OCR: A_Ch
«Мелодии осенней любви»: Гелеос; Москва; 2006
ISBN 5-8189-0714-7
Аннотация
Ирине за сорок. Она давно уже успела смириться со своим одиночеством. Жизнь ее течет размеренно — работа в институте, частные уроки английского, родители, племянники, близкая подруга. И вот случайно она знакомится с мировой знаменитостью — пианистом Давидом Марлинским. Эта встреча переворачивает жизнь обоих. Судьба их свела, но тут же приходиться расстаться. Удастся ли им быть вместе?
Мария Барская
Мелодии осенней любви
I
Лифт медленно поднимался вверх. Вдруг что-то коротко скрежетнуло. Кабина конвульсивно дернулась и… замерла. Лампочка тоже мигнула, намереваясь погаснуть, однако, сменив гнев на милость, осталась гореть.
— Как вы думаете, что случилось? — спросил у Ирины седоватый мужчина, с которым они вместе ехали в лифте.
— Застряли, — коротко ответила она.
Странный вопрос человек задает!
— И что теперь делать, — снова заговорил он. — Попробуем нажать на «стоп» и первый этаж. Так, кажется, советуют.
— Попытайтесь. Правда, надежды мало.
Ирина оказалась права: попытка не удалась.
По своему и чужому опыту она знала, если в их доме лифты застревали, то стронуть их с мертвой точки мог только специалист.
— Нажмите лучше на кнопку вызова диспетчера, — посоветовала она.
Мужчина последовал ее совету. Наконец в динамике послышался недовольный женский голос:
— Пассажир, что там у вас?
— Лифт застрял! — произнесла в ответ Ирина. — Докучаев переулок, одиннадцать.
— Опять? — Диспетчерша произнесла это таким тоном, словно Ирина нарочно сломала лифт.
— Опять, — строгим голосом подтвердила Ирина. — В прошлый раз очень плохо починили.
— Ладно, — вздохнула собеседница. — Вызываю аварийку. Ждите. Лифт-то какой? Грузовой или маленький?
— Грузовой!
— Ага. Значит, опять кирпичи возили, — резюмировала диспетчерша. — Ну точно. Мы в ваш дом мусорный бункер заказывали. Допрыгаются ваши жильцы со своими ремонтами.
— Извиняемся! — подал голос Иринин товарищ по несчастью. — Сколько сидеть нам тут прикажете?
— Это смотря когда приедут. Не от. меня зависит. Попрошу, чтобы поскорее.
Она отключилась.
Мужчина подошел к дверям, чуть их раздвинув, заглянул в образовавшуюся щель и сообщил:
— Мы вообще-то на каком-то этаже стоим. Может, попытаться открыть?
— Лучше не надо, — ответила Ирина. — У нас одной женщине этими дверьми так руку зажало, чуть больницей не кончилось. А вам руки беречь надо.
— Откуда вы знаете? — удивленно вскинул брови он.
Ну вы же пианист, — быстро проговорила Ирина. — Я сама, правда, никакого отношения к музыкальному миру не имею. Но, поскольку живу в консерваторском доме, не могла не узнать Давида Марлинского — известного музыканта, гражданина мира…
— Вы так говорите… — Он смутился. — Чувствую себя почти английской королевой!
Тем не менее Ирина заметила, что ее слова польстили ему.
— Больше того, — с улыбкой добавила она, — я даже догадываюсь, куда вы сейчас направлялись.
— Даже так? — Брови Марлинского снова взлетели вверх.
— Даже, — кивнула она. — К своей дочери Насте.
— Надо же!
— Да вы не пугайтесь. Я за вами не слежу. Мы с Настей живем на одном этаже. Квартиры у нас визави.
— Понятно, — с некоторым облегчением выдохнул он. — Вот незадача, а? Попали мы с вами. — Он поставил на пол большую сумку, которую все это время продолжал держать в руках. — Ну раз вы Настина соседка, давайте знакомиться. Меня Давидом зовут, как вы знаете.
— Ирина. Очень приятно.
— Мне тоже. — Он помолчал. — Как вы считаете, мы здесь долго простоим?
— В прошлый раз меня минут через сорок вытащили.
— Ой-ой-ой! Настя давно меня ждет. И так опаздывал. На репетиции задержался. Волнуется, наверное.
— А вы позвоните, — подсказала самый простой, на ее взгляд, выход Ирина.
— Как же я сам не сообразил, — зашарил по карманам Давид. — А телефон здесь ловит?
— Должен. Мой точно ловит.
Вытащив из кармана телефон, Марлинский набрал номер.
— Настюш, извини, что опаздываю, но сижу в твоем доме в лифте. С твоей очаровательной соседкой!.. С Ириной! — Он смущенно посмотрел на нее. — Простите, не знаю вашего отчества…
— Николаевна. Только это не важно. Просто Ирина.
Кивнув, он продолжил разговор с дочерью:
— Ты тоже застряла? Пробка на Ленинградке? Ну тогда я спокоен. Нас еще неизвестно когда освободят… А-а, ты мне звонила! Это я во время репетиции звонок вырубил, а позже включить забыл. Ну, целую! До встречи.
Марлинский посмотрел на экран.
— Действительно, куча звонков и сообщений! Не страшно, подождут. Потом разберусь. Вредная вещь, — потряс он в воздухе телефоном. — Никакого покоя, ни минуты свободы. Большой брат следит за тобой!
— Говорят, по телефону даже подслушивать можно, — подхватила Ирина.
— Серьезно? — Давид с испугом покосился на аппарат. — Сейчас совсем отключу его.
Ирина засмеялась.
— Можете не стараться. Бесполезно. Противоядие только одно: вынуть аккумулятор.
— Откуда такие познания? — Давид бросил мобильник в сумку. — Вы инженер?
— Нет, всего-навсего смотрю телевизор. А по профессии я — преподаватель английского языка.
Снизу послышался грохот. Затем мужским голосом проорали:
— Эй, на каком этаже сидите?
— Точно не знаем, не ниже пятого! — крикнула в ответ Ирина.
— Ждите. Сейчас буду!
Мастер так и не появился, зато кабина поехала вверх и вскоре остановилась. Двери раздвинулись.
— Скорей вылезаем, Ирина! — вытолкал ее на площадку Давид. — Пока этот агрегат не передумал и снова не застрял.
Остановились они на пятом этаже, который им и требовался.
— Спасибо за компанию, — церемонно поклонился он.
— Не за что.
— Как это не за что! Без вас мне было бы совсем плохо!
— Мне тоже, — призналась она. — Так что, взаимно.
Давид надавил на звонок Настиной квартиры. Ирина тем временем отомкнула дверь, ведущую в общий коридор.
— Дочки вашей, похоже, еще нет. У вас есть ключи от ее квартиры?
— Да нет, — растерянно произнес он.
— Тогда идемте ко мне, подождете, пока придет.
Давид смутился.
— Как-то неудобно получается. У вас наверняка дела…
— Под дверью стоять, уверяю вас, еще неудобнее, — начала уговаривать его Ирина, — неизвестно еще, сколько она сквозь пробки пробиваться будет! А вы у меня пока отдохнете, кофейку вам сварю. Тем более мы с вами стресс пережили. Можно сказать, в плену побывали.
— Ага! У искусственного разума, — улыбнулся он. — Знаете, звякну еще раз Насте. Если она еще далеко, с удовольствием приму ваше предложение.
Выяснилось, что Настя далеко, пытается объехать какую-то аварию.
— Возможно, ей еще час добираться до дому, — с расстроенным видом сообщил Ирине Давид.
— Вот и посидите у меня.
— Вы уверены, что я не нарушаю ваших планов? Или планов вашей семьи? — по-прежнему смущался он.
— Вся моя семья — это я, — развела руками Ирина. — А план у меня на сегодня был один, если честно. Телевизор посмотреть или книжку почитать.
— Не знаю уж, какую книжку вы сейчас читаете, но с телевизором я, пожалуй, смогу конкурировать, — хмыкнул он.
Тем более и вас по нему иногда показывают, — в тон ему проговорила Ирина. — Представляете, я потом стану хвастаться подругам, что у меня пил кофе сам Марлинский!
Она распахнула дверь. Они вошли в прихожую.
— Ирина, вы преувеличиваете мою знаменитость. Я все же классический пианист, а не поп-звезда.
— Ну и что, — вешая плащ, возразила она. — Ростропович тоже классический виолончелист, а его знают не меньше, чем поп-звезду. И Спивакова тоже.
Давид тоже повесил свой плащ на крючок и пристроил в углу сумку.
— Боюсь, народные массы Киркорова знают гораздо лучше.
— Завидуете? — лукаво глянула на него Ирина.
— В чем-то, бесспорно, да, — кивнул Давид. — Если бы так же слушали настоящую музыку…
— Ну вам-то вроде грех жаловаться. Полные залы по всему миру собираете.
— И все равно, наше искусство волей-неволей приходится признать элитарным. И объем залов у нас не тот. Согласитесь, Ирина, даже Карнеги-Холл — это не спортивный стадион.
— Ну и попса теперь уже стадионы редко собирает, — сказала Ирина.
— Да, но слушают все равно в основном ее. Не важно где.
— Согласна. Ну проходите в комнату. Или лучше на кухню?
— Давайте по-московски на кухне, — обрадовался он. — Так редко на родину вырываюсь.
— Ой, вы же после репетиции. Есть, наверное, хотите, — спохватилась она. — Правда, у меня ничего особенного нет.
— Да что вы, что вы! — запротестовал он. — Мало того, что свалился на вас, как снег на голову.
— У меня есть кислые щи с грибами. Могу разогреть!
— Нет, нет, — снова начал отказываться он, однако живот его предательски заурчал.
— Диагноз ясен, — взяла инициативу в свои руки она. — Мойте руки. Никаких отказов не принимаю. Я, между прочим, хозяйка. Могу и обидеться.
— Не рискну вас гневить, — покорно отправился в ванную комнату Давид. — Тем более мне так редко перепадает домашнее.
— Ну вот. А еще отказывались. Правда, возможно, вам не понравится…
Десять минут спустя Марлинский уплетал вторую тарелку щей и заедал их бородинским хлебом. Между очередными двумя ложками произнес:
— А вы еще боялись! Такой вкуснятины с детства не ел. Одно из коронных блюд моей бабушки. Но у вас не хуже. И еще, скажу по секрету, вы меня спасли. У Настеньки в холодильнике, кроме зеленого салата и пророщенной пшеницы, обычно вообще ничего не бывает. Фигуру, видите ли, бережет, а о старом усталом папе не думает.
— Ну конечно, древний старик! — воскликнула Ирина.
— Вот! Даже пококетничать не даете! В ресторан с ней тоже ходить мука. Грызет там свой силос, и самому неудобно что-нибудь более существенное заказывать. Даже когда при ней какую-нибудь рыбку ешь, чувствуешь себя кровопийцей и душегубом. Весь аппетит пропадает. Не понимаю я этого увлечения диетами.
— Настя на телевидении работает, и, как мне объясняла, камера сразу к любому весу пять килограммов прибавляет. Вот и старается держать себя в форме.
Марлинский протестующе фыркнул:
— Это уже не форма, а минус форма.
— Ну знаете, вы тоже пончик!
— Только, в отличие от Насти, не сижу на диетах. Да она вообще-то в меня. Как щепка с детства была. К тому же одна такая репетиция, как сегодня, и два кило долой! В оркестре с прошлого раза половина состава сменилась! Такое впечатление, что ни одной ноты вместе взять не могут! Кто в лес, кто по дрова! Будто первый раз вместе играть сели! Устроили из оркестра проходной двор! А мне с ними пятый концерт Бетховена играть! Это же кошмар!
Он так распалился, что даже стукнул кулаком по столу. На сахарнице подпрыгнула крышка и громко звякнула.
— Ой, извините, — стушевался Давид. — Ненавижу непрофессионализм и пренебрежение к делу, которым занимаешься! Да что я вас своими проблемами нагружаю.
— Что вы. Мне как раз интересно, — возразила Ирина, наливая чай в чашки. Ей с трудом удавалось прятать улыбку. Марлинский сидел такой смешной, взъерошенный! Глаза от возмущения горели, а тонкие длинные пальцы выигрывали на краю стола какой-то мудреный пассаж.
— Так обидно! Занимаешься. Готовишься. Вкладываешь всю душу, а этим плевать. Пришел, отбарабанил положенное количество времени, и домой! Я чуть ли не на коленях стою. Давайте еще этот эпизод повторим! А мне в ответ: рабочий день кончился! В таком случае выкладывайтесь во время рабочего дня, а не зевайте! Так знаете, что мне ответил концертмейстер альтов? — Марлинский захлебнулся от возмущения. — Мол, вы, Давид Максимович, за каждый концерт получаете деньги, а мы — копейки! Паразит чертов! Я этот концерт вообще бесплатно играю! Говорил же мне мой импресарио: «Зачем соглашаешься?» Правильно говорил! Но на Родине-то надо играть! И Настю лишний раз увидеть хочется!
Он показал на часы.
— Кстати, о Насте. Что же с Москвой сделали! Не проехать! Вертолет ей, бедолаге, что ли, купить? С каждым моим приездом — в московской жизни новые сюрпризы.
— Капитализируемся, — включилась в его страстный монолог Ирина.
Вот, вот. — Он скорбно покачал головой. — Я многие места вообще не узнаю. Ландшафт меняется столь стремительно, что не поспеваю за переменами. Красивые улочки исчезли. Вместо них какой-то новострой, и преимущественно чудовищный! Помесь рококо с дворцом графа Дракулы!
Ирина хихикнула:
— Наше отечество всегда было сильно своими перегибами. То сплошные блоки и панели, то, как теперь, завитушки да башенки.
— Что хуже, честно сказать, не знаю.
— Зато сталинские высотки уже превратились в классику и стиль, — продолжала Ирина. — Люди из других стран приезжают полюбоваться. Представляете? А мы еще недавно плевались и называли это уродством.
— Ну положим, панельными домами вряд ли будут любоваться, — повел головой Марлинский! — У сталинских домов и впрямь свой стиль. Некая имперская величественность. А эти — вообще, коробки для хранения народопоселения.
— Браво, маэстро, — оценила меткую фразу Ирина. — Ну а за то, что сейчас понастроили, не волнуйтесь особо. Оно в историю не войдет, не успеет. Развалится. Там ведь сплошное недовложение строительных ингредиентов. Да и строят их гастарбайтеры, которым не платят. Соответственно, им на качество наплевать.
Вот, вот! Как моим сегодняшним оркестрантам! — вновь распалился он. — Это же надо так относиться к Бетховену! Они ничего не получают! Бетховен тоже за свою музыку почти ничего не получал! — Он опять показал на часы. — Куда же Настя запропастилась. Я бы с ума сошел, столько в машине сидеть.
— В Европе тоже пробки…
— И в Америке, и в Японии, — перебил ее Давид. — Но не такие. В Москве это стало катастрофой. Бедная моя дочь. Знаете, Ира, хотите верьте, хотите — нет, но я без нее своей жизни не представляю. — Лицо его просветлело. — Единственный родной человек. Кроме нее, никого не осталось. Друзья, естественно, есть, знакомые, приятели, но родной человек — она одна. И ведь я поначалу совсем не хотел появления дочери на свет. С ее матерью мы женаты не были. Даже гражданским браком наши отношения трудно было назвать. Скорее, роман на стадии увядания. Молодые были. И когда она мне объявила, что беременна, я пришел в такую ярость!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14