Она застала Коула наблюдающим за ней с улыбкой терпеливого удовлетворения на губах. Однако в глазах его было опасное свечение, не имевшее ничего общего .с детскими играми. Когда она осталась на минуту одна, он незаметно пробрался к ней и заманил ее за угол дома.
– Как насчет поцелуя, Эшли? – скорее предложил, чем спросил он, смотря на нее с преувеличенным вожделением.
– Прошу прощения, мы разве знакомы? – спросила она писклявым голоском.
– Не очень хорошо, – серьезно ответил он. – Я бы хотел снять этот мешковатый старый костюм с тебя и обнаружить под ним женщину.
– Сэр! – запротестовала Эшли негодующе, игнорируя участившееся биение пульса и жар, вызванный жгучим желанием, желанием, которое в последнее время усиливалось все больше и больше. Она не знала, сколько еще времени сможет удерживать Коула на расстоянии вытянутой руки.
– Не кажется ли вам, что вы слишком прямолинейны? – решительно спросила она. Ее голос, однако, превратился опять в тот же проклятый шепот.
Коул покачал головой и прижал ее к стене. С холодной штукатуркой за спиной и мужским теплом Коула в дюйме от нее Эшли почувствовал, что мир кружится как безумный. Он вошел в полный штопор, когда Коул добавил:
– Мне кажется, что я влюбился в твой привлекательный носик и в твою немного кривую улыбку.
– Сэр, я так понимаю, что у вас уже была женщина, – ответила она, стараясь подавить желание засмеяться и продолжая играть роль. Она обнаружила, что в присутствии Коула ее серьезность пропадает все более и более, уступая место удивительной веселости.
Преувеличенно тяжелый вздох Коула был нацелен на то, чтобы вызвать ее жалость.
– Но она была такая... такая обыкновенная по сравнению с тобой. Ты – воплощенное возбуждение, уникальность и таинственность.
Эшли подозрительно покосилась на него со зловещим блеском в глазах.
– Итак, эта ваша женщина совершенно обыкновенная? – В ее голосе скрывалось предупреждение. Коул сильно возбуждал ее чувства юмора. – Утомительная?
– О, очень! – ответил он со смешной серьезностью в голосе. – Я имею в виду, что она привлекательная и интеллигентная, но у нее нет твоего вкуса в одежде и твоего драматического дара.
– Если тебе нужна драма, подожди немного, – резко ответила она и ее глаза засверкали. – Эта твоя подружка выцарапает тебе глаза, когда узнает, что ты злословишь по ее адресу.
Коул отвернулся, чтобы скрыть улыбку, затем повернулся, моргая.
– Если я уж все равно обречен, как насчет поцелуя?
– Когда, наконец, твой проклятый компьютер научится думать! – прервала она и рванулась прочь; ее огромные ботинки громко шлепали по кафельному полу, что несколько снижало достоинство ее ухода.
– Он уже умеет! – закричал он ей вслед, громко смеясь.
Эшли очень хотелось бросить праздничный пирог в его самодовольное лицо. Действительно, утомительная и лишенная воображения! Если уж она решится уступить растущему желанию оказаться в руках у Коула, она покажет ему, какой изобретательной и страстной она может быть.
Все еще замышляя свою чувственную месть, Эшли раздавала детям мороженое, когда Коул снова подошел к ней. Она с усмешкой посмотрела на него, выражение ее лица казалось очень смешным из-за нарисованной на нем клоунской улыбки.
– Ты пришел, чтобы попробовать еще раз?
– Нет. Я пришел сказать, что мне надо уехать. У нас неполадки в системе, которые могут повлиять на безопасность нашего клиента. Я должен отправиться туда прямо сейчас и посмотреть, сможем ли мы определить неисправность.
Мимолетное выражение паники мелькнуло в ее глазах.
– Коул, ты же обещал, что не оставишь меня одну с этими детьми!
Он нагнулся и поцеловал ее, успокаивая. Ее нервы взбунтовались, и это отвлекло ее от того, что сказал Коул. Она сосредоточила свое внимание на его словах, но была слишком далеко, чтобы осознать, что его рука ласкает ее плечо.
– Ты не будешь одна, – сказал он, пока она пыталась собраться с мыслями. – Миссис Гаррисон здесь, и скоро начнут приезжать родители. Кроме того, у тебя самой до сих пор все хорошо получалось. Разве ты не заметила, как весело было детям и как хорошо они вели себя?
– Я подумала, что, может быть, ты подсыпал им транквилизаторов...
– Нет, это ты развлекала их. Это был самый лучший день рождения Кельвина.
– У него их было всего два, – сдержанно ответила она. – Сомневаюсь, что он помнит свой первый.
– Я помню, – сказал он с таким стоном, что у нее замерло сердце. – У него был шоколадный торт... с одного конца столовой до другого. Нам пришлось заново клеить обои и обтягивать стулья новой обивкой. Я тогда решил, что темно-коричневый пластик может подойти для этой цели, по крайней мере, пока Кельвину исполнится двенадцать. Думаю, что именно тогда Натали захотела уйти...
Когда Эшли уже собралась ответить что-то резкое, началась дикая погоня, когда полдюжины детей пронеслось по террасе, как индейцы на тропе войны. Три маленькие девочки в помятых платьях смотрели на них с раскрытыми ртами. Вазочка с шоколадным мороженым упала одной из них на колени, и ее истошный крик плавно перешел в плач.
Эшли повернулась, чтобы попросить Коула вмешаться, но он благополучно исчез.
– Эта крыса заплатит за все, – зловеще пробормотала она, с опаской двинувшись за детьми. Они разразились смехом, когда увидели ее странно осторожные движения, и, посчитав их продолжением игры, помчались еще быстрее. В конце концов она остановилась, засунула пальцы в рот и издала пронзительный свист. Абсолютное молчание последовало за этим, испуганные глаза детей уставились на нее. Это сработало.
– Хватит, – сказала она спокойно. – Я думаю, подошло время сказки. Джессика, иди к миссис Гаррисон, и она попробует смыть мороженое с твоего платья.
Миссис Гаррисон помогла собрать всех детей вокруг Эшли и, когда они уселись, отвела Джессику в дом. Затем Эшли начала рассказывать историю о маленьком мальчике, который убежал из дома, чтобы присоединиться к цирку шапито. Она рассказывала им о цирковых животных, акробатах и клоунах.
– Цирк для него был самым поразительным местом, где он когда-либо бывал, – говорила она детям, которые слушали ее очень внимательно. – Но затем он начал думать о маме и папе. Он вспомнил все игрушки, которые были у него дома, вспомнил, как мама готовила ему шоколадный напиток, арахисовое масло и сладкие сандвичи, как отец читал ему сказку на ночь... И очень скоро мальчик захотел вернуться домой. Он понял, что некоторые вещи, которые кажутся очень интересными и захватывающими сначала, теряют свою привлекательность, когда они уже постоянно доступны. И он понял, что самое лучшее – это иметь семью, которая любит тебя.
Кельвин забрался к ней на колени, когда она рассказывала эту историю. Его головка покоилась у нее на груди, он сонно посасывал свой палец... Родители начали приезжать, как раз 'когда она закончила свой рассказ, и были очень удивлены царившим спокойствием.
– У вас получилось все так чудесно, – сказала ей мама Джессики. – Я ждала, что мне придется не спать полночи. Дни рождения обычно плохо сказываются на моей дочери из-за переедания и перевозбуждения.
– Мне очень жаль, что ее платье испачкали мороженым.
– Это отстирается. А если нет, то она все равно вырастет из него через несколько недель, – сказала женщина, пожимая плечами.
Эшли посмотрела на нее в полном изумлении.
– Как вы можете относиться ко всему этому так спокойно?
– Или вы поступаете так, или сходите с ума. Вы поймете это. Раз вы живете с Кельвином постоянно, вы адаптируетесь.
– Но я не...
– О, я не хотела давить на вас, но я знаю Коула достаточно долго, и мне ясно, что он заботится о вас. Я заметила, как он посмотрел на вас, когда мы привозили Джессику. Кельвин тоже явно обожает вас. Естественно, я просто предположила, что...
Эшли покачала головой.
– Мы еще не строили никаких планов.
– Ну, я надеюсь, все впереди. Этим двоим мужчинам подошла бы именно такая женщина, как вы. Та Натали... – ее губы искривила презрительная гримаса, но она сдержалась. – Не обращайте внимания. Достаточно будет сказать, что было бы хорошо, если бы здесь воцарились стабильность и мир.
Эшли долго наслаждалась похвалой, размышляя о ней, когда помогала миссис Гаррисон наводить порядок. Этот день действительно оказался триумфом, и она, по крайней мере частично, способствовала успеху. Это было головокружительное чувство, почти такое же она ощущала, когда заканчивала снимать шоу и знала, что все в фильме вышло великолепно. Нет, подумала она. Теперь было лучше. Она узнала, что может управлять ситуацией, хотя всегда думала, что это выше ее сил.
Сильно уставший от треволнений Кельвин уснул в шезлонге на террасе, как только остальные дети разошлись по домам. Эшли оставила его там, пока помогала миссис Гаррисон убирать весь беспорядок на кухне, смеясь над поведением неугомонных детей.
Она особенно сблизилась с этой женщиной в последние несколько недель. Ее крупная фигура, завернутая в пестрые хлопковые платья, седеющие волосы, которые она носила в свободном и постоянно распускающемся узле, ее розовые щеки и не сходящая с лица улыбка делали ее воплощением терпеливого материнства. Доктор Мэделайн Кенделли, наоборот, весила ровно 50 килограммов, имела абсолютно аккуратную прическу и одевалась в модельные костюмы пастельных тонов, которые очень хорошо смотрелись на ней во время телепередач. Она бы, наверное, упала в обморок, если бы ребенок уронил кусок торта на нее...
Пока Эшли убиралась и размышляла об огромной разнице между ее собственной, очень знающей матерью и этой добродушной домохозяйкой, она примерно с полчаса не выходила на террасу. Сначала, когда она не видела Кельвина на том месте, где оставила его, Эшли даже не обратила на это внимания. Затем, когда она все-таки осознала его отсутствие, она медленно обвела пристальным взглядом весь двор, уверенная, что он прячется где-нибудь в кустах или играет в песочнице. Прятки были его любимой игрой.
Когда она впервые увидела его плавающим в бассейне вниз лицом, она не поверила своим глазам. Парализующая слабость охватила ее, и она закрыла глаза, надеясь, что это ей только показалось. Когда она их открыла, он был все еще там. Ее сердце резко остановилось, и она закричала вовсю мощь своих легких.
Снимая на бегу костюм клоуна, она нырнула в воду, даже не останавливаясь, чтобы подумать, что она не умеет плавать. Она знала только, что должна вытащить Кельвина. К счастью, хотя он был посреди бассейна, где было глубоко для ребенка, она все же смогла достать до дна, стоя на носках. Ее сердце билось о ребра, когда она обхватила его одной рукой и начала пробираться обратно к краю бассейна.
– Позвоните в «скорую помощь» и попробуйте найти Коула, – машинально сказала она миссис Гаррисон, которая выбежала из дома на ее крик.
Отчаянно вспоминая то малое, что знала об искусственном дыхании изо рта в рот, она пыталась вернуть жизнь Кельвина. Его маленькое тельце было таким холодным и спокойным, что Эшли чувствовала себя на грани истерики, но она продолжала работать над ним, в медленном ритме вдыхая и вдыхая воздух и молясь усерднее, чем она молилась когда-либо в своей жизни.
– Господи, пожалуйста, пожалуйста, позволь ему жить! Пожалуйста! Он такой маленький мальчик. Умоляю тебя, позволь ему стать мужчиной...
Слезы катились по ее лицу, когда она продолжала действовать, едва ли сознавая, что делает, зная только, что она не может остановиться.
Хотя это казалось вечностью, прошли только минуты, пока приехали медики и принялись за Кельвина. Она набросила одежду, которую почти потерявшая от горя рассудок домработница принесла ей, подбежала к машине «скорой помощи» и забралась в нее, испуганная тем, насколько бледным выглядел Кельвин.
– Я дозвонилась до мистера Донована, – сказала ей миссис Гаррисон. – Я поеду за вами на вашей машине, чтобы вы не были одни, пока он приедет туда.
Эшли трясло так, что она едва слышала ее.
– Леди, все обойдется, – уверил ее один из молодых людей. – Он дышит – благодаря вам.
Но Эшли знала, что, пока Кельвин не откроет глаза и не улыбнется ей, она не поверит, что кризис прошел. И, кроме того, она также знала, что вина, которую она чувствовала, будет только расти.
– Как я могла быть такой дурой? – бормотала она снова и снова, ее глаза не отрывались от неподвижного тельца Кельвина, ее рука сжимала его маленькую ручку, в то время как один из медиков продолжал работать над ним. Неважно, сколько раз она говорила себе, что ее действия не были безответственными, что ребенок спал, – все это не имело значения. Она чувствовала себя ужасно виноватой в том, что оставила его одного на террасе.
Ее беззвучные молитвы и самоупреки сопровождались на протяжении всей этой бесконечной поездки в госпиталь оглушительным воем сирены «скорой помощи».
Когда она ждала в приемной, она спрашивала себя, сможет ли Коул простить ее за случившееся, сможет она когда-нибудь простить себя сама. Слова и действия миссис Гаррисон не оказывали на нее никакого влияния.
– Дорогая, почему бы вам не пойти в комнату отдыха и не привести себя немного в порядок? – спросила та наконец. – Вы почувствуете себя лучше.
– Я не могу уйти отсюда, – прошептала Эшли.
Миссис Гаррисон потянулась к сумочке Эшли и вытащила зеркальце и салфетку.
– По крайней мере, сотрите свою клоунскую маску, – предложила она.
Впервые Эшли осознала, как странно она выглядела со своим разрисованным лицом, намокшими волосами и в спешке наброшенной одежде. Слава Богу, что она хоть успела сбросить свой мешковатый костюм в горошек. Она, насколько могла, стерла краску и расчесала волосы.
Миссис Гаррисон одобрительно кивнул.
– Так-то лучше. Как насчет кофе? Эшли покачала головой.
– Я пойду принесу его. Оно согреет вас. У вас губы совсем синие от холода.
– Как вам угодно, – отвлеченно ответила Эшли, не отводя глаз от двери, за которой исчез Кельвин. Она все еще сидела в таком положении, когда наконец услышала голос Коула, вошедшего в холл приемного покоя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19