– А где находился муж?
– В городе, у матери.
– Дайте мне адрес.
Она сказала адрес на Ной-стрит.
– А кто-нибудь...
– Хватит, пошли, – вмешался шериф, все еще не отрывая глаз от дождя. – Вам что, мало?
Миссис Коттон снова повернулась к окружному прокурору и вцепилась ему в рукав.
– Не рассказывайте никому, мистер Вернон, ладно? – взмолилась она. – Не знаю, что сделаю, если все раскроется. Вам-то я должна была сказать, чтобы он не свалил вину на Харви. Пожалуйста, никому не рассказывайте, очень прошу.
Окружной прокурор дал клятву, что ни при каких обстоятельствах ни один из нас не проговорится, а шериф с помощником, покраснев, энергично закивали.
Но когда мы сели в машину, они забыли про смущение и снова превратились в полицейских ищеек. Через десять минут эти ищейки уже рассудили, что в пятницу вечером Коттон ни к какой матери в Сан-Франциско не поехал, а остался здесь, убил Коллинсона, потом скатал в город, чтобы позвонить Фицстивену и опустить письмо, вернулся и похитил Габриэлу; и с самого начала он фабриковал улики против Уиддена, с которым давно был не в ладах, так как подозревал его в связи с женой, о чем, кстати, вся Кесада давно знала.
Шериф, чье благородство только что помешало мне расспросить миссис Коттон поподробнее, теперь ржал, тряся пузом.
– Дела! – хохотал он. – Дик мухлюет с уликами, а Харви добывает себе алиби в его постели. Ну и физиономия у него будет, когда мы это выложим. Давайте отыщем его прямо сейчас.
– Не торопитесь, – посоветовал я. – Сначала выясним про поездку в Сан-Франциско. С нас не убудет. Пока против него есть только одно: попытка ложно обвинить Уиддена. Убийца и похититель вряд ли наделал бы столько глупостей.
Финн нахмурился и стал защищать свою версию:
– А может, ему больше всего на свете хотелось подложить свинью Харви?
– Все может быть, – сказал я. – Но лучше сейчас его не трогать и посмотреть, что он выкинет.
Финн был против. Ему не терпелось тут же сцапать начальника полиции, но Вернон нехотя поддержал меня. Мы высадили Ролли у его дома и вернулись в гостиницу.
В номере я заказал разговор со своим агентством в Сан-Франциско. Пока я ждал звонка, в дверь постучали. На пороге стоял Джек Сантос в пижаме, халате и тапочках.
– Хорошо прокатились? – спросил он, позевывая.
– Отлично.
– Что-нибудь свеженькое привезли?
– Только по секрету, не для печати: Коттон решил свалить вину на любовника жены и уже сфабриковал улики. А остальные большие люди думают, что Коттон как раз сам и провернул все дела.
– Теперь уж они точно попадут на первую страницу. – Сантос сел на кровать и задымил сигаретой. – Кстати, вы не слышали, что Фини был соперником Коттона в борьбе за руку и сердце почтовой красотки? Но она выбрала начальника участка – ямочка на подбородке одержала победу над усами.
– Не слышал, – признался я. – Ну и что из этого?
– Откуда мне знать? Парень из гаража рассказал.
– А давно?
– Давно ли они соперничали? Около двух лет назад.
Раздался звонок, и я сказал Филду – ночному дежурному в агентстве, чтобы он распорядился навести справки о визите Коттона на Ной-стрит. Пока я разговаривал, Сантос зевнул и ушел. Закончив, я лег спать.
17. За тупым мысом
На другое утро телефон разбудил меня около десяти. Звонил Мики Лайнен из Сан-Франциско: Коттон приехал к матери в субботу утром, между семью и половиной восьмого. Проспал пять или шесть часов – матери сказал, что всю ночь подстерегал взломщика, – а в шесть вечера уехал домой.
Когда я спустился в вестибюль, Коттон как раз вошел с улицы. Глаза у него были воспаленные, вид усталый, но по-прежнему решительный.
– Поймали Уиддена? – спросил я.
– Нет, черт его подери, не поймал. Слушайте, хоть он и сбег, хорошо, что вы толкнули меня под руку. Я... Сгоряча, бывает, совсем разум теряешь.
– Ну да. На обратной дороге мы заезжали к вам домой. Узнать, что с вами.
– Я еще не был дома, – сказал он. – Всю ночь охотился за этим подлецом. А где Вернон и Фини?
– Подушки давят. Вам бы тоже не мешало поспать. Если что – я вам позвоню.
Он отправился домой. Я пошел в кафе завтракать. Пока я сидел там, пришел Вернон. Он получил телеграммы из полицейского отделения Сан-Франциско и из конторы шерифа округа Марин, подтверждавшие алиби Фицстивена.
– Есть сообщение о Коттоне, – сказал я. – Он приехал к матери в семь или начале восьмого утра в субботу и уехал в шесть часов вечера.
– В семь или начале восьмого? – Вернону сообщение не понравилось. Если полицейский в это время был в Сан-Франциско, вряд ли он похитил Габриэлу. – Вы уверены?
– Нет, но более надежными сведениями пока не располагаем. А вот и Фицстивен. – Через дверь кафе я увидел худую спину романиста перед стойкой портье. – Извините, я сейчас.
Я вышел, привел к нашему столику Фицстивена и •представил его прокурору. Вернон встал, чтобы пожать ему руку, но был рассеян – видимо, его занимал сейчас один Коттон. Фицстивен сказал, что позавтракал перед отъездом из города, и заказал только чашку кофе. Тут меня позвали к телефону.
Голос Коттона, но настолько взволнованный, что я его едва узнал:
– Ради Бога, берите Вернона и Фини и давайте сюда.
– Что случилось? – спросил я.
– Скорее! Тут страшное дело. Скорее! – прокричал он и повесил трубку.
Я вернулся к столику и рассказал о разговоре Вернону. Он вскочил, опрокинув кофе Фицстивена. Фицстивен тоже встал и нерешительно посмотрел на меня.
– Поехали, – пригласил я его. – Может быть, одна из тех историй, которые вам так нравятся.
Машина Фицстивена стояла перед гостиницей. До дома полицейского было всего семь кварталов. Парадная дверь оказалась открытой. Вернон постучал в косяк на ходу, приглашения мы дожидаться не стали.
Коттон встретил нас в передней. Глаза у него были круглые и налиты кровью, лицо – застывшее и белое, как мрамор. Он попытался что-то сказать, но слова не проходили сквозь стиснутые зубы. Кулаком, сжимавшим коричневую бумажку, он показал за спину, на дверь.
Через дверной проем мы увидели миссис Коттон. Она лежала на синем ковре. На ней было голубое платье. Горло – в темных кровоподтеках. Губы и вывесившийся, распухший язык были темнее кровоподтеков. Глаза, широко раскрытые, выпученные, закатились под лоб – мертвые глаза. Я прикоснулся к руке, она была еще теплая.
Коттон вошел за нами в комнату, сжимая в кулаке коричневую бумажку. Это был неровно оторванный кусок оберточной бумаги, с обеих сторон исписанный нервными, торопливыми карандашными каракулями. Карандаш был мягче, чем на записке, полученной Фицстивеном, а бумага темнее.
Коттон стоял рядом со мной. Я взял у него бумажку и быстро прочел, пропуская ненужные слова:
«Ночью пришел Уидден... сказал, что муж за ним гонится... свалил на него убийство Коллинсона... я спрятала его на чердаке... говорит, если не скажу, что он был здесь в пятницу ночью, он пропал... если не скажу, его повесят... когда пришел мистер Вернон, Харви сказал: убью, если не скажешь... я так и сказала... но в ту ночь его здесь не было... я тогда не знала, что он виноват... потом сказал... пробовал увезти ее в четверг ночью... муж чуть не поймал его... пришел к нам в отделение после того, как Коллинсон отправил телеграмму, и прочел ее... зашел за ним и убил... уехал в Сан-Франциско, пил там... решил все равно похитить... позвонил человеку, который ее знал, чтобы выведать, с кого требовать деньги... был пьяный, толком говорить не мог... написал письмо и приехал обратно... повстречал ее на дороге... отвез за Тупой мыс, там бутлегеры раньше прятали ром... плыть на лодке... боюсь, что убьет меня... запер на чердаке... пишу, пока он внизу собирает еду... убийца... не буду ему помогать... Дэйзи Коттон».
Пока я читал, пришли шериф и Ролли. Лицо у шерифа было такое же белое и застывшее, как у Коттона.
Вернон оскалил зубы и зарычал Коттону:
– Это вы писали...
Фини выхватил у меня бумажку, взглянул на нее, помотал головой и хрипло сказал:
– Нет, это ее рука, точно.
Коттон лепетал:
– Нет, клянусь Богом, не я. Пакет я ему подбросил, признаю, но это все. Пришел домой, она лежит мертвая. Клянусь Богом!
– Где вы были в пятницу ночью? – спросил Вернон.
– Здесь, следил за домом. Я думал... я думал, он сюда... Но в ту ночь его здесь не было. Я караулил до рассвета, а потом уехал в город. Я не...
Последние его слова заглушил рев шерифа. Шериф махал запиской покойницы. Он ревел:
– За Тупым мысом! Чего мы ждем?
Он кинулся из дома, мы – за ним. Ролли повез Коттона к берегу на своей машине. Вернон, шериф и я поехали с Фицстивеном. Всю недолгую дорогу шериф плакал, и слезы капали на автоматический пистолет, лежавший у него на коленях.
На пристани мы пересели на бело-зеленый катер, которым правил румяный русоволосый парень по имени Тим. Тим сказал, что тайных бутлегерских складов под Тупым мысом не знает, но если там есть такой, он найдет. Катер у него шел с хорошей скоростью, но Финн и Коттону этого было мало. Они стояли на носу с пистолетами наготове, напряженно смотрели вперед и каждую минуту кричали Тиму, чтобы он прибавил.
Через полчаса мы обогнули закругленный выступ, звавшийся Тупым мысом, и Тим, сбросив скорость, повел катер ближе к высоким, острым камням, тянувшимся по самому урезу воды. Теперь мы смотрели во все глаза – глаза скоро заболели от напряжения и полуденного солнца, но мы продолжали смотреть. Два раза скалы на берегу расступались, и мы видели бухточки, с надеждой заходили туда, но обнаруживали, что это тупики, что они никуда не ведут и тайников тут быть не может.
Третья бухточка выглядела еще безнадежней, но теперь, когда Тупой мыс остался довольно далеко позади, нельзя было пропускать ничего. Мы вошли в бухточку, однако, приблизившись к берегу, решили, что она тоже глухая, и велели Тиму двигаться дальше. Пока паренек разворачивал катер, нас отнесло еще на метр в глубину бухты.
Коттон перегнулся на носу и закричал:
– Вот оно!
Он показал пистолетом на берег бухточки. Катер снесло еще на полметра. Вытянув шеи, мы разглядели, что сбоку от нас вовсе не берег, а высокий, узкий, зазубренный выступ скалы, отделенный от берега несколькими метрами воды.
– Правь туда, – скомандовал Фини.
Тим, нахмурясь, поглядел на воду, помешкал и ответил:
– Не пройдем.
В подтверждение его слов катер с неприятным скрежетом вдруг задрожал у нас под ногами.
– Какого черта? – рявкнул шериф. – Правь туда.
Тим взглянул на разъяренное лицо шерифа и подчинился.
Катер опять задрожал, только сильнее, и теперь, кроме скрежета под днищем, послышался такой звук, будто что-то рвалось: однако мы прошли в горло и повернули за каменный выступ. Мы оказались в клиновидном кармане, метров в семь шириной у входа и примерно в двадцать пять длиной, огражденном каменными стенами и недосягаемом с суши – проникнуть сюда можно было только так, как мы, – с моря. Вода (которая еще держала нас, но быстро набиралась в катер) покрывала лишь треть длины кармана. Остальные две трети были покрыты белым песком. На песке лежала маленькая лодка, наполовину вытащенная из воды. Пустая. Ни души кругом. И укрытия, кажется, никакого. Зато были следы на песке, большие и маленькие, а кроме того, пустые консервные банки и кострище.
– Его, – сказал Ролли, кивнув на лодку.
Наш катер уткнулся в берег рядом с ней. Мы спрыгнули и, разбрызгивая воду, бросились на сушу – Коттон первым, остальные за ним, цепью. Вдруг, словно из-под земли, в дальнем углу появился Харви Уидден с винтовкой в руках. На лице его были написаны гнев и крайнее изумление; то же самое прозвучало в голосе:
– Ах ты, подлая скотина... – Остальное заглушил выстрел его винтовки.
Коттон бросился на бок. Пуля миновала полицейского, просвистела между мной и Фицстивеном, задев поле его шляпы, и ударилась в камни у нас за спиной. Четыре наших пистолета ответили одновременно, и некоторые – не по одному разу.
Уидден повалился навзничь. Когда мы подошли к нему, он был мертв – три пули в груди, одна в голове.
Мы нашли Габриэлу Коллинсон: она сидела, забившись в нору – длинную треугольную пещеру с узким горлом; лаз был расположен в каменной стене под таким углом, что с берега не разглядишь. Там были одеяла, настланные поверх кучи сухих водорослей, консервы, керосиновый фонарь и еще одна винтовка.
Мелкое личико Габриэлы горело, а голос охрип: она простудилась. Вначале она была так напугана, что не могла связно говорить, и, по-видимому, не узнала ни Фицстивена, ни меня.
Катер наш вышел из строя. Лодка Уиддена могла безопасно увезти через прибой не больше трех человек. Тим и Ролли отправились на ней в Кесаду, за судном побольше. Туда и обратно полтора часа. Пока их не было, мы занимались Габриэлой, успокаивали ее, убеждали, что с ней друзья, что теперь ей нечего бояться. Испуг в ее глазах постепенно проходил, дышать она стала спокойнее, и ногти уже не так вонзались в ладони. Через час она начала отвечать на наши вопросы.
Она сказала, что ничего не знает о попытке Уиддена похитить ее в четверг ночью и о телеграмме, которую послал мне Эрик. В пятницу она просидела всю ночь, дожидаясь его с прогулки, а когда рассвело, в отчаянии пустилась на поиски. И нашла – как я. После этого она вернулась в дом и попыталась покончить с собой – застрелиться, чтобы положить конец проклятию.
– Два раза пробовала, – прошептала она, – и не сумела. Не сумела. Струсила. Не могла в себя целиться. В первый раз я попробовала стрелять в висок, а потом в грудь, но не хватило смелости. Оба раза я отдергивала пистолет перед выстрелом. А после второго раза уже и пробовать боялась.
Тогда она переоделась – сняла вечернее платье, перепачканное и порванное во время поисков, – и уехала из дому. Она не сказала, куда собиралась ехать. По-видимому, сама не знала. Может быть, никуда конкретно и не собиралась – просто уехала из того места, где проклятие настигло ее мужа.
Проехать она успела совсем немного, когда увидела встречную машину, которую вел человек, привезший ее сюда. Он поставил свою машину поперек дороги, преградил путь. Чтобы избежать столкновения, она свернула и налетела на дерево – и больше ничего не помнит до той минуты, когда проснулась в пещере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25