https://wodolei.ru/catalog/kuhonnie_moyki/
Подобные красотки с радостью согласились бы заняться магией; беда была в том, что они для этого совершенно не подходили.
« А настоящие леди пришли бы в ужас от одной только подобной мысли. Поскольку ритуал требует от участницы, чтобы она была в полном сознании и произносила требуемые формулы, а не находилась под действием одурманивающих веществ или не визжала от ужаса, понятно, почему он не так уж часто применяется «.
Они с Камероном собирались вызвать — или, точнее, приманить — единорога.
Насколько Роза понимала, средневековый единорог, изображения которого она так часто встречала на миниатюрах и гобеленах, был совсем не тем существом, которое они, если повезет, увидят сегодня. И средневековые, и древние изображения — по крайней мере европейские — имели лишь одну общую черту: спиральный рог, растущий из середины лба; в остальном сходства было мало. Розе случалось видеть миниатюры, на которых единорог больше всего напоминал козла; на других он походил на антилопу или лошадь, а иногда даже — на гибрид коровы и коня. Рог его изображался то золотым, то снежно-белым, то трехцветным: черным у основания, красным посередине и белым на конце. Все это никак не совпадало с китайскими рисунками, на которых» кирин» больше всего напоминал дракона.
Как сообщил Розе Камерон, единорог был духом пятой стихии — стихии Духа, и являлся физическим (если можно так назвать духа) воплощением знания, чистоты и мудрости. Иногда он являлся в том виде, в каком его запечатлели средневековые художники, иногда — как мальчик или девочка в белых одеждах, как пылающий куст, как чистый яркий свет, как сияющая чаша или как белая птица. Единорог был ускользающим и пугливым, но удивительно готовым к сотрудничеству, если соблюсти должный ритуал.
Сферу Духа населяли многие существа; единороги были лишь одними из них, однако самыми снисходительными. В отличие от духов остальных четырех стихий их нельзя было принудить; они только иногда откликались на просьбы. Если единорог вообще снисходил до того, чтобы явиться, он открывал лишь то, что хотел открыть. В этом, возможно, таилась одна из причин того, что маги не полагались на заклинание, призывающее единорога, как на надежный способ пополнить свои знания. Большинство Повелителей стихий предпочитали не иметь дела с духами, над которыми они не имели власти. Явление единорога не было похоже на приобретение справочника в книжной лавке; скорее оно напоминало посещение вашего дома почетным гостем, с уст которого, как вы могли надеяться, упали бы перлы мудрости.
«Поразительно, что Ясон дошел до того, чтобы просить кого-то о милости! Он ведь, пожалуй, самый высокомерный представитель мужского пола, каких я только встречала!»
За последние недели Роза многое узнала о Ясоне Камероне; одним из первых среди ее открытий было то, что гордость — его главный грех и причина его несчастья. В момент полного упадка сил Ясон был готов в этом признаться, но гордился даже самим подобным грехом. Впрочем, Роза находила его таким же умным и широко образованным, как раньше сочла на основании бесед через переговорную трубку, и считала, что гордость его в значительной мере оправданна: ему многого удалось достичь.
«Если бы я сделала со своей жизнью то же, что и он, я тоже, наверное, стала бы высокомерной. Он обладает огромной властью, как магической, так и финансовой; люди склоняются перед ним. Поэтому-то я, должно быть, его и развлекаю: я не смотрю на него снизу вверх. Для него такое внове. Интересно, что он сказал бы, если бы узнал, что я его жалею? Должно быть, лишился бы языка!»
Однако за последние недели Роза многое узнала и о себе. Она никогда больше не позволит себе пасть в духовном отношении так низко, чтобы думать о самоубийстве. Во-первых, это полная чепуха, рожденная жалостью к себе. Во-вторых, на примере Камерона она увидела, как много можно достичь, просто отказавшись признать поражение: нужно только идти вперед и добиваться своей цели. Дерзость часто приносит победу; самоуничижение — почти никогда.
Роза очень много времени проводила теперь с Камероном. Поль Дюмон уехал, чтобы занять пост агента в Окленде, за неделю до Рождества. Роза не сожалела о его отъезде, хотя секретарь вел себя с ней необыкновенно любезно и предупредительно. Он продолжал прозрачно намекать на то, что Камерону нельзя доверять, используя реальные факты для подкрепления обвинений, которые, как догадывалась девушка, были чистой воды измышлениями. Все это заставляло ее чувствовать себя очень неуютно; в конце концов Роза нашла, что проще притвориться, будто она с ним согласна: тогда Дюмон оставлял ее в покое. Она пообещала Дюмону как раз накануне его отъезда, что в следующий раз, оказавшись в городе, непременно поговорит с одним из его «друзей», хоть и не собиралась выполнять это обещание. После того как Поль Дюмон уехал, Розе больше не нужно было скрывать своего тесного сотрудничества с Камероном; то время и силы, которые раньше тратились на поддержание видимости, теперь можно было посвятить исследованиям и работе. Роза так усердно занялась тем и другим, что покидала дом лишь для того, чтобы дважды в день повидаться с Закатом: иначе несчастный конь начинал грустить.
Впрочем, теперь у жеребца была компания. В конюшне содержался старенький пони, которого иногда запрягали в небольшую — чуть больше тачки — коляску для поездок Дюмона в Пасифику. Роза уговорила Ясона разрешить ей перевести старичка в стойло Заката. Ясон опасался, что горячий конь может напасть и поранить пони, но эти страхи оказались совершенно напрасными. Закат очень обрадовался маленькой лошадке; они выглядели, как блестящий рыцарь и скромный оруженосец. Теперь, не томясь в одиночестве, жеребец бывал обычно в гораздо лучшем настроении.
У Розы имелись и другие планы насчет Заката, однако их осуществление приходилось отложить до нового года. К счастью, ждать оставалось недолго: сегодня был уже канун Рождества.
Розе сначала показалось странным, что какой-нибудь магический ритуал может быть приурочен именно к этой святой ночи, однако Ясон объяснил ей, что самый большой шанс на успех их попытка имеет как раз в канун Рождества. Древняя церковь недаром выбрала именно эту дату, чтобы праздновать рождение Иисуса: день конца декабря, отмечающий поворот солнца к весне, был временем высвобождения могучих магических сил.
— Многие двери открыты этой ночью, — загадочно сказал Камерон.
«Ну и прекрасно. Ежели будет открыта нужная нам дверь, я не стану возражать против назначенного часа».
Поэтому-то Роза вместо того, чтобы в новом платье, покупку которого она себе могла позволить раз в год, распевать, стоя рядом с отцом в университетской часовне, рождественские песнопения, ползала на четвереньках по каменному полу рабочей комнаты, вычерчивая фигуры, которые, как она подозревала, священник нашел бы святотатственными. И все же такое занятие казалось ей гораздо более соответствующим духу Рождества, чем пение гимнов, слова которых стерлись от употребления и превратились в детские песенки, в обществе толстых и самодовольных профессорских жен. Разве не был этот день днем надежды и обновления? А они с Камероном именно в них и нуждаются; Камерон даже сумел отбросить свое высокомерие и молить о помощи…
Роза нарисовала последний символ внешнего ряда, села, опираясь на пятки, и стала придирчиво сравнивать нанесенный мелом на пол чертеж с эскизом, который держала в руке. В нескольких шагах от нее Камерон был занят тем же. Роза сомневалась, что ему удастся найти какие-то упущения, — разве что ошибка содержалась в предназначенной для нее копии пентаграммы. Впрочем, Камерон начертил ее настолько точно, насколько это позволяли методы геометрии.
— Не могу найти никаких погрешностей, — сказал он наконец, и его уши дрогнули. — Неудивительно, что ваши статьи получали всегда высокую оценку, если вы отделывали их так же тщательно, как этот чертеж.
Роза покраснела от удовольствия и медленно поднялась на ноги, стараясь не потерять равновесия. Суставы заняли положенное им место, мышцы расслабились, но Роза не смогла не поморщиться: «Бедные мои колени!»
— Ступайте переоденьтесь в тунику, — распорядился Камерон, и его губы раздвинулись: теперь Роза знала, что это означает улыбку. — Я пока приготовлю свечи и прочие принадлежности. Не волнуйтесь. Теперь ваша задача будет совсем простой.
— Надеюсь, — ответила Роза, в последний раз окидывая взглядом комнату и чертеж на полу, чтобы убедиться: никакой мелочи они не забыли.
В центре пентаграммы высился неподвижный то ли куб, то ли стол из белого мрамора, подозрительно похожий на алтарь. Камерон ничего об этом не говорил, однако Роза заметила, что очень многие ритуалы напоминают религиозные, хотя ни к христианству, ни к какой-либо иной известной ей религии она отнести их не могла. Камерон подошел к кубу, осторожно ступая по свободному от меловых линий пространству, вероятно, именно для этой цели и предназначенному. В каждой руке он держал по массивному серебряному подсвечнику с новыми свечами из белого воска, каждая толщиной в запястье. В магии, как и а религии, свечи разного цвета играли очень важную роль. Любопытно… Роза отступила еще на шаг, вытерла руки о холщовые блумерсы и повернулась к двери.
Когда Камерон сказал «переоденьтесь в тунику», это означало гораздо больше, чем просто переодевание. Роза должна была выполнить целую сложную церемонию, прежде чем надеть свободное средневековое платье из тяжелого белого шелка, подпоясанное таким же поясом.
Начинать следовало с ванны, но не обычной. Роза высыпала в воду порошок из различных растений и вылила из маленького флакона благовония. Приняв ванну и вытершись, Роза откинула волосы назад и перевязала их шнуром из белого шелка. Потом она надела простое новое белье — тоже из ничем не украшенного белого шелка. Девушка не должна была надевать ни корсет, ни чулки; виски, шею и запястья она смочила маслом сандалового дерева.
Затем пришла очередь платья. Оно выглядело в точности как изображенное на миниатюре в средневековом часослове и было сшито из ткани, которая, как заподозрила Роза, и была легендарным «самитом», в который одевалась Владычица Озера. Пояс, также лишенный украшений, нужно было трижды обернуть вокруг талии и лишь после этого завязать спереди. Длинные кисти на его концах свисали до самого пола.
«Пожалуй, — подумала Роза, оглядывая себя в зеркале, — хорошо, что я знаю весь ритуал от начала до конца, иначе я начала бы опасаться, что я — предназначенная в жертву девственница».
На жертву она, несомненно, походила. Можно было ожидать, что теперь ее в любой момент отдадут на съедение дракону.
Или… Или ей придется нести чашу в церковной процессии. В жертвенности было что-то монашеское.
Роза, возможно, чувствовала бы себя неловко без подобающего даме белья, но, по правде сказать, туника была гораздо удобнее современной одежды, и она подумала, что вполне понимает прерафаэлиток с их пристрастием к старинным нарядам. Выглядела она, безусловно, грациозно, а дышать без корсета оказалось много легче. Единственным недостатком было то, что скоро она начала мерзнуть: даже плотный шелк не мог сравниться по теплоте с шерстью. Впрочем, в хлопчатобумажной или льняной тунике было бы еще холоднее, а именно такая одежда, по словам Ясона, использовалась теми магами, кто не мог позволить себе шелка. Например, те два раза, когда сам Ясон участвовал в обряде в качестве девственника, его туника была из простого некрашеного хлопка; описание одного из ритуалов Роза нашла в его дневнике.
Это очень ее успокоило, поскольку, если сам Ясон раньше выполнял ту роль, которую теперь предстояло сыграть ей, и даже не один раз, а дважды, значит, есть гарантия, что ничего плохого с ней не случится. Может быть, и глупо с ее стороны так полагаться на Камерона, но чтение его дневника ободрило Розу.
Сегодня ей предстояло выступить в качестве призывающей, а одежда призывающей должна была быть совершенно белой и изготовленной из новой пряжи неживотного происхождения. Это означало, что шерстяная, кожаная или меховая туника не годилась. Проситель — Ясон — мог носить то, в чем обычно совершал магические обряды; это значения не имело, поскольку единорог должен ответить не на его призыв. Роза три дня не ела ничего, кроме овощей, и не пила ничего, кроме воды. Ей следовало полностью очиститься от всяких следов пролитой крови.
«Пожалуй, я выгляжу, как персонаж одной из фантазий лорда Дансени», — подумала Роза, осматривая себя в зеркале. Единственным, что нарушало общую картину, были ее очки. Трудно представить себе королеву эльфов с очками в проволочной оправе на кончике носа. Во всем облике Розы это был единственный диссонанс.
Что ж, ничего не поделаешь. Если бы королева эльфов была так же близорука, как Роза, она тоже наверняка носила бы очки! У нее просто не оставалось бы иного выхода, чтобы не запачкать и не порвать прелестные наряды и не поставить синяк на нежную кожу. Если бы Розе пришлось обходиться без очков, она каждую минуту спотыкалась бы.
Ясон, должно быть, уже закончил все приготовления и ждет ее. Роза приподняла подол туники и вышла в коридор. Спускаясь по лестнице босиком, она дрожала от таких ледяных сквозняков, о которых раньше и не догадывалась.
Ясон действительно ждал ее, но вовсе не так нетерпеливо, как она думала. Оглядев рабочую комнату, Роза поняла, что дел у него оказалось много.
Все фонари на стенах были погашены, и единственным источником света были особые свечи, которые Камерон расставил повсюду. Голая комната преобразилась. «Алтарь» накрыт белым шелком и украшен цветами из оранжереи. Серебряные подсвечники стояли по обе стороны чаши с водой, также окруженной цветами. В четырех важнейших точках чертежа установлены высокие серебряные подсвечники с такими же, как на алтаре, восковыми свечами, увитые двумя гирляндами из плюща и из цветов. За пределами пентаграммы пол был усыпан цветочными лепестками, воздух — к несчастью, весьма прохладный, — наполняли ароматы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
« А настоящие леди пришли бы в ужас от одной только подобной мысли. Поскольку ритуал требует от участницы, чтобы она была в полном сознании и произносила требуемые формулы, а не находилась под действием одурманивающих веществ или не визжала от ужаса, понятно, почему он не так уж часто применяется «.
Они с Камероном собирались вызвать — или, точнее, приманить — единорога.
Насколько Роза понимала, средневековый единорог, изображения которого она так часто встречала на миниатюрах и гобеленах, был совсем не тем существом, которое они, если повезет, увидят сегодня. И средневековые, и древние изображения — по крайней мере европейские — имели лишь одну общую черту: спиральный рог, растущий из середины лба; в остальном сходства было мало. Розе случалось видеть миниатюры, на которых единорог больше всего напоминал козла; на других он походил на антилопу или лошадь, а иногда даже — на гибрид коровы и коня. Рог его изображался то золотым, то снежно-белым, то трехцветным: черным у основания, красным посередине и белым на конце. Все это никак не совпадало с китайскими рисунками, на которых» кирин» больше всего напоминал дракона.
Как сообщил Розе Камерон, единорог был духом пятой стихии — стихии Духа, и являлся физическим (если можно так назвать духа) воплощением знания, чистоты и мудрости. Иногда он являлся в том виде, в каком его запечатлели средневековые художники, иногда — как мальчик или девочка в белых одеждах, как пылающий куст, как чистый яркий свет, как сияющая чаша или как белая птица. Единорог был ускользающим и пугливым, но удивительно готовым к сотрудничеству, если соблюсти должный ритуал.
Сферу Духа населяли многие существа; единороги были лишь одними из них, однако самыми снисходительными. В отличие от духов остальных четырех стихий их нельзя было принудить; они только иногда откликались на просьбы. Если единорог вообще снисходил до того, чтобы явиться, он открывал лишь то, что хотел открыть. В этом, возможно, таилась одна из причин того, что маги не полагались на заклинание, призывающее единорога, как на надежный способ пополнить свои знания. Большинство Повелителей стихий предпочитали не иметь дела с духами, над которыми они не имели власти. Явление единорога не было похоже на приобретение справочника в книжной лавке; скорее оно напоминало посещение вашего дома почетным гостем, с уст которого, как вы могли надеяться, упали бы перлы мудрости.
«Поразительно, что Ясон дошел до того, чтобы просить кого-то о милости! Он ведь, пожалуй, самый высокомерный представитель мужского пола, каких я только встречала!»
За последние недели Роза многое узнала о Ясоне Камероне; одним из первых среди ее открытий было то, что гордость — его главный грех и причина его несчастья. В момент полного упадка сил Ясон был готов в этом признаться, но гордился даже самим подобным грехом. Впрочем, Роза находила его таким же умным и широко образованным, как раньше сочла на основании бесед через переговорную трубку, и считала, что гордость его в значительной мере оправданна: ему многого удалось достичь.
«Если бы я сделала со своей жизнью то же, что и он, я тоже, наверное, стала бы высокомерной. Он обладает огромной властью, как магической, так и финансовой; люди склоняются перед ним. Поэтому-то я, должно быть, его и развлекаю: я не смотрю на него снизу вверх. Для него такое внове. Интересно, что он сказал бы, если бы узнал, что я его жалею? Должно быть, лишился бы языка!»
Однако за последние недели Роза многое узнала и о себе. Она никогда больше не позволит себе пасть в духовном отношении так низко, чтобы думать о самоубийстве. Во-первых, это полная чепуха, рожденная жалостью к себе. Во-вторых, на примере Камерона она увидела, как много можно достичь, просто отказавшись признать поражение: нужно только идти вперед и добиваться своей цели. Дерзость часто приносит победу; самоуничижение — почти никогда.
Роза очень много времени проводила теперь с Камероном. Поль Дюмон уехал, чтобы занять пост агента в Окленде, за неделю до Рождества. Роза не сожалела о его отъезде, хотя секретарь вел себя с ней необыкновенно любезно и предупредительно. Он продолжал прозрачно намекать на то, что Камерону нельзя доверять, используя реальные факты для подкрепления обвинений, которые, как догадывалась девушка, были чистой воды измышлениями. Все это заставляло ее чувствовать себя очень неуютно; в конце концов Роза нашла, что проще притвориться, будто она с ним согласна: тогда Дюмон оставлял ее в покое. Она пообещала Дюмону как раз накануне его отъезда, что в следующий раз, оказавшись в городе, непременно поговорит с одним из его «друзей», хоть и не собиралась выполнять это обещание. После того как Поль Дюмон уехал, Розе больше не нужно было скрывать своего тесного сотрудничества с Камероном; то время и силы, которые раньше тратились на поддержание видимости, теперь можно было посвятить исследованиям и работе. Роза так усердно занялась тем и другим, что покидала дом лишь для того, чтобы дважды в день повидаться с Закатом: иначе несчастный конь начинал грустить.
Впрочем, теперь у жеребца была компания. В конюшне содержался старенький пони, которого иногда запрягали в небольшую — чуть больше тачки — коляску для поездок Дюмона в Пасифику. Роза уговорила Ясона разрешить ей перевести старичка в стойло Заката. Ясон опасался, что горячий конь может напасть и поранить пони, но эти страхи оказались совершенно напрасными. Закат очень обрадовался маленькой лошадке; они выглядели, как блестящий рыцарь и скромный оруженосец. Теперь, не томясь в одиночестве, жеребец бывал обычно в гораздо лучшем настроении.
У Розы имелись и другие планы насчет Заката, однако их осуществление приходилось отложить до нового года. К счастью, ждать оставалось недолго: сегодня был уже канун Рождества.
Розе сначала показалось странным, что какой-нибудь магический ритуал может быть приурочен именно к этой святой ночи, однако Ясон объяснил ей, что самый большой шанс на успех их попытка имеет как раз в канун Рождества. Древняя церковь недаром выбрала именно эту дату, чтобы праздновать рождение Иисуса: день конца декабря, отмечающий поворот солнца к весне, был временем высвобождения могучих магических сил.
— Многие двери открыты этой ночью, — загадочно сказал Камерон.
«Ну и прекрасно. Ежели будет открыта нужная нам дверь, я не стану возражать против назначенного часа».
Поэтому-то Роза вместо того, чтобы в новом платье, покупку которого она себе могла позволить раз в год, распевать, стоя рядом с отцом в университетской часовне, рождественские песнопения, ползала на четвереньках по каменному полу рабочей комнаты, вычерчивая фигуры, которые, как она подозревала, священник нашел бы святотатственными. И все же такое занятие казалось ей гораздо более соответствующим духу Рождества, чем пение гимнов, слова которых стерлись от употребления и превратились в детские песенки, в обществе толстых и самодовольных профессорских жен. Разве не был этот день днем надежды и обновления? А они с Камероном именно в них и нуждаются; Камерон даже сумел отбросить свое высокомерие и молить о помощи…
Роза нарисовала последний символ внешнего ряда, села, опираясь на пятки, и стала придирчиво сравнивать нанесенный мелом на пол чертеж с эскизом, который держала в руке. В нескольких шагах от нее Камерон был занят тем же. Роза сомневалась, что ему удастся найти какие-то упущения, — разве что ошибка содержалась в предназначенной для нее копии пентаграммы. Впрочем, Камерон начертил ее настолько точно, насколько это позволяли методы геометрии.
— Не могу найти никаких погрешностей, — сказал он наконец, и его уши дрогнули. — Неудивительно, что ваши статьи получали всегда высокую оценку, если вы отделывали их так же тщательно, как этот чертеж.
Роза покраснела от удовольствия и медленно поднялась на ноги, стараясь не потерять равновесия. Суставы заняли положенное им место, мышцы расслабились, но Роза не смогла не поморщиться: «Бедные мои колени!»
— Ступайте переоденьтесь в тунику, — распорядился Камерон, и его губы раздвинулись: теперь Роза знала, что это означает улыбку. — Я пока приготовлю свечи и прочие принадлежности. Не волнуйтесь. Теперь ваша задача будет совсем простой.
— Надеюсь, — ответила Роза, в последний раз окидывая взглядом комнату и чертеж на полу, чтобы убедиться: никакой мелочи они не забыли.
В центре пентаграммы высился неподвижный то ли куб, то ли стол из белого мрамора, подозрительно похожий на алтарь. Камерон ничего об этом не говорил, однако Роза заметила, что очень многие ритуалы напоминают религиозные, хотя ни к христианству, ни к какой-либо иной известной ей религии она отнести их не могла. Камерон подошел к кубу, осторожно ступая по свободному от меловых линий пространству, вероятно, именно для этой цели и предназначенному. В каждой руке он держал по массивному серебряному подсвечнику с новыми свечами из белого воска, каждая толщиной в запястье. В магии, как и а религии, свечи разного цвета играли очень важную роль. Любопытно… Роза отступила еще на шаг, вытерла руки о холщовые блумерсы и повернулась к двери.
Когда Камерон сказал «переоденьтесь в тунику», это означало гораздо больше, чем просто переодевание. Роза должна была выполнить целую сложную церемонию, прежде чем надеть свободное средневековое платье из тяжелого белого шелка, подпоясанное таким же поясом.
Начинать следовало с ванны, но не обычной. Роза высыпала в воду порошок из различных растений и вылила из маленького флакона благовония. Приняв ванну и вытершись, Роза откинула волосы назад и перевязала их шнуром из белого шелка. Потом она надела простое новое белье — тоже из ничем не украшенного белого шелка. Девушка не должна была надевать ни корсет, ни чулки; виски, шею и запястья она смочила маслом сандалового дерева.
Затем пришла очередь платья. Оно выглядело в точности как изображенное на миниатюре в средневековом часослове и было сшито из ткани, которая, как заподозрила Роза, и была легендарным «самитом», в который одевалась Владычица Озера. Пояс, также лишенный украшений, нужно было трижды обернуть вокруг талии и лишь после этого завязать спереди. Длинные кисти на его концах свисали до самого пола.
«Пожалуй, — подумала Роза, оглядывая себя в зеркале, — хорошо, что я знаю весь ритуал от начала до конца, иначе я начала бы опасаться, что я — предназначенная в жертву девственница».
На жертву она, несомненно, походила. Можно было ожидать, что теперь ее в любой момент отдадут на съедение дракону.
Или… Или ей придется нести чашу в церковной процессии. В жертвенности было что-то монашеское.
Роза, возможно, чувствовала бы себя неловко без подобающего даме белья, но, по правде сказать, туника была гораздо удобнее современной одежды, и она подумала, что вполне понимает прерафаэлиток с их пристрастием к старинным нарядам. Выглядела она, безусловно, грациозно, а дышать без корсета оказалось много легче. Единственным недостатком было то, что скоро она начала мерзнуть: даже плотный шелк не мог сравниться по теплоте с шерстью. Впрочем, в хлопчатобумажной или льняной тунике было бы еще холоднее, а именно такая одежда, по словам Ясона, использовалась теми магами, кто не мог позволить себе шелка. Например, те два раза, когда сам Ясон участвовал в обряде в качестве девственника, его туника была из простого некрашеного хлопка; описание одного из ритуалов Роза нашла в его дневнике.
Это очень ее успокоило, поскольку, если сам Ясон раньше выполнял ту роль, которую теперь предстояло сыграть ей, и даже не один раз, а дважды, значит, есть гарантия, что ничего плохого с ней не случится. Может быть, и глупо с ее стороны так полагаться на Камерона, но чтение его дневника ободрило Розу.
Сегодня ей предстояло выступить в качестве призывающей, а одежда призывающей должна была быть совершенно белой и изготовленной из новой пряжи неживотного происхождения. Это означало, что шерстяная, кожаная или меховая туника не годилась. Проситель — Ясон — мог носить то, в чем обычно совершал магические обряды; это значения не имело, поскольку единорог должен ответить не на его призыв. Роза три дня не ела ничего, кроме овощей, и не пила ничего, кроме воды. Ей следовало полностью очиститься от всяких следов пролитой крови.
«Пожалуй, я выгляжу, как персонаж одной из фантазий лорда Дансени», — подумала Роза, осматривая себя в зеркале. Единственным, что нарушало общую картину, были ее очки. Трудно представить себе королеву эльфов с очками в проволочной оправе на кончике носа. Во всем облике Розы это был единственный диссонанс.
Что ж, ничего не поделаешь. Если бы королева эльфов была так же близорука, как Роза, она тоже наверняка носила бы очки! У нее просто не оставалось бы иного выхода, чтобы не запачкать и не порвать прелестные наряды и не поставить синяк на нежную кожу. Если бы Розе пришлось обходиться без очков, она каждую минуту спотыкалась бы.
Ясон, должно быть, уже закончил все приготовления и ждет ее. Роза приподняла подол туники и вышла в коридор. Спускаясь по лестнице босиком, она дрожала от таких ледяных сквозняков, о которых раньше и не догадывалась.
Ясон действительно ждал ее, но вовсе не так нетерпеливо, как она думала. Оглядев рабочую комнату, Роза поняла, что дел у него оказалось много.
Все фонари на стенах были погашены, и единственным источником света были особые свечи, которые Камерон расставил повсюду. Голая комната преобразилась. «Алтарь» накрыт белым шелком и украшен цветами из оранжереи. Серебряные подсвечники стояли по обе стороны чаши с водой, также окруженной цветами. В четырех важнейших точках чертежа установлены высокие серебряные подсвечники с такими же, как на алтаре, восковыми свечами, увитые двумя гирляндами из плюща и из цветов. За пределами пентаграммы пол был усыпан цветочными лепестками, воздух — к несчастью, весьма прохладный, — наполняли ароматы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51