https://wodolei.ru/catalog/filters/
«Катитесь вы к Хуммеру в пасть со своим спором». Но делал это очень и очень вежливо.
К превеликому удивлению Эгина, всадники поняли его слова правильно и возражать не стали. Процедив «извините», они пришпорили своих скакунов и на рысях двинулись к развилке.
Еще некоторое время Эгин внимательно смотрел им вслед. Из березовой рощи тем временем выползал купеческий обоз с внушительным сопровождением из двух десятков вояк.
Щеголи поравнялись с высокими угловатыми фурами. Один из всадников – обладатель клиновидной бородки – невзначай обрызгал серым, жидким дорожным снегом проводника обоза. Тот немедленно разразился руганью, уличая «городскую бестолочь» во всех мыслимых пороках.
3
Когда купеческий обоз прополз мимо, а всадники скрылись из виду впереди, дорога опустела и Эгин наконец решился достать лотос из сумы на груди.
Он прочел заклинание, которому научила его Итская Дева.
Кстати говоря, сама Итская Дева «отпирала» Белый Цветок безо всяких заклинаний. Но Эгин, как ни старался, повторить этот фокус не смог.
«Отпирание» цветка требовало большой концентрации. Почти такой же большой, как вход в Раздавленное Время. Но поскольку на такую концентрацию у Эгина в последние дни не было вдохновения, после «распечатывания» стихий Города и Озера он говорил с гнорром лишь однажды. Да и то – на общие темы.
Эгин не торопился открывать лотос еще и потому, что был уверен: после всех треволнений он заслужил небольшой отдых от тяжких дум. Эгин уже успел усвоить, что Лагха и тяжкие думы – это как гром и молнии. Редко когда обходятся один без других.
– Я уж думал, Эгин, вы про меня забыли, – проворчал Лагха, крохотный, прозрачный, но узнаваемый. – Да уж, пожалуй, Сайла дала бы вам за такую игрушку, как этот лотос со мной внутри, семь мер серебра и титул Второго Кормчего в придачу.
Эгин улыбнулся. «Интересно, должно быть, ему смотреть на меня. Каждый мой глаз для него – как лодка, рот – как пещера!»
– Не держите на меня зла, гнорр, – сказал Эгин. – Я был просто-таки обезглавлен усталостью.
– Я не злопамятен, – совершенно серьезно сказал гнорр-лилипут. – Вот только жаль, теперь вы не можете поприветствовать меня через целование перстня. Следование этикету как-то всегда организует, настраивает на деловой лад…
Эгин не выдержал и рассмеялся. Какой все-таки чудак этот гнорр! Они находятся в тысяче лиг от родной страны. Сам Лагха уже давно не человек, но уже перестал быть призраком. Прошлое исполнено приключений. Будущее туманно. Планы неопределенны. А гнорр разглагольствует о церемониале!
Крохотный, словно бы стеклянный гнорр тоже улыбнулся. Или Эгину только показалось, что улыбнулся.
– Так или иначе, нам пора обсудить наши дальнейшие действия. И притом побыстрее.
– Я лично не вижу в этом никакой срочности. До Пиннарина мы еще успеем обсудить все – от устройства Волшебного театра до наших кулинарных предпочтений…
– А я эту срочность вижу, – перебил Эгина Лагха. – Потому что в Пиннарине нам делать нечего.
– Как это – нечего? – опешил Эгин.
– Так это. Гнорр в виде стеклянной фигурки в цветочной чашечке едва ли сможет навести порядок в столице и вернуть себе свое тело.
– Что же вы предлагаете, милостивый гиазир?
– Я предлагаю на время забыть о Пиннарине. И вспомнить о Тардере. Мне нужно новое тело, – отчеканил Лагха.
– Надо полагать, в Тардере новыми телами для гнорров торгуют на рынке в рядах готового платья? – язвительно осведомился Эгин.
– Почти. Скажем так: Тардер – это то место, где живет единственный человек, о котором мне доподлинно известно, что он сталкивался с подобной проблемой.
– Над ним тоже совершили колдовство с последующим развоплощением?
– Ничего подобного. Его случай более простой. Но сходство есть.
– Хотелось бы знать подробности.
– Некогда госпоже Далирис тоже было нужно тело сделанного человека. И она изыскала способ достать его. Видите ли, Эгин, госпожа Далирис была, да, собственно, и остается женой харренского сотинальма. Когда Харренский Союз сыграл эту свадьбу, сотинальму Фердару было шестнадцать, ей стукнуло тридцать. Она была самой родовитой вдовой Харренского Союза и молодому сотинальму ничего не оставалось, кроме как гордиться тысячелетним гербом своей вдовствующей невесты. В остальном Далирис была тем еще подарком. Помимо прочего, на протяжении двенадцати лет этот брак оставался бездетным. Сотинальм Фердар был изрядным гулякой и умудрился прижить что-то около десятка внебрачных отпрысков от придворных дамочек, не говоря уже о многочисленных выблядках от безродных девиц. А его законная жена не была способна произвести на свет даже мышь! Конечно, госпожу Далирис это печалило: передать сокровища, гербы и древние привилегии рода сыну какой-то гулящей?! Такая перспектива ее не на шутку бесила. Придворные медики только разводили руками. Мол, делаем что можем. И вот, когда ей стукнуло сорок пять, она решилась и сделала глиняного ребенка, глиняного наследника…
– Она сделала глиняного ребенка? Сама?
– Вряд ли сама, уж очень это необычное дело. Я даже представления о том, как это делается, не имею. Но подозреваю, что магическая сила создателя глиняных людей должна быть колоссальной. Древняя история свидетельствует о том, что потребовались совокупные усилия Звезднорожденных Элиена и Шета, а также помощь магов Герфегеста Конгетлара и Харманы Гамелин, чтобы сделать всего одного такого глиняного человека в качестве своеобразного живого узилища для души Октанга Урайна. Однако, насчет магической силы госпожи Далирис нам ничего не известно. Может, она смогла обойтись и без посторонней помощи. Офицер Иноземной Разведки, который вел эту разработку, был внедрен в ближайшее окружение госпожи Далирис. Не успев выяснить всех обстоятельств дела, он скончался от холеры – скончался сам, безо всяких наемных убийц, что забавно. Важно то, что ни мой предшественник Карувв, с которым напрямую сносился тот офицер, ни я в итоге не получили по этому делу полных и достоверных сведений.
– Не проще ли было взять любого младенца и назвать его наследником сотинальма? – спросил Эгин в задумчивости.
– Нет, не проще. Даже если бы Далирис тайком купила одного из бастардов, он бы не был похож на мать. А так наследник получился улучшенной копией Далирис, при этом не оставляющей сомнений в отцовстве Фердара.
– И как отнесся сотинальм к тому, что его наследником, пусть даже очень на него похожим, стал глиняный человек?
Тут уж настал через гнорра смеяться.
– Вы полагаете, – сказал Лагха, переводя дыхание, – госпожа Далирис сообщила ему, что младенец, которого она якобы родила в завершение так называемой беременности, не совсем настоящий?
– Конечно, это было бы глупо, – смутился Эгин. – Но, я полагаю, что если уж об этом стало известно Своду, то сотинальму об этом, должно быть, и подавно известно!
– Вы сильно недооцениваете Свод, – крохотное лицо Лагхи просияло. – Лишь я и госпожа Далирис до сегодняшнего дня знали о том, что наследник «ненастоящий». Далирис уничтожила всех, кто имел к этому отношение в ближайшие же дни после «родов». Теперь об этом знаете еще и вы. Я никогда не пускал эти сведения в ход. Хотя варианты шантажа рисовались, и притом весьма соблазнительные. Жена сотинальма может очень многое. А второго такого инструмента давления на Харренский Союз я просто еще не изобрел. Но, выходит, этот бесценный, тончайший инструмент придется пустить на то, чтобы всего лишь устроить для меня новое тело!
– Но послушайте, Лагха, разве трудно отличить «глиняного» человека от обычного? Насколько я знаю, сейчас сотинальму Фердару примерно пятьдесят лет. Если он женился на Далирис, когда ему было шестнадцать, а через пятнадцать лет его жена «изобрела» наследника, значит, сейчас этому наследнику должно быть что-то около двадцати! Неужели никто за эти двадцать лет ничего не заподозрил? – с крайним сомнением спросил Эгин.
В какой-то момент ему даже начало казаться, что Лагха старательно разыгрывает его, бессовестно пользуясь его доверием и своим авторитетом.
– Никто ничего не заподозрил, – кивнул Лагха.
– Но это же не-воз-мож-но! Должны же оставаться какие-то… какие-то признаки магического искажения материи! Ведь об этом Свод создал целую науку! – возмутился Эгин.
– Признаки-то есть. Но если вы не знаете, что именно искать, вы никогда этих признаков не найдете. Глиняный человек будет казаться вам настоящим. А в «науках» Свода нет даже такого раздела. Свод в этом отношении наивнее девственницы.
– Мне тяжело в это поверить! – в запале воскликнул Эгин.
– В таком случае, Эгин, ответьте мне на вопрос: не замечали ли вы каких-либо странностей за госпожой Елей, дочерью харренского сотинальма? Вы ведь, насколько мне известно, узнали ее довольно близко? – с лукавой улыбкой поинтересовался Лагха.
Стоя среди лепестков лотоса, крошечный гнорр в открытую торжествовал, уперев кулаки в бока.
В самом деле, для торжества были причины. После того, как с губ гнорра слетело имя госпожи Ели, Эгин в буквальном смысле потерял дар речи.
Вспоминая свою единственную встречу с дочерью харренского сотинальма в Девичьем Замке, вспоминая в конце концов любовную схватку, которой эта встреча окончилась, Эгину ничего не оставалось как признать свою полную беспомощность… свое невежество… и, в конце концов, тот факт, что магическим искусствам буквально нет пределов!
«А я-то в своем невежестве полагал, что магия – это приворотные перстни и заговоренные нагрудники, ну, может, очень действенные перстни и очень крепкие нагрудники! Да еще в лучшем случае – умертвия-убийцы», – пронеслось в голове у Эгина. Он ошарашенно уставился на Лагху.
– То есть… вы хотите сказать, что Еля, госпожа Еля и есть тот самый, то есть та самая глиняная девушка?
– А вы думали, Эгин, что глиняных людей обжигают в печи и красят минеральными красками? Что волосы у них – из пакли, а ногти – из полированной слюды? – ехидничал гнорр.
Эгин оглушенно замотал головой.
– Из этих рассуждений следует один очень важный вывод, – подытожил Лагха деловым тоном. – Мы едем в Тардер, неподалеку от которого расположена зимняя резиденция госпожи Далирис. Придя туда мы постараемся сделать все, чтобы старая ведьма помогла мне раздобыть такое же красивое и здоровое тело, каким обладает ее дочь.
– А это значит, что на ближайшей развилке нам придется избрать Поперечный тракт, – тихо сказал Эгин.
4
Марнильм оказался куда более многолюдным, чем Итинильм – дорога Суээдета-Ит.
То и дело навстречу попадались деловитые купеческие караваны, ленивые крестьянские подводы, пешие путники.
Несколько раз Эгина обгоняли гонцы харренской почтовой службы.
Однажды ему даже показалось, что он видит вдалеке тех самых щеголей, просивших его быть судьей. Но неожиданный полотняный борт фуры закрыл Эгину обзор и он не успел присмотреться как следует. А спустя пару мгновений дальние дали были уже безупречно пустынны.
В Туимиг Эгин въехал уже в сумерках.
Городок, по рассказам Миласа, был славен тремя вещами: своей древностью, сладостями и соседством с медными копями, к которым в качестве поставщика дешевых рабочих рук была пристроена огромная каторжная тюрьма. От древности в Туимиге осталось множество вычурных строений из тесаного темно-серого камня, а также знаменитая крепость, где, по слухам, кишмя кишели духи-прорицатели.
Туимигские же сладости были такими сладкими, что ходили шутки, будто у непривычных к тутошним медовым кренделям чужеземцев нередко склеиваются челюсти, да так, что лишь цирюльникам под силу разделить их снова. Со сладостями Эгин рисковать не решился. А вот с архитектурой ему пришлось этой ночью столкнуться вплотную.
«Комнаты сдаются. Дешевый ночлег», – гласила начертанная углем надпись на выбеленной стене трехэтажного дома, стоящего неприкаянной громадой у въезда в город. Надпись была подсвечена факелом, оглашающим воздух предсмертным шипением. В остальном дом был темен и казался необитаемым.
Эгин поднял глаза. Фасад дома с обеих сторон венчали башенки. Полуразрушенные, с острыми жестяными крышами и, главное, совершенно непонятного предназначения. Особенно странно было то, что башенки смотрели на поросший быльем плоский пустырь, оканчивающийся леском.
Непонятно зачем приделанный вкривь и вкось балкон третьего этажа поддерживали два существа, имевшие мужские тела и головы, очень отдаленно напоминающие тигриные.
«Интересно, видел ли кто в Туимиге живого тигра?» – спросил себя Эгин.
Он уже думал было двинуться дальше, как почувствовал вмиг навалившуюся на него усталость. Ему вдруг показалось, что он не в силах больше высидеть в седле и минуты. И он принял решение воспользоваться приглашением на «дешевый ночлег».
Он стучал в дверь так долго, что почти раскаялся в своем решении.
Когда полуглухой хозяин наконец понял, чего хочет от него чужестранец, радости его не было границ. Чувствовалось, что такие оригиналы, как Эгин, случаются в этом странном доме нечасто.
Слушая мутные рассказы хозяина, Эгин проглотил холодный ужин из бобов с мясом. И, вежливо но непреклонно отказавшись от сладкого, двинулся на второй этаж, где престарелая хозяйка приготовила для него постель.
Одного серебряника хватило на то, чтобы довести супружескую чету до экстаза.
«Вы просто спаситель наш! Просто само провидение вас послало!» – радостно шелестела хозяйка, полная морщинистая женщина, больше всего похожая на столетнюю прямоходячую черепаху.
«А ведь в Ите на эти деньги разве что пива с рыбными сухариками выпьешь», – удивился Эгин, успевший отвыкнуть от харренских цен, и поплелся наверх. Вкушать дешевый ночлег.
Пол в его комнате ощутимо проседал под подошвами сапог, натужно скрипел при каждом шаге и казался насквозь гнилым.
В воздухе пахло сыростью и древесной трухой. Эгин провел рукой по постели – белье было влажным. Спать, значит, придется одетым. Под кроватью стоял ночной горшок без ручки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
К превеликому удивлению Эгина, всадники поняли его слова правильно и возражать не стали. Процедив «извините», они пришпорили своих скакунов и на рысях двинулись к развилке.
Еще некоторое время Эгин внимательно смотрел им вслед. Из березовой рощи тем временем выползал купеческий обоз с внушительным сопровождением из двух десятков вояк.
Щеголи поравнялись с высокими угловатыми фурами. Один из всадников – обладатель клиновидной бородки – невзначай обрызгал серым, жидким дорожным снегом проводника обоза. Тот немедленно разразился руганью, уличая «городскую бестолочь» во всех мыслимых пороках.
3
Когда купеческий обоз прополз мимо, а всадники скрылись из виду впереди, дорога опустела и Эгин наконец решился достать лотос из сумы на груди.
Он прочел заклинание, которому научила его Итская Дева.
Кстати говоря, сама Итская Дева «отпирала» Белый Цветок безо всяких заклинаний. Но Эгин, как ни старался, повторить этот фокус не смог.
«Отпирание» цветка требовало большой концентрации. Почти такой же большой, как вход в Раздавленное Время. Но поскольку на такую концентрацию у Эгина в последние дни не было вдохновения, после «распечатывания» стихий Города и Озера он говорил с гнорром лишь однажды. Да и то – на общие темы.
Эгин не торопился открывать лотос еще и потому, что был уверен: после всех треволнений он заслужил небольшой отдых от тяжких дум. Эгин уже успел усвоить, что Лагха и тяжкие думы – это как гром и молнии. Редко когда обходятся один без других.
– Я уж думал, Эгин, вы про меня забыли, – проворчал Лагха, крохотный, прозрачный, но узнаваемый. – Да уж, пожалуй, Сайла дала бы вам за такую игрушку, как этот лотос со мной внутри, семь мер серебра и титул Второго Кормчего в придачу.
Эгин улыбнулся. «Интересно, должно быть, ему смотреть на меня. Каждый мой глаз для него – как лодка, рот – как пещера!»
– Не держите на меня зла, гнорр, – сказал Эгин. – Я был просто-таки обезглавлен усталостью.
– Я не злопамятен, – совершенно серьезно сказал гнорр-лилипут. – Вот только жаль, теперь вы не можете поприветствовать меня через целование перстня. Следование этикету как-то всегда организует, настраивает на деловой лад…
Эгин не выдержал и рассмеялся. Какой все-таки чудак этот гнорр! Они находятся в тысяче лиг от родной страны. Сам Лагха уже давно не человек, но уже перестал быть призраком. Прошлое исполнено приключений. Будущее туманно. Планы неопределенны. А гнорр разглагольствует о церемониале!
Крохотный, словно бы стеклянный гнорр тоже улыбнулся. Или Эгину только показалось, что улыбнулся.
– Так или иначе, нам пора обсудить наши дальнейшие действия. И притом побыстрее.
– Я лично не вижу в этом никакой срочности. До Пиннарина мы еще успеем обсудить все – от устройства Волшебного театра до наших кулинарных предпочтений…
– А я эту срочность вижу, – перебил Эгина Лагха. – Потому что в Пиннарине нам делать нечего.
– Как это – нечего? – опешил Эгин.
– Так это. Гнорр в виде стеклянной фигурки в цветочной чашечке едва ли сможет навести порядок в столице и вернуть себе свое тело.
– Что же вы предлагаете, милостивый гиазир?
– Я предлагаю на время забыть о Пиннарине. И вспомнить о Тардере. Мне нужно новое тело, – отчеканил Лагха.
– Надо полагать, в Тардере новыми телами для гнорров торгуют на рынке в рядах готового платья? – язвительно осведомился Эгин.
– Почти. Скажем так: Тардер – это то место, где живет единственный человек, о котором мне доподлинно известно, что он сталкивался с подобной проблемой.
– Над ним тоже совершили колдовство с последующим развоплощением?
– Ничего подобного. Его случай более простой. Но сходство есть.
– Хотелось бы знать подробности.
– Некогда госпоже Далирис тоже было нужно тело сделанного человека. И она изыскала способ достать его. Видите ли, Эгин, госпожа Далирис была, да, собственно, и остается женой харренского сотинальма. Когда Харренский Союз сыграл эту свадьбу, сотинальму Фердару было шестнадцать, ей стукнуло тридцать. Она была самой родовитой вдовой Харренского Союза и молодому сотинальму ничего не оставалось, кроме как гордиться тысячелетним гербом своей вдовствующей невесты. В остальном Далирис была тем еще подарком. Помимо прочего, на протяжении двенадцати лет этот брак оставался бездетным. Сотинальм Фердар был изрядным гулякой и умудрился прижить что-то около десятка внебрачных отпрысков от придворных дамочек, не говоря уже о многочисленных выблядках от безродных девиц. А его законная жена не была способна произвести на свет даже мышь! Конечно, госпожу Далирис это печалило: передать сокровища, гербы и древние привилегии рода сыну какой-то гулящей?! Такая перспектива ее не на шутку бесила. Придворные медики только разводили руками. Мол, делаем что можем. И вот, когда ей стукнуло сорок пять, она решилась и сделала глиняного ребенка, глиняного наследника…
– Она сделала глиняного ребенка? Сама?
– Вряд ли сама, уж очень это необычное дело. Я даже представления о том, как это делается, не имею. Но подозреваю, что магическая сила создателя глиняных людей должна быть колоссальной. Древняя история свидетельствует о том, что потребовались совокупные усилия Звезднорожденных Элиена и Шета, а также помощь магов Герфегеста Конгетлара и Харманы Гамелин, чтобы сделать всего одного такого глиняного человека в качестве своеобразного живого узилища для души Октанга Урайна. Однако, насчет магической силы госпожи Далирис нам ничего не известно. Может, она смогла обойтись и без посторонней помощи. Офицер Иноземной Разведки, который вел эту разработку, был внедрен в ближайшее окружение госпожи Далирис. Не успев выяснить всех обстоятельств дела, он скончался от холеры – скончался сам, безо всяких наемных убийц, что забавно. Важно то, что ни мой предшественник Карувв, с которым напрямую сносился тот офицер, ни я в итоге не получили по этому делу полных и достоверных сведений.
– Не проще ли было взять любого младенца и назвать его наследником сотинальма? – спросил Эгин в задумчивости.
– Нет, не проще. Даже если бы Далирис тайком купила одного из бастардов, он бы не был похож на мать. А так наследник получился улучшенной копией Далирис, при этом не оставляющей сомнений в отцовстве Фердара.
– И как отнесся сотинальм к тому, что его наследником, пусть даже очень на него похожим, стал глиняный человек?
Тут уж настал через гнорра смеяться.
– Вы полагаете, – сказал Лагха, переводя дыхание, – госпожа Далирис сообщила ему, что младенец, которого она якобы родила в завершение так называемой беременности, не совсем настоящий?
– Конечно, это было бы глупо, – смутился Эгин. – Но, я полагаю, что если уж об этом стало известно Своду, то сотинальму об этом, должно быть, и подавно известно!
– Вы сильно недооцениваете Свод, – крохотное лицо Лагхи просияло. – Лишь я и госпожа Далирис до сегодняшнего дня знали о том, что наследник «ненастоящий». Далирис уничтожила всех, кто имел к этому отношение в ближайшие же дни после «родов». Теперь об этом знаете еще и вы. Я никогда не пускал эти сведения в ход. Хотя варианты шантажа рисовались, и притом весьма соблазнительные. Жена сотинальма может очень многое. А второго такого инструмента давления на Харренский Союз я просто еще не изобрел. Но, выходит, этот бесценный, тончайший инструмент придется пустить на то, чтобы всего лишь устроить для меня новое тело!
– Но послушайте, Лагха, разве трудно отличить «глиняного» человека от обычного? Насколько я знаю, сейчас сотинальму Фердару примерно пятьдесят лет. Если он женился на Далирис, когда ему было шестнадцать, а через пятнадцать лет его жена «изобрела» наследника, значит, сейчас этому наследнику должно быть что-то около двадцати! Неужели никто за эти двадцать лет ничего не заподозрил? – с крайним сомнением спросил Эгин.
В какой-то момент ему даже начало казаться, что Лагха старательно разыгрывает его, бессовестно пользуясь его доверием и своим авторитетом.
– Никто ничего не заподозрил, – кивнул Лагха.
– Но это же не-воз-мож-но! Должны же оставаться какие-то… какие-то признаки магического искажения материи! Ведь об этом Свод создал целую науку! – возмутился Эгин.
– Признаки-то есть. Но если вы не знаете, что именно искать, вы никогда этих признаков не найдете. Глиняный человек будет казаться вам настоящим. А в «науках» Свода нет даже такого раздела. Свод в этом отношении наивнее девственницы.
– Мне тяжело в это поверить! – в запале воскликнул Эгин.
– В таком случае, Эгин, ответьте мне на вопрос: не замечали ли вы каких-либо странностей за госпожой Елей, дочерью харренского сотинальма? Вы ведь, насколько мне известно, узнали ее довольно близко? – с лукавой улыбкой поинтересовался Лагха.
Стоя среди лепестков лотоса, крошечный гнорр в открытую торжествовал, уперев кулаки в бока.
В самом деле, для торжества были причины. После того, как с губ гнорра слетело имя госпожи Ели, Эгин в буквальном смысле потерял дар речи.
Вспоминая свою единственную встречу с дочерью харренского сотинальма в Девичьем Замке, вспоминая в конце концов любовную схватку, которой эта встреча окончилась, Эгину ничего не оставалось как признать свою полную беспомощность… свое невежество… и, в конце концов, тот факт, что магическим искусствам буквально нет пределов!
«А я-то в своем невежестве полагал, что магия – это приворотные перстни и заговоренные нагрудники, ну, может, очень действенные перстни и очень крепкие нагрудники! Да еще в лучшем случае – умертвия-убийцы», – пронеслось в голове у Эгина. Он ошарашенно уставился на Лагху.
– То есть… вы хотите сказать, что Еля, госпожа Еля и есть тот самый, то есть та самая глиняная девушка?
– А вы думали, Эгин, что глиняных людей обжигают в печи и красят минеральными красками? Что волосы у них – из пакли, а ногти – из полированной слюды? – ехидничал гнорр.
Эгин оглушенно замотал головой.
– Из этих рассуждений следует один очень важный вывод, – подытожил Лагха деловым тоном. – Мы едем в Тардер, неподалеку от которого расположена зимняя резиденция госпожи Далирис. Придя туда мы постараемся сделать все, чтобы старая ведьма помогла мне раздобыть такое же красивое и здоровое тело, каким обладает ее дочь.
– А это значит, что на ближайшей развилке нам придется избрать Поперечный тракт, – тихо сказал Эгин.
4
Марнильм оказался куда более многолюдным, чем Итинильм – дорога Суээдета-Ит.
То и дело навстречу попадались деловитые купеческие караваны, ленивые крестьянские подводы, пешие путники.
Несколько раз Эгина обгоняли гонцы харренской почтовой службы.
Однажды ему даже показалось, что он видит вдалеке тех самых щеголей, просивших его быть судьей. Но неожиданный полотняный борт фуры закрыл Эгину обзор и он не успел присмотреться как следует. А спустя пару мгновений дальние дали были уже безупречно пустынны.
В Туимиг Эгин въехал уже в сумерках.
Городок, по рассказам Миласа, был славен тремя вещами: своей древностью, сладостями и соседством с медными копями, к которым в качестве поставщика дешевых рабочих рук была пристроена огромная каторжная тюрьма. От древности в Туимиге осталось множество вычурных строений из тесаного темно-серого камня, а также знаменитая крепость, где, по слухам, кишмя кишели духи-прорицатели.
Туимигские же сладости были такими сладкими, что ходили шутки, будто у непривычных к тутошним медовым кренделям чужеземцев нередко склеиваются челюсти, да так, что лишь цирюльникам под силу разделить их снова. Со сладостями Эгин рисковать не решился. А вот с архитектурой ему пришлось этой ночью столкнуться вплотную.
«Комнаты сдаются. Дешевый ночлег», – гласила начертанная углем надпись на выбеленной стене трехэтажного дома, стоящего неприкаянной громадой у въезда в город. Надпись была подсвечена факелом, оглашающим воздух предсмертным шипением. В остальном дом был темен и казался необитаемым.
Эгин поднял глаза. Фасад дома с обеих сторон венчали башенки. Полуразрушенные, с острыми жестяными крышами и, главное, совершенно непонятного предназначения. Особенно странно было то, что башенки смотрели на поросший быльем плоский пустырь, оканчивающийся леском.
Непонятно зачем приделанный вкривь и вкось балкон третьего этажа поддерживали два существа, имевшие мужские тела и головы, очень отдаленно напоминающие тигриные.
«Интересно, видел ли кто в Туимиге живого тигра?» – спросил себя Эгин.
Он уже думал было двинуться дальше, как почувствовал вмиг навалившуюся на него усталость. Ему вдруг показалось, что он не в силах больше высидеть в седле и минуты. И он принял решение воспользоваться приглашением на «дешевый ночлег».
Он стучал в дверь так долго, что почти раскаялся в своем решении.
Когда полуглухой хозяин наконец понял, чего хочет от него чужестранец, радости его не было границ. Чувствовалось, что такие оригиналы, как Эгин, случаются в этом странном доме нечасто.
Слушая мутные рассказы хозяина, Эгин проглотил холодный ужин из бобов с мясом. И, вежливо но непреклонно отказавшись от сладкого, двинулся на второй этаж, где престарелая хозяйка приготовила для него постель.
Одного серебряника хватило на то, чтобы довести супружескую чету до экстаза.
«Вы просто спаситель наш! Просто само провидение вас послало!» – радостно шелестела хозяйка, полная морщинистая женщина, больше всего похожая на столетнюю прямоходячую черепаху.
«А ведь в Ите на эти деньги разве что пива с рыбными сухариками выпьешь», – удивился Эгин, успевший отвыкнуть от харренских цен, и поплелся наверх. Вкушать дешевый ночлег.
Пол в его комнате ощутимо проседал под подошвами сапог, натужно скрипел при каждом шаге и казался насквозь гнилым.
В воздухе пахло сыростью и древесной трухой. Эгин провел рукой по постели – белье было влажным. Спать, значит, придется одетым. Под кроватью стоял ночной горшок без ручки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10