раковина искусственный камень 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Дженнингс направил камеру туда, куда был устремлен взгляд Торна, и сделал несколько снимков.
– Ну, давайте, Торн! – потребовал студент. – Теперь, когда вы меня видите, что вы можете сказать?
– Я думаю… – начал Торн сбивающимся голосом, -…вы правы. Мы все должны делиться богатством. Я… я попытаюсь что-нибудь сделать.
Юноша по-детски заулыбался, и напряжение в толпе исчезло. Кто-то попросил, чтобы убрали прожекторы. Торн пытался прийти в себя, но взгляд его то и дело возвращался в темноту, где мелькала знакомая сутана.
Дженнингс вернулся домой поздно вечером и зарядил пленки в бачок для проявки. Посол, как обычно, произвел на него изрядное впечатление и заинтересовал еще больше. Репортер увидел в его глазах страх, он почуял его, как крыса чует сыр. Это не был беспричинный страх. Очевидно, Торн увидел что-то или кого-то в глубине аудитории. Света было очень мало, а угол съемки слишком велик, но Дженнингс надеялся увидеть что-нибудь на проявленной пленке. Ожидая, пока пленка обработается, он почувствовал голод и разорвал пакет с едой, которую купил на обратном пути из отеля. Вытащив небольшого жареного цыпленка и бутылку шипучки, Дженнингс разложил их перед собой и приготовился к пиршеству.
Сработал таймер, и он прошел в темную комнату, вынул щипцами пленки из бачка. Увиденное так сильно обрадовало его, что он даже вскрикнул от радости, затем вставил пленку в увеличитель и при свете стал рассматривать прекрасные кадры перепалки Торна и студента. Далее шла серия снимков, запечатлевших дальнюю часть зала. Ни одного лица или фигуры нельзя было отчетливо различить в темноте, но на каждом кадре виднелся похожий на дым копьеобразный отросток.
На снимках был увековечен какой-то толстяк с сигарой. Отросток вполне мог оказаться простым дымом. Вернувшись к негативам, Дженнингс отобрал лучшие, зарядил их в увеличитель и минут пятнадцать рассматривал пленки с нарастающим вниманием. Нет. Это был не дым. Цвет и текстура были другие, так же как и относительное расстояние до камеры. Если бы это был дым от сигары, то толстяку пришлось бы слишком много курить, чтобы создать подобное облако. Это было бы неудобно для стоящих рядом: они же, напротив, не обращали на курящего никакого внимания и невозмутимо смотрели вперед. Призрачный отросток поднимался откуда-то из конца зала. Дженнингс установил добавочное увеличение и начал изучать снимки подробнее. Под дымом он увидел край одежды, которую носят священники. Репортер поднял руки вверх и издал победный клич. Опять тот же маленький священник! И он каким-то образом давно связан с Торном.
– Священник! – выкрикнул Дженнингс. – Снова чертов священник!
Радуясь, он вернулся к столу, оторвал крылья цыпленку и обглодал их до костей.
– Я найду этого паразита! – расхохотался он. – Я выслежу его!
…На следующее утро репортер взял с собой один из снимков священника, сделанный у посольства. Он показывал его в нескольких церквах, а потом в региональной конторе Лондонского прихода. Но никто не опознал человека на фотографии. Репортера уверили, что если бы священник служил в городе, то его наверняка знали бы. Он был явно из других мест. Дело усложнялось. Дженнингс пошел в Скотланд-Ярд и взял книги с фотографиями преступников, но и там ничего не нашел. Оставалось одно. Впервые он увидел священника, когда тот выходил из здания посольства. Возможно, там о нем знали.
Проникнуть в посольство оказалось сложно. Охранники долго проверяли его документы, но внутрь не пропустили.
– Я бы хотел увидеть посла, – заявил Дженнингс. – Мистер Торн сказал, что возместит мне стоимость фотокамеры, которую он сломал.
Охранники позвонили наверх, а потом, к удивлению Дженнингса, попросили его пройти в вестибюль, сказав, что ему позвонят туда из кабинета. Через несколько секунд Дженнингс разговаривал с секретаршей Торна, которая интересовалась, какую сумму должен переслать посол и на какой адрес.
– Я бы хотел объяснить ему лично, – сказал Дженнингс. – Я бы хотел показать ему, что можно купить на такие деньги.
Она ответила, что это невозможно, так как у посла сейчас важная встреча, и Дженнингс решил идти напролом.
– Говоря по правде, я надеялся, что он сможет помочь мне по личному вопросу. Может быть, и вы сможете. Я разыскиваю одного священника. Это мой родственник. У него было какое-то дело в посольстве, и я подумал, что, может быть, его здесь видели и могли бы мне помочь в поисках.
Это была очень странная просьба, и секретарша промолчала.
– Он невысокого роста, – добавил Дженнингс.
– Итальянец? – спросила она.
– Я думаю, он провел какое-то время в Италии, – уклончиво ответил Дженнингс, ожидая, какое впечатление произведет такое заявление.
– Его имя не Тассоне?
– Видите ли, я не совсем уверен. Я разыскиваю пропавшего родственника. Понимаете, моя мать и ее брат были разлучены еще в детстве, и он поменял фамилию. Моя мать сейчас при смерти и хочет его разыскать. Мы не знаем его фамилии, у нас есть только внешние приметы. Мы знаем, что он очень маленький, как и моя мать, и что он стал священником. Один мой знакомый увидел, как из посольства примерно неделю назад выходил священник. Приятель утверждал, что тот священник был очень похож на мою мать.
– Здесь был один священник, – сказала секретарша. – Он сказал, что приехал из Рима, и его звали, по-моему, Тассоне.
– Вы знаете, где он живет?
– Нет.
– У него было дело к послу?
– Похоже, что так.
– Может быть, посол знает, где он живет?
– Не думаю. Вряд ли.
– Можно будет его спросить?
– Да, я спрошу.
– А когда?
– Попозже.
– Моя мать очень больна. Она сейчас в госпитале, и я боюсь, что дорога каждая минута.
В кабинете Торна зазвенел сигнал селектора. Голос секретарши осведомился, не знает ли он, как найти священника, который приходил к нему две недели назад. Торн похолодел.
– Кто об этом спрашивает?
– Какой-то человек, который утверждает, что вы разбили его фотокамеру. Он считает, что священник – его родственник.
Помолчав секунду, Торн произнес:
– Попросите его зайти ко мне.
Дженнингс сразу же отыскал кабинет Торна. Все вокруг было обставлено в современном стиле. Кабинет находился в конце длинного коридора, по обеим сторонам которого были развешаны портреты всех американских послов в Лондоне. Проходя мимо них, Дженнингс с удивлением узнал, что Джон Квинси Адамс и Джеймс Монро занимали этот пост, прежде чем стали президентами США. Неплохое начало карьеры! Может быть, старина Торн волею судеб тоже станет великим.
– Входите, – улыбнулся Торн, когда репортер открыл дверь в кабинет. – Садитесь.
– Извините, что я врываюсь…
– Ничего.
За все годы работы в амплуа фотоохотника Дженнингс впервые находился так близко от своей жертвы. Попасть сюда оказалось проще, чем он думал. Теперь же его трясло: дрожали колени, учащенно колотилось сердце. Возбуждение было так велико, что почти граничило с сексуальным.
– Мне бы хотелось еще раз принести свои извинения за разбитую камеру, – сказал Торн.
– Она все равно была старая.
– Я хочу возместить вам убытки.
– Нет, нет…
– Мне бы очень хотелось. И вы должны мне в этом помочь.
Дженнингс пожал плечами и кивнул.
– Скажите, какая камера самая лучшая, и вам ее доставят.
– Ну… Вы очень великодушны.
– Просто назовите мне самую лучшую.
– Немецкого производства. «Пентафлекс-300».
– Договорились. Скажите моему секретарю, где вас можно найти.
Торн изучал репортера, рассматривал каждую мелочь, от разных носков на ногах до ниток, свисающих с воротника куртки. Дженнингсу нравилось вызывающе одеваться. Он знал, что его внешность ставит людей в тупик. В каком-то извращенном смысле это давало ему нужные зацепки в работе.
– Я видел вас на собрании, – сказал Торн.
– Я всегда стараюсь быть в нужном месте и вовремя.
– Вы очень усердны.
– Спасибо.
Торн встал из-за стола, подошел к бару и откупорил бутылку бренди. Дженнингс наблюдал, как он разливает напиток, потом взял предложенный стакан.
– Вы отлично разговаривали с тем парнем вчера вечером, – сказал Дженнингс.
– Вы так считаете?
– Да.
– А я не уверен.
Они тянули время, и оба это чувствовали, ожидая, что собеседник первый приступит к делу.
– Я с ним согласен, – добавил Торн. – Очень скоро газеты назовут меня коммунистом.
– Ну, вы же знаете цену прессе.
– Да.
– Им тоже надо на что-то жить.
– Верно.
Они пили бренди маленькими глотками. Торн подошел к окну и, выглянув в него, спросил:
– Вы ищете родственника?
– Да, сэр.
– Это священник по имени Тассоне?
– Он священник, но я не уверен в точности имени. Он брат моей матери. Они были с детства разлучены.
Торн взглянул на Дженнингса, и репортер почувствовал в его взгляде разочарование.
– Итак, вы его, собственно, не знаете? – спросил посол.
– Нет, сэр. Я просто пытаюсь его найти.
Торн нахмурился и опустился на стул.
– Можно спросить?.. – начал Дженнингс. – Если бы я знал, какое у него к вам было дело, я смог бы…
– Это была просьба насчет одного госпиталя. Он просил… пожертвование.
– Какого госпиталя?
– В Риме. Я точно не помню.
– Он не оставил вам свой адрес?
– Нет. Видите ли, я сам немного этика расстроен, так как обещал послать чек и теперь не знаю, куда именно.
Дженнингс кивнул:
– Выходит, мы с вами идем по одному следу.
– Видимо, да, – ответил Торн.
– Он просто пришел и ушел?
– Да.
– И больше вы его не видели?
Лицо Торна напряглось. Дженнингс заметил это и решил, что посол скрывает что-то.
– Больше нет.
– Я подумал… может быть, он бывал на ваших выступлениях?
Взгляды их встретились, и Торн понял, что с ним ведут какую-то игру.
– Как вас зовут? – спросил он.
– Дженнингс. Габер Дженнингс.
– Мистер Дженнингс…
– Габер.
– Габер. – Торн изучал его лицо, потом отвел глаза и снова глянул в окно. – Мне тоже очень важно найти этого человека. Этого священника, который был здесь. Мне кажется, я был с ним резок, и мне хотелось бы извиниться.
– В каком смысле резок?
– Я довольно грубо его выпроводил, даже не выслушав, что он хотел сказать мне.
– Я уверен, что он привык к атому. Когда приходится просить о пожертвованиях…
– Я хотел бы разыскать его. Для меня это очень важно.
Посмотрев на Торна, можно было легко убедиться, что это действительно так. Дженнингс понял, что он на верном пути, но не знал, куда этот путь его приведет. Все, что он сейчас мог, – это играть в открытую.
– Если я его найду, дам вам знать, – сказал он.
– Будьте так добры.
– Разумеется.
Торн кивнул. Дженнингс поднялся, подошел к Торну и пожал ему руку.
– Вы чем-то взволнованы, мистер посол? Надеюсь, мир не собирается взорваться?
– О нет, – улыбнувшись, ответил Торн.
– Я ваш поклонник. Поэтому и преследую вас.
– Спасибо.
Дженнингс направился к двери, но Торн остановил его.
– Мистер Дженнингс?
– Да, сэр.
– Я хотел бы знать… вы ведь никогда не видели этого священника?
– Нет.
– Вы сказали, что он мог быть на моих выступлениях. Я подумал, что, возможно…
– Что?
– Да нет… Это неважно.
– Можно, я как-нибудь сделаю ваши фотографии дома? – попросил вдруг Дженнингс. – Так сказать, в кругу семьи?
– Сейчас не самое лучшее время для этого.
– Может быть, я позвоню вам через несколько дней?
– Да, пожалуйста.
– Хорошо, я позвоню.
Репортер вышел, и Торн внимательно посмотрел ему вслед. Этот человек определенно что-то знает, но что он может знать о священнике? Было ли простым совпадением, что человек, с которым он познакомился чисто случайно, разыскивает именно того самого священника, который днем и ночью преследует его? Торн долго думал, но так ничего и не решил. Как и многие другие недавние события в его жизни, все это казалось простым совпадением, за которым скрывалось, однако, нечто большее.

8

Для Эдгаро Эмилио Тассоне жизнь на земле была не лучше, чем жизнь в чистилище. Из-за этого он, как и многие другие, присоединился к обществу сатанистов в Риме. Сам Тассоне был португальцем, сыном рыбака, который погиб у берегов Ньюфаундленда, вылавливая треску. От детских воспоминаний остался лишь запах рыбы. Тассоне осиротел в восемь лет и был взят в монастырь, где монахи избивали его день и ночь, чтобы он признался во всех своих смертных грехах. К десяти годам он был уже спасен и смог прильнуть к Христу, но зато у него начались боли в позвоночнике – как раз там, куда ему вбивали веру.
Из-за страха перед Богом он посвятил свою жизнь церкви, восемь лет учился в семинарии, день и ночь изучая Библию, читал о любви и гневе Бога и в возрасте двадцати пяти лет отправился в свет спасать грешных людей от пламени ада. Он стал миссионером, сначала поехал в Испанию, потом в Марокко, проповедуя везде слово божье. Из Марокко он отправился на юго-восток Африки, и там обнаружил племена, которые нужно было обратить в веру. Он начал избивать несчастных, как это в свое время делали с ним, и вскоре понял, что их мучения вызывали у него почти физическое наслаждение.
Смерть преследовала его, ходила за ним по пятам, и каждый раз он считал, что станет ее жертвой. В Найроби он познакомился с обходительным священником, отцом Спиллетто, и признался ему в грехах. Спиллетто обещал защитить его и взял с собой в Рим. Именно здесь, на собрании в Риме, он был ознакомлен с догмами поклонников Ада. Сатанисты обеспечивали убежище тем, кто скрывался от гнева божьего. Они жили, наслаждаясь телесными удовольствиями, и Тассоне делил свое тело с теми, кто ему нравился. Это была группа изгоев, которые, объединившись, могли противостоять остальным. Дьявола почитали путем оскорбления Бога.
Именно в это время, в расцвет успешных действий сатанистов, библейские символы указывали на приближение момента, когда история Земли будет внезапно и бесповоротно изменена. В третий раз за время существования планеты Нечистый сможет послать своего потомка и доверить его воспитание до зрелости своим ученикам на земле. Два раза до этого такие попытки были предприняты, и оба раза неудачно: сторожевые псы Христа обнаруживали Зверя и убивали его еще в младенчестве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19


А-П

П-Я