«Мини» на месте не было: наверное, Майкл отогнал машину за дом, подумала Сара, и у нее на миг возникло искушение изменить свой первоначальный план прогуляться пешком, но она не поддалась этому порыву лени. В конце концов, ходить пешком полезно для здоровья, если, конечно, не переутомляться, да и в воздухе так приятно пахнет морем.
За заросшим садом скалы уступами спускались к закрытой бухте, которая летом, наверное, была прелестным местечком. К бухте вела извилистая тропа, но Сара бы с ней не справилась: почти отвесная. Неподалеку виднелась прибрежная дорога, которая круто спускалась к воде, и скопление домиков — наверное, Торлевен. В заливе стояли два-три рыбацких баркаса, еще несколько качались на волнах у гавани. На берегу, на гальке, лежали лодки в ожидании прилива. Сейчас был отлив, вода спала, обнажив страшные, гибельные камни, которые могут вдребезги разбить киль корабля. И, наверное, разбивали, подумала Сара и поморщилась, вспомнив рассказы о кораблекрушениях, которые она когда-то читала.
Повернувшись спиной к скалам, она оглядела дом. Он по-прежнему казался холодным и неприступным — ни веточки плюща или дикого винограда, — но теперь, когда она провела в его стенах ночь, он уже не был ей чужим. Она даже нашла окна своей комнаты и ту внушительную часть фасада, напротив которой была расположена спальня хозяина дома.
Пробираясь между скал, она смотрела на морских птиц: как они камнем падают вниз и ныряют в воду в беспрестанных поисках пищи. Бакланы и кайры, крачки и чайки оглушительно кричали на ветру, возмущаясь непрошеным вторжением в их владения, и Сара, устав от их гомона, вскоре повернула в сторону от моря.
Моховые болота казались не такими живописными, зато здесь царила тишина. Кругом только шероховатый торф, кочки и утесник да вырванные ветром чахлые растения. На мили кругом не было видно никакого человеческого жилья, и чем дальше Сара уходила от Равенс-Милла, тем легче ей было представить, что время повернуло вспять. Призраки Хичкокова «Трактира „Ямайка“«, пришло ей в голову, и она подумала, что, даже если сейчас навстречу ей выедет сам Джосс Мерлин верхом на коне, она ничуть не удивится.
Один раз ей почудилось, что она увидела лису. Когда она подкралась поближе, огненно-рыжая тень метнулась в кустарнике, и Сара была уверена, что она напугала лису не меньше, чем та ее. Ей попалось на глаза несколько заячьих нор, и на одной из них она оступилась и подвернула ногу; да, пожалуй, коварной хищнице здесь есть чем поживиться.
Когда Сара возвращалась в Равенс-Милл, солнце уже не грело. Было совсем не поздно, но ведь стоял апрель, а весна в том году выдалась на редкость холодная. У нее замерзли руки, ногам было тепло в толстых сапогах, и она спрятала руки в перчатках в карманы куртки.
Интересно, Майкл уже вернулся? — подумала она, когда брела назад к дому. Наверное, уже вернулся, и сердце ее опять тревожно забилось при одной лишь мысли о нем. Пока она гуляла, ей удалось немного отвлечься, но теперь, когда ей предстояло опять с ним увидеться, она не могла сосредоточиться ни на чем другом.
Когда она подошла к ограде, ограничивающей владения Равенс-Милла, у нее разболелась нога, которую она подвернула, и она поняла, что прогулка утомила ее больше, чем она рассчитывала. Если честно, то до тех пор, пока она не вспоминала о Майкле, она чувствовала себя совершенно здоровой, по-видимому, именно переживания подточили ее силы.
Но ей не представилось случая расслабиться. Пока она пробиралась через кустарник к дому, человек, который занимал все ее мысли, вышел ей навстречу, и по его лицу и всему облику было очевидно, что он более чем заинтересован тем, куда это она пропала.
— Где, черт побери, тебя носит? — выпалил он, схватив ее за локти и сердито на нее глядя. — Ты, по-моему, говорила, что приехала сюда поработать. Господи Боже, я уже решил, что ты спустилась в бухту и тебя унесло приливом!
— Извините. — Сара слегка покачнулась, когда он отпустил ее, и его гнев сразу невольно сменился тревогой.
— Что случилось? С тобой все в порядке? Я что, сделал тебе больно?
— Нет. — Сара старалась казаться спокойной. — Я… я подвернула ногу, вот и все. Ничего страшного, просто растяжение.
— Ты уверена? — В голосе Майкла звучало сомнение, и, тихо ругнувшись, он поднял ее на руки, как вчера ночью, и понес к дому.
Сара сделала жалкую попытку остановить его, хотя на самом деле была рада его силе. Но его дыхание, которое она ощущала на своем лбу, взволновало ее, и она подумала, что, пожалуй, было бы лучше, если бы она сама дошла до дома. Она чувствовала его всего: какие у него широкие плечи, какая сильная грудь, как твердо и легко он несет ее — несколько секунд, и они уже у порога. В холодном воздухе смешались их дыхания: его чуточку пахло табаком, ее было коротким и прерывистым, что говорило о слабости, которую она не могла скрыть.
Он не спустил ее с рук в холле, как она думала, а понес в библиотеку и поставил на ноги у ярко горящего камина; когда он опускал ее, она скользнула вдоль его тела, что опять отозвалось в ней теперь уже знакомым трепетом.
— Ты замерзла, — упрекнул он ее хрипловатым голосом. — Почему, черт побери, ты не сказала, что хочешь прогуляться? Можно было поехать в Фалмут. Мы бы там вместе пообедали. Сара прерывисто вздохнула. — Я… я хотела пройтись пешком, — заявила она, расстегивая капюшон и освобождая волосы, которые каскадом упали ей на плечи. — И… и вам вовсе не надо обо мне беспокоиться. Я вполне могу сама о себе позаботиться. — Черта с два! — Пока она с решительным видом расстегивала кожаные пуговицы на куртке, Майкл ходил взад-вперед по комнате, нетерпеливо приглаживая волосы руками. — Ты что, не знаешь, что болота опасны? Там застаивается вода, есть топь и трясина — затянет в считанные секунды!
— Правда? — Сара подняла голову и посмотрела на него. — Да вы просто меня пугаете! Я сомневаюсь, есть ли здесь хоть одна топь на двадцать миль вокруг!
Майкл сердито встретил ее взгляд и возмущенно поднял брови, но ее это не убедило. Покачав головой, она наклонилась погреть руки у огня, и тут его прорвало.
— Да что ты в этом понимаешь? — спросил он, подходя к ней и гневно на нее глядя. — Ты что, выросла на этих болотах? Или, может, когда тебе еще не было десяти, облазила здесь каждый камень и канаву?
Неохотно Сара выпрямилась.
— А вы облазили?
— Да, облазил, черт побери, и знаю, что там, получше, чем ты!
— Ну ладно. — Сара изобразила покорность. — Простите меня. Я уже просила прощения и, если надо, попрошу еще. Откуда я могла знать, что мне нельзя выходить из дома? Но ведь если… если бы вас здесь не было, мне бы пришлось самой о себе заботиться, значит…
— Ничего не значит! — пробормотал он, тяжело дыша, и, словно помимо воли, его руки потянулись к ней. Они скользнули по ее плечам, к шее, под шелковый занавес ее волос, и притянули ее к нему. Руки были холодные, настойчивые; от движения раздвинулись лацканы его коричневого в рубчик пиджака, и под тонким шелком кремовой рубашки показались темные волосы на груди. Пока они только препирались, Майкл ослабил коричневый вязаный галстук, и кой-то гипнотический маятник, приковывая ее взгляд и вызывая в ней, как и вчера ночью, летаргию. Она еще больше взволновалась, когда вспомнила, что видела его почти раздетым, и ей все труднее было бороться с искушением поддаться его обаянию.
— Нет! — выдохнула она и сверхчеловеческим усилием вырвалась из его объятий; отступив от него подальше, взглянула на него темными, измученными глазами. — Вы… вы же обещали!
Судя по бледности, проступившей из-под загара, Майкл был не менее взволнован, но он твердо сжал губы, встретив ее осуждающий взгляд.
— Да, конечно, — выдавил он напряженно, поправляя дрожащими руками воротник рубашки. — Ты права, это я должен просить прощения. Боюсь, я… впрочем, не обращай внимания. — Он шумно вздохнул и вежливо добавил: — Я принесу тебе чего-нибудь выпить. Чтобы ты согрелась. Или ты хочешь чаю? Сара облизнула пересохшие губы. Это был опасный момент, и она понимала: ей придется избегать таких моментов в будущем, если она хочет убедить его в том, что действительно имеет в виду то, что говорит. Когда его руки касались ее, когда его пальцы ласкали мочки ее ушей, она чувствовала почти непреодолимое желание прижаться к нему, а если бы он поцеловал ее…
— Я… хорошо бы чаю, — сказала она тихо и спокойно. — Пожалуй… пожалуй, я буду пить чай у себя в комнате. Я хочу… поудобнее положить ногу.
— Располагайся здесь, — хмуро предложил Майкл. — Вон сзади очень удобное кресло, и я сейчас принесу табуретку для ног. Сара колебалась.
— Я… не буду вам мешать?
Майкл опустил уголки губ.
— Нет, — заявил он сухо, — ты не будешь мне мешать.
— Хорошо. — Сара чуть помедлила, сняла куртку и нервно огляделась, куда бы ее положить.
— Дай ее мне.
Майкл взял у нее куртку, пошел к двери и вышел в холл. Сара посмотрела ему вслед и, неуверенно пожав плечами, опустилась в мягкое бархатное кресло у огня. Здесь теплее, говорила она себе, оправдывая свою уступку, но это звучало не слишком убедительно. Однако, раз уж она осталась в Равенс-Милле, ей нужно выработать в их отношениях некий нейтралитет, а не прибегать к вооруженным провокациям, которые запросто могут привести к открытому конфликту.
Миссис Пенуорти привезла на сервировочном столике чай. Она вкатила столик в библиотеку, поставила рядом с креслом, где сидела Сара, и с любопытством огляделась, не обойдя вниманием ни сапоги, которые Сара сбросила у камина, ни то, как она сидела, положив пальцы ног на каминную решетку.
— Господин Трегоуэр говорит, вы подвернули ногу, — сказала она, и Сара небрежно махнула рукой.
— Пустяки, — быстро заверила она. — Ничего серьезного. Я, по-моему, наступила на заячью нору.
— Так вы гуляли, мисс? На болоте? Да, в это время года там свежо.
Сара кивнула, не зная, что на это ответить, и миссис Пенуорти продолжила:
— Мать господина Трегоуэра тоже любила гулять на болоте. Оно и понятно — ведь они такие бродяги, и вообще…
— Спасибо, миссис Пенуорти, вы свободны. — Голос Майкла за ее спиной был холоден как лед, и Сара даже не успела еще понять, что именно сказала миссис Пенуорти, а та уже что-то смущенно пробормотала и вышла.
Майкл поставил на ковер у камина, к ее ногам, табуретку, а сам сел в кресло напротив. Табуретка была круглая, с витыми ножками, и, хотя гобеленовая обивка порядком поистерлась, Сара сразу поняла, что это, наверное, дорогая вещь.
— Это матери Адама, — сказал Майкл, заметив ее взгляд. — Она частенько ею пользовалась. Она никогда не была крепкой женщиной.
— Да? — робко вставила Сара. — А… а чем она болела?
Майкл пожал плечами и откинул темноволосую голову на зеленую бархатную спинку кресла.
— По-моему, сначала у нее было малокровие, а после рождения Адама — белокровие. Она умерла вскоре после моего рождения.
— Вскоре… после… — невольно повторила Сара. — Но ведь у вас были разные матери.
— Как только что докладывала миссис Пенуорти, — сухо заметил Майкл. — Может, попьем чаю?
— Что? Ах да. — Сара неловко повернулась к столику. — Вам с молоком и сахаром?
— Да, пожалуйста. — Он выпрямился и сел, опустив руки между ног. — Ну как твоя нога?
— Не болит. — Сара осторожно передала ему чашку, чтобы она не стучала о блюдце. — Вряд ли это растяжение. Просто подвернула, и все.
— Вот и хорошо. — Он поднял чашку к губам и отпил глоток. — Мне бы очень не хотелось, чтобы, пока ты здесь, ты себе что-нибудь повредила. Он опять издевался, но Сара решила не поддаваться на эту удочку. Она всерьез занялась лепешками, которые напекла миссис Пенуорти, и почувствовала, что у нее разыгрался аппетит, не то что в обед. Наверное, после прогулки, а может, от волнения? Как бы то ни было, когда Майкл отказался к ней присоединиться, она с удовольствием стала уплетать горячие лепешки с хрустящей корочкой, щедро намазывая их джемом и взбитыми сливками.
— Тебе нравится твоя комната? — нарушил паузу Майкл, и она, прежде чем ответить, вытерла о салфетку липкие пальцы.
— Да, она очень… милая, — тщательно подбирая слова, сказала она. — Я даже не ожидала.
— Не ожидала? — Он нахмурился.
— Она такая… женская. — Сара покраснела. — Наверное, это комната миссис Трегоуэр?
— Которую миссис Трегоуэр ты имеешь в ВИДУ? — Он опять откинулся в кресле и не слишком спешил ей помочь, пристально глядя на нее сквозь полуопущенные темные ресницы. Сейчас, когда он был спокоен, его глаза были орехового цвета, но Сара уже знала, что, когда загораются от гнева, они напоминают расплавленное золото.
— Как? Я имею в виду мать вашего… вашего… мать Адама, — смущенно сказала она. — Диана не выбрала бы себе ничего такого… такого незамысловатого.
— Нет?
Сара вздохнула.
— Нет, — твердо сказала она. — И потом, она… она, наверное, жила в комнате вашего брата, да? — Она помолчала. — Это… это не ее комната, верно?
Опять воцарилось неловкое молчание, и наконец Майкл подтвердил верность ее высказывания.
— Да, — согласился он, — это не ее комната. Но и не матери Адама.
— Вот как! — Сара покраснела. — Тогда… тогда чья же?
Его глаза гневно сверкнули.
— Попробуй угадай.
Сара положила руки на подлокотники кресла и крепко сжала их.
— Вашей… матери? — рискнула она и, когда он кивнул, спросила: — Но как это может быть? Вы же сами говорили, что…
Выражение лица Майкла было непроницаемым.
— Что? Что я родился до того, как умерла Аделаида? — Он криво усмехнулся. — Неужели ты не знаешь, как это бывает? Давно пора!
— Знаю, конечно. — У Сары горело лицо. — Я только хотела сказать… что… что это странно. Что ваша… ваша мать жила в доме, пока… пока была жива миссис Трегоуэр.
— Этого я не говорил.
Чтобы досадить ей, Майкл прикидывался туповатым, и Сара с отчаянием смотрела на него.
— Но вы сказали…
— Я только сказал, что в комнате, в которой ты живешь, жила моя мать.
Так оно и было. Но после смерти Аделаиды.
Сара ничего не могла понять.
— Но если его жена… умерла…
— Ты хочешь сказать, почему тогда он не женился, — сухо спросил Майкл, — а жил с содержанкой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19