куче сухих листьев. О костре нечего было и думать. По его подсчетам, до рассвета оставалось что-то около двух часов. Правда, здесь, на севере, светает довольно поздно. Здесь встают и отправляются по своим делам еще затемно. Значит, до того момента, когда на дороге и в окрестностях дома с башенками появится первый прохожий люд, ждать не два часа. Но все равно по меньшей мере полтора часа ему придется провести в стылой темноте подземелья!
Эгин сидел, прислонившись к стене и обхватив колени руками.
Его подбородок лежал на коленях. Глаза его были полузакрыты, а ум занят поддержанием правильного ритма дыхания – все эти ухищрения были направлены на то, чтобы сохранить драгоценное тепло.
Вокруг было тихо. Сумка с лотосом лежала на расстоянии вытянутой руки.
Сидеть вот так и дышать было скучно и даже тоскливо.
Вдруг в голову Эгина пришла шальная мысль – почему бы не развлечь себя коротким разговором с Лагхой? Самым что ни на есть коротким! Может быть, он даст ему дельный совет? Идея насчет совета была очевидно глупой. Но Эгину было неловко признаться себе в том, что на самом деле, все, что ему сейчас нужно – это две-три ободрительных шутки.
– Снова ввязались в историю, любезный Эгин! – беспечно расхохотался гнорр, когда Эгин, то и дело вслушиваясь в тишину, окончил повествование о событиях этой ночи. – Вы правы, все это весьма похоже на проделки наших с вами бывших коллег. Ясно же, что ночные гости намеревались взять вас живьем.
– Из чего, интересно, это явствует? – шепотом спросил Эгин, которому очень не нравилось быть дичью, которую собираются изловить живьем для княжеского зверинца.
– Это следует из того, что никто из троих, даже если предположить, что их было трое, не стал стрелять вам в спину. А также из того, что гости в масках предпочли лишить вас сознания шелковым шнуром вместо того, чтобы просто отрубить вам голову одним ударом меча. Да и вообще, для того, чтобы убить вас, не нужно было дожидаться ночи. Можно было выпустить стрелу из ближайшей рощи…
– И все-таки, кто это?
– Думаю, это – проделки нового загадочного гнорра Свода. Если мое предположение верно, значит, люди, которые за вами охотятся, никто иные, как офицеры Харренского отряда нашей Иноземной Разведки. А именно – либо плеяда «Вечерняя дымка», на их жаргоне – «дымки», либо «Змей-Колесо». И «дымки», и «колеса» – люди для специальных поручений. Это они любят – всякие шелковые маски, шнурки, переодевания. Сначала в Своде вычислили ваш След. Потом дождались вашего возвращения из Ита. А теперь – имеем то, что имеем. Впрочем… это только моя версия. Ни о чем нельзя судить наверняка, пребывая внутри лотоса.
– Я никогда не сталкивался с Иноземной Разведкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10