При этом взгляд ее упал на вершину огромного, освещенного солнцем валуна: три пары завистливых глаз наблюдали за ней.
— Ну ладно, — проворчала она, — откуда мне лучше забраться?
Они наперебой стали ей объяснять, каждый по-своему. Ром прикинула, что в ботинках на резине лезть не так уж трудно: гляди себе под ноги, и дело с концом. Во всяком случае, это лучше, чем путешествие на проклятой кляче; а ведь придется тащиться на ней обратно. Легче неделю трястись в машине, пусть даже это будет последняя развалина.
Пока мальчишки утоляли жажду и обследовали гору — увы, небольшую, диаметром в основании не более полутора сотен футов, — Ром, воспользовавшись передышкой, растянулась на спине и закрыла лицо соломенной шляпой Кэмерона. На камнях даже было удобней, чем сидеть в этом жутком седле. Оно, видно, предназначалось для кого-то с совершенно иной анатомией, нежели ее собственная. Приходилось сильно наклоняться вперед и изо всех сил держаться, чтобы не упасть. Она не знала, сколько времени ей удалось подремать, но когда она подняла голову и осмотрелась, то увидела, что все трое ее спутников готовы к дальнейшим странствиям. Близнецы уже помчались на великах к лесу, а Томас, сидя на гнедой кобылке, не решался окликнуть ее, боясь разбудить.
— Как вы. Ром? Мы думали покататься, пока вы вздремнете. Э-э, вы не устали, нет?
Милый мальчик, как он внимателен. Поднявшись на локтях, Ром ответила ему с усмешкой:
— Честно говоря, я, видимо, вряд ли когда-либо еще соглашусь на такое рискованное предприятие. Но я вас не задерживаю — прокатитесь, если хочется. А мы с Хлоей притащимся домой попозже, когда я соберусь с силами.
Мальчик озадаченно глядел на нее своими янтарными глазами. (Господи, они у него точь-в-точь как у Кэмерона!) Ром с трудом уселась, опершись локтями о колени.
— Ничего страшного, милый. Беги себе, я тут немного передохну. Даже, может, попозже вернусь сюда с мольбертом и красками, — сказала Ром, а про себя добавила: «Если, конечно, у меня отрастут крылья».
Успокоенный, Томас развернул свою гнедую и ускакал. Она проводила его усталым взглядом и вздохнула с некоторой долей зависти: ей бы столько энергии, эти непоседы резвятся без передышки с утра до позднего вечера. Никакие пейзажи теперь уже ее не интересовали, она снова закрыла глаза и улеглась. Ночью ей спалось хорошо, но сейчас тоже не мешает вздремнуть.
Проснувшись, она увидела кружившего в небе ястреба. Что ж, рано или поздно он должен был появиться. Она поглядела со склона вниз. Невероятно, но гора за время ее сна подросла! Взобраться было сравнительно легко, но теперь она боялась, что не сможет спуститься, не разбив себе носа.
Она перепробовала несколько хитроумных способов, в том числе пыталась сползти на животе, ногами вперед, но ничего хорошего из этого не вышло — рубашка задралась, и она оцарапалась. Отчаявшись, Ром оставила свои попытки, уселась на скале, бессильно сжавшись в комок, и крепко выругалась. Собственная глупость злила ее. Незачем было хорохориться перед мальчишками, слабо ей тягаться с ними. Старалась, правда, для пользы дела — хотелось подружиться, чтобы потом вместе работать над портретами! А в результате она застряла на этой скале и абсолютно не знает, как отсюда спуститься.
Нет, завтра она без всяких там подходов поймает Томаса за шкирку, усадит туда, куда нужно, и, черт побери, пусть позирует до изнеможения, надо так надо. Вот дьяволенок, разыгрывает из себя доброго самаритянина — воплощенное сочувствие!
Внизу меланхоличная Хлоя мирно паслась у подножия горы Ящерицы.
— И еще ты, старая бочка! Дернуло же на тебя польститься, пропади ты пропадом со своими аллюрами и проклятым седлом…
Услышав ее голос, лошадь подняла голову и посмотрела на нее большими невинными глазами. Вдруг из соснового леса появился всадник, и они обе повернулись и уставились на него.
— А я как раз подумал, не требуется ли вам моя помощь, — сказал Кэмерон. На его губах играла чуть заметная усмешка.
Ром строго посмотрела на него.
— Смейтесь, смейтесь. Погодите, вот спущусь с этой чертовой горы — да как задам за дурацкую вашу ухмылку! — предупредила она. Хорошо ему щеголять на своем ловком скакуне: сидит — точно родился в седле.
— А вы упорная, — лениво заметил он, уже не скрывая улыбки. — Ну так что же? Чего вы ждете?
Ром смерила его испепеляющим взглядом и в который раз попробовала спуститься. Не может быть, чтобы она не одолела эту гору, взобралась-то на нее довольно легко, а мальчишки вообще плясали на ней будто на танцплощадке. Встав на четвереньки, она начала спускаться. Нетерпеливо бросив взгляд через плечо, она поняла, что Кэмерон с большим интересом наблюдает за мельканием розовых джинсов.
Любуйся, любуйся, черт с тобой. Сейчас не до приличных телодвижений. Если удастся слезть с этой проклятой горы, она никогда в жизни даже метровую высоту без лестницы или подъемника покорять не станет.
— Ну, довольно. Теперь выпрямитесь, и я вас сниму.
— Вот еще! Совсем не нужно меня снимать.
— Делайте, как вам говорят, черт бы вас побрал! Не торчать же мне тут весь день, пока вы ползаете раскорякой, как Моисеева бабушка на роликах. — Он ухватил ее сперва за ступни, затем за голени, и не успела она опомниться, как он снял ее с выступа и поставил на твердую землю.
Ром еще нетвердо стояла на ногах и потому не сопротивлялась, когда он привлек ее к себе. Он бесил ее своей озорной ухмылкой. Но она сведет с ним счеты потом, когда немного отдышится. А сейчас она просто тихо радовалась, что оказалась на земле.
— Еще одно очко в пользу этих дьяволят. — Его теплое, дурманящее дыхание коснулось ее растрепавшихся волос. Вдруг она припомнила что-то и невольно охнула:
— Боже, ваша шляпа… — Она взглянула наверх. Да, шляпа лежала там, куда она зашвырнула ее, беседуя с Томасом. — О, чтоб мне провалиться! А все потому, что вы не дали мне слезть самой!
— Ну ничего, за наказанием дело не станет… если, конечно, вы ее сей же час не вернете… И тут Ром с внезапной остротой ощутила жар его рук на спине, прикрытой лишь тонкой рубашкой. Высвобождаясь из его объятий, она лихорадочно соображала, что бы такое сказать, чтобы он отстал. Но тут до нее дошло, что она попала в ловушку между скалой и его руками, и всякая мысль о сопротивлении исчезла. Она затравленно смотрела, как его прищуренные от солнца глаза в лучиках крохотных морщинок приближаются, становятся все больше и все темнее.
Позднее она бы объяснила свое безволие физической усталостью, но сейчас лишь неподвижно наблюдала, как его лицо склонялось к ней. Ее дыхание где-то словно запнулось, веки неумолимо тяжелели, тонкие ноздри жадно ловили пьянящий запах согретого солнцем тела, запах здорового мужского пота.
Глаза Кэмерона превратились в блестящие черные щелочки. Он ловко провел кончиком языка по красивой линии ее губ и легко разомкнул их. Ром не в силах была противиться этому сладостному ощущению. Ее руки медленно обхватили его за плечи — выше, выше — и судорожно обвили шею, а ладони утонули в теплой гуще кудрей.
Конечно, силы были неравны: Ром еще не пришла в себя от «скалолазания», и обаяние Кэмерона оказалось непобедимым. Его губы сперва исследовали ее нежный рот, то лаская, то чуть щекоча его, и наконец искусно добились желанного ответа. В его руках не чувствовалось жадной и грубой страсти, он лишь медленно скользил ладонями вдоль округлых очертаний ее цветущей фигуры, ощупывал, гладил, ласкал. И все это было так просто и естественно, как послеполуденное солнце, палившее их непокрытые головы, как прохладный и густой аромат сосновой рощи.
Кэмерон коснулся губами ее тонкого лица, потом ямочки на заостренном подбородке. Дрожь пробежала по всему телу Ром, она прижалась к нему и спрятала лицо у него на груди. Губы чувствовали биение его пульса; она приоткрыла рот и кончиком языка с наслаждением дотронулась до его солоноватой кожи.
Они полулежали на горе Ящерицы, на прогретом солнцем пологом склоне. Кэмерон скользнул ладонями по ее бедрам и крепко притянул Ром к своему мускулистому торсу; у нее закружилась голова, и она покорно приникла к нему. Разум, что до сей поры на протяжении многих лет безотказно служил ей как художнику, в одно мгновение отказал под напором неодолимого желания. Потаенно тлевшее, оно вдруг безотказно завладело ею.
Она почувствовала, как пальцы Кэмерона легли ей на обнаженную спину и расстегнули лифчик. Сопротивляться было невозможно. Он покусывал ее нижнюю губу, потом снова принялся медленно, волнующе и удивительно нежно целовать ей рот, глаза, шею — будто бы узнавал ее, как слепой, на ощупь. Его руки сбежали с ее спины и покорили холмики прохладных мягких грудей. Они уже поднялись ему навстречу, прильнув горделивыми кончиками к теплу его ладоней и подключив все тело к умопомрачительной страсти.
Тяжело и прерывисто дыша, он пристально смотрел в ее потемневшие полузакрытые глаза. Его зрачки расширились, и от радужки остался лишь тонкий золотистый ободок. Очертания скул явственно выделились на фоне гладких впалых щек.
— Может, нам укрыться в каком-нибудь более уединенном месте? Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь ненароком увидел продолжение.
Голос его пробудил в ней слабый проблеск разума, и Ром обеими руками отчаянно уперлась ему в грудь, силясь вырваться. Безумие! Как она могла подпустить к себе такого человека?
Кэмерон крепко обнял ее за талию и вскинул голову, внимательно всматриваясь в лицо. Ром ослабила сопротивление, поняв, что он угадал ее мысли.
— Послушайте, это просто… досадное недоразумение, — выпалила она. — Простите, если я ввела вас в соблазн, но я не хотела.
— Не хотела? — бархатным баритоном переспросил он. — Подумать только. Что-то не очень верится. Но если вам нравится лепетать всякие символические протесты — ради Бога.
Наконец-то! Вот он и раскрылся, наконец-то она поняла умом то, чему противилась ее плоть, — бесподобная самоуверенность этого красавчика ставит все на свои места.
— Придется поверить! Вы мне безразличны! Она рванулась из его объятий, смерив полным негодования взглядом и втайне надеясь, что он не заметит, как неистово пульсирует жилка у нее на шее.
— Так нет?
Сколько насмешливого недоверия в его тоне! Черт бы его побрал, он уже овладел собой, а она все еще в волнении. Он намеренно дерзко дотянулся до ее рубашки и стал с наигранным безразличием застегивать. Ром зло отшвырнула его руку и взялась за дело сама, торопливо всовывая пуговицы в какие попало петли.
— Что было у вас на уме, когда вы обнажились и разлеглись возле того ручья? — продолжал он, не сводя с нее скептического взгляда.
— Совсем не то, что вы думаете, — процедила она. — К тому же не преувеличивайте, я сняла только брюки. Просто у меня болела голова. Поймите, я приехала сюда затем, и лишь затем, чтобы написать три портрета. Не надо принимать меня за куколку для летних развлечений.
До чего же трудно держаться с достоинством, когда стоишь в рубашке, застегнутой сикось-накось!
— Хм, весьма остроумный способ для избавления от головной боли, — пожал он плечами. — Могу показать вам еще одно премиленькое, совершенно уединенное местечко на случай, если у вас снова разболится голова. — Он заправил рубашку и достал тонкую сигарету.
— Я все-таки надеюсь, что мы поняли друг друга, — пробормотала она неуверенно. Под его холодным, испытующим взглядом она остро ощущала свою растерянность. И как он смеет так невозмутимо глазеть на нее!
— О да, думаю, друг друга мы поняли, Ромэни Кэрис. Но если вам еще нужно привыкнуть к этой мысли, я подожду. У нас впереди все лето.
— Я, по-моему, ясно выразилась: вы мне безразличны. Случайные связи не по мне. Это скучно.
Уму непостижимо, сколько нескрываемого нахальства можно вложить в простую усмешку. Он чуть повел бровью и произнес:
— Ну что ж, если вы уже высказались и остыли, давайте я вас подсажу.
Единственное, что могло заглушить ее смятение, так это мысль о том, что придется снова влезать на разнесчастную кобылу. Воспоминания об упоительных ласках его рук и губ тотчас улетучились, стоило ей подумать о своих многочисленных царапинах, синяках, ссадинах и волдырях.
— Послушайте, а не пойти ли мне обратно пешком? Вы ведь могли бы отвести эту железную деву домой, не так ли?
— Никогда не поверю, что Хлоя могла оказаться чересчур резвой для вас.
— Это как сказать, — сухо ответила Ром. Старушка меж тем тяжело переступала неподалеку, мерно покачивая головой. Кэмерон подозвал ее и осмотрел седло, потом обернулся к Ром. Она тихо стояла, прислонившись к скале и скрестив руки на груди.
— На кой черт понадобилось вам это седло? Разве вы не видели, что оно испорчено? Кто-то из ребят оставил его под дождем недели две назад.
Ром пожала плечами:
— А мне оно показалось нормальным.
Она решила не объяснять ему, что, когда подошла к конюшне, лошадь уже была оседлана. А ей вовсе невдомек было, как все это делается.
— А стремена вы подтянули?
— То есть? Что вы имеете в виду?
— То есть отрегулировали вы их по ноге? Вот что я имею в виду, — ответил он с некоторым раздражением, провел рукой по лошадиному боку и шлепком послал старушенцию вперед. Хлоя покорно повернулась и направилась к лесу, пошатываясь и виляя массивным крупом.
С плохо скрываемым участием Кэмерон стал объяснять ей, что надо было догадаться и проверить все еще у конюшни. Ром уперла кулаки в бока и приняла воинственный вид.
— Это все мальчишки — они усадили меня в это проклятое седло… Чего еще можно от них ожидать, Господи?
Покачав головой, Кэмерон вскочил на своего коня, ловко уселся и протянул ей руку. Она отступила в сторону.
— Погодите. С вашего позволения, я, пожалуй, все-таки пойду пешком. Да, кстати, просто ради интереса: что же мне нужно было сделать со стременами? — (Вот уж действительно из чистого интереса: к лошади она теперь и близко не подойдет.) Ром понадеялась, что своим вопросом как-то выиграет время. Но не тут-то было: Кэмерон, лихо развернувшись, осадил скакуна прямехонько рядом с ней, наклонился и бесцеремонно ухватил ее за руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20