— Столик мадам… Я не знаю ее фамилии… Секретарша господина Броатье.
— Я вас провожу.
Она уже была там — свежая, сияющая улыбкой, с миндалевидными глазами и с совсем коротко остриженными волосами. Высокая, стройная, загорелая — прямо спичка.
— Я очень рада, что вам удалось вырваться.
— Люблю неожиданные приглашения. А тут неплохо после нашей столовой.
— Я никак не соберусь туда зайти, слишком много встреч вне офиса. Давайте закажем сразу, у меня всего час.
Она подозвала официанта и заказала жареное мясо без соуса, Николя едва хватило времени разглядеть в меню филе трески с белыми грибами.
— Что вы будете пить?
— Красное вино, несмотря на рыбу, — произнес он как нечто само собой разумеющееся.
Наверное, он должен был выбрать бутылку, но Алиса, не задумываясь, взяла карту вин, что его вполне устроило — он ничего в этом не понимал, а сейчас ему предстоит узнать, что предпочитают высшие эшелоны власти.
— Тальбо 82.
Она протянула сомелье винную карту и без паузы перешла к разговору о том, что в отделе связей с общественностью не хватает общения. Николя улыбался, чтобы сделать ей приятное, и расслабился — ее голос растворялся в легком гуле, а смысл сообщения, которое должно было последовать за расплывчатым вступлением, не слишком его интересовал. Снова появился сомелье с дорогой бутылкой в руке и церемонно нацедил несколько капель в бокал Алисы, которая великолепно игнорировала его присутствие, поднося бокал к губам. Но и сейчас Николя смотрел на нее слегка отстраненно. Последний раз, когда он пробовал вино, сидя напротив женщины, именно дама потом указала ему на то, что оно отдает пробкой.
— Хорошее, — на секунду прервалась она и тут же перешла к сложностям в художественном отделе.
Он поднес бокал к губам, сделал глоток тальбо 82 и слегка задержал во рту, перед тем как проглотить.
— Скажите, Николя… Ведь я могу называть вас Николя?
— Что, простите?
— Я только спросила, могу ли называть вас Николя.
— Вы сказали, что это хорошее вино?
— Что-то не так?.. — забеспокоилась она, снова отпивая из бокала.
Он сделал еще глоток, потом другой, попытался удержать их на мгновение, но потом они утекли в горло, и ему пришлось допить бокал. Он не разбирался в вине, в том, какие ощущения оно должно вызывать. Он не отличил бы платья вина от его ножек, нашел бы танин во фруктовом вине, перепутал бы сорт с миллезимом. Но при этом он не сомневался, что сейчас исключительный момент. Он закрыл глаза и снова открыл, уставившись на свой бокал — вновь полный, как по мановению волшебной палочки.
— Тарелка спагетти с базиликом летним вечером после бассейна — это хорошо. Горячее полотенце к щекам после бритья — это хорошо. Выиграть обводку на тай-брейке — это хорошо. Но вино, которое вы выбрали, выходит за рамки этой категории, мы приближаемся к чуду. Это волшебная сказка с замком, принцессой и драконом, все это есть в одном бокале. Самое худшее — я даже не могу сказать, доставляет ли мне это удовольствие. Наоборот, если бы меня заставили описать, что я чувствую именно в эту минуту, я бы сказал, что грусть.
— ?..
— Когда невеста идет под венец, хочется рыдать. Всеобщее ликование затуманивает взгляд. Грустно, потому что мне понадобилось сорок лет, чтобы дожить до этого дня, грустно, потому что до сих пор мне не встречалось бутылок из этой категории, грустно, когда я представляю всех, кто пьет это каждый день, не понимая, что они держат в руках. Грустно, наконец, потому, что теперь я буду знать, что это существует и придется с этим жить, то есть без.
— Возвращаясь к тому, что вы сказали насчет художественного отдела, если там проблемы, то деньгами их не решить. Наймите человека, который найдет общий язык с директором типографии, который знает, как устроена ротационная машина, и таким образом вы сэкономите. У вас есть люди, которые работают, найдите тех, кто будет заставлять их работать.
И тут же пожалел о том, что произнес последнюю фразу. Не хватало еще, чтобы Алиса услышала в этом:
— Вам не кажется, что собрание было каким-то тяжелым? Это сведение счетов… Я хорошо отношусь к Бардану, но иногда он идет на принцип по таким мелочам. Дело чести, совсем как в Средние века.
По венам Николя уже бежало вино, он чувствовал уверенность в себе, был готов на любую вольность.
— Бардан решил быть высокомерным, так обычно поступают посредственности. Подчеркивать свою власть перед подчиненными — значит иметь раболепство в крови. Мне не кажется, что он некомпетентен, просто если бы он был чуть-чуть уверенней в себе, он смог бы нормально руководить всей командой.
— Вы бы хотели его сменить?
— ?..
— …
— Вам нужен не я, вам просто не нужен он.
— На его месте должен быть энергичный человек.
— Это идея Броатье?
— Да.
— Проблема в том, что я не амбициозен.
— Но вам нравится тальбо 82.
— Еще больше мне нравится душевное спокойствие, впрочем, для меня это пока в новинку.
Алиса торопливо встала — ничто больше не удерживало ее за этим столом. Николя обещал ей позвонить до конца недели и дать ответ. Он заказал сыр, только для того, чтобы прикончить полупустую бутылку. Не могло быть и речи о том, чтобы оставить хоть каплю. Он переживал самое изысканное опьянение и пил один, не нуждаясь ни в чем, — этого чувства безнаказанности не хватало ему всю жизнь. Никакого Мерго в поле зрения, ни коллег из столовой с их плоскими шуточками — он больше не чувствовал себя виноватым. В памяти всплыли слова Лорен: «Что бы вы ни делали, не выставляйте это напоказ. Не потому, что стыдно, а просто чтобы не доставлять им удовольствия». Обычная фраза, соединившись с ценной молекулой алкоголя, приняла неожиданные размеры. В голове роились туманные идеи, и все умственные построения закружились в бешеном танце. Он вышел из ресторана в приподнятом настроении, добравшись до «Группы», купил в кафе по банке кока-колы и Heineken, зашел в кабинет Жозе, у которого хранились инструменты технической службы. Там Николя одолжил ножницы для тонкого металла и «шкурку», клятвенно пообещав вернуть все до вечера.
Через полчаса, надежно укрывшись в своем кабинете, Николя приступил к операции над банкой из-под кока-колы, предварительно вылитой в раковину. Ножницами он проделал дырку в днище, аккуратно отрезал низ, потом верх, стараясь не оставлять заусенцев. Под конец рассек цилиндр сверху вниз и открыл его, как ракушку. Не считая нескольких зазубрин, ему удалось не поцарапать банку. Приближался момент истины, Николя аж разволновался, как давно он не делал ничего своими руками! А эта штука уж точно была самым прекрасным предметом, который он когда-либо видел. В этот разверстый цилиндр он вставил полную банку «хайнекен», и произошло чудо — красное платье колы пришлось впору зеленому «хайнекену». Осталось только сжать створки ракушки, и полная банка исчезла в пустой. Так Николя Гредзински изобрел ловушку для пива. Чтобы отпраздновать это событие, он сорвал чеку с кока-колы, и в награду она одарила его прохладной хмельной горечью.
В кабинет заглянула Мюриэль:
— Везет вам, вы можете пить настоящую колу, а я вынуждена глотать колу-лайт, иначе у меня все калории откладываются в бедра.
Осталось завоевать мир.
— Двойной пастис и много льда.
С приближением лета этот напиток стал нормой, его заказывал не только Николя, Жозе потягивал уже второй стакан. Маркеши и Арно остались верны ежевечернему пиву, Режина и Сандрин — киру.
— Что вы делаете в выходные? — спросила Режина.
— Ты уже думаешь о выходных?
— Как обычно, иначе не дотяну до конца недели.
— Я в субботу еду за город с детьми, — сообщил Арно.
— А ты, Николя?
— Вся неделя слишком странная, поэтому я пока не строю никаких планов.
— А ты, Сандрин?
— Иду на ярмарку со своим возлюбленным.
— Я бы с удовольствием пошла с вами, — заметила Режина.
Николя рассеянно их слушал — горячая волна поднималась по венам и заполняла сосуды головного мозга. Опьянение надо будить нежно и сладострастно.
— В выходные — просто отдых, — объявил Жозе. — Я взял в прокате пять видеокассет, все для смены обстановки. Буду перемежать их сиестами до воскресного вечера. Когда у меня страшный недосып, это очень помогает.
Недосып? Зачем вообще спать, задумался Николя. Интересно, Лорен когда-нибудь спит? Этой ночью она откланялась, как только бар закрылся, не предложив ему продолжить. В глазах у Николя все плыло, и он еле ворочал языком — какое уж тут продолжение? Он нашел номер мобильного, который она положила ему в карман пиджака, до того как погрузить его в такси.
— А вы, месье Маркеши, что делаете в выходные? Его единственного никто не называл на «ты» и по имени — сам того не замечая, он создал дистанцию. Мысль о том, что какой-нибудь такой Маркеши может познакомиться с Лорен, не дрогнув, предложить ей выпить и затащить в постель, просто бесила Николя. Все эти Маркеши выводили его из себя. Он представлял собой механизм, который ничто не остановит — он не утонет в стакане воды, ничто не испортит его прекрасного настроения, его предпринимательские таланты служили ему броней, защищали его от сомнений и всех мелких смешных горестей. Николя решил не давать ему спуску — Маркеши довольствовался их обществом только для того, чтобы покрасоваться перед публикой, одержать еще одну победу и задешево заставить восхищаться собой.
— Ну что же, эти выходные я буду любоваться своим потолком…
Он оставил фразу незаконченной и с легкой улыбкой ждал, пока кто-нибудь попросит разъяснений. Собой пожертвовала Сандрин. Николя мысленно обозвал ее дурой.
— А что там с вашим потолком?
— Чтобы вы поняли, мне придется рассказать вам, как я провел последние выходные. Я уже говорил вам о своем домике в Эре? И представьте себе, в субботу в восемь утра я решил в одиночку заняться балками, к которым никто не прикасался вот уже тридцать лет. Всякие разрушения, насекомые, жир, грязь — сколько всего, оказывается, угрожает дереву. Уже несколько месяцев друг-архитектор твердил мне, что нужно как можно скорее заняться этими балками, если я не хочу, чтобы в один непрекрасный день все это рухнуло мне на голову. Но сами знаете, как это бывает — дни идут, я откладываю ремонт еще на неделю, потом еще, и в конце концов это приняло невиданные размеры. Я даже не мог больше предложить своим пассиям провести выходные за городом — боялся, что все кончится плачевно. Ну и в субботу я наконец взял себя в руки и принялся за строительство, чтобы покончить с этим раз и навсегда. В одиночку, повторяю. Если бы вы только видели этот нелепый наряд! Комбинезон цвета хаки, испачканный краской, на голове — бандана, другой платок закрывает рот и нос, как у налетчика, решившего ограбить банк. С щеткой, мастерком, наждаком я лезу на стремянку, а потом — трагедия. Эта балка живет своей жизнью, она полна тайн, иногда она поддается, иногда — сопротивляется. Я начал эту адову работу, запасшись ангельским терпением, и первый час был, вероятно, самым худшим. Первый же взмах щеткой — и пыль сыплется в глаза, и тут ничего нельзя сделать. Ни-че-го! Я все перепробовал, даже специальные очки, но они так быстро становятся грязными, что их приходится вытирать каждые две минуты, не говоря уже о поте, который капает с носа. Когда я покончил с первой половиной, был уже полдень. По три метра за пятнадцать минут… Поливаешь все вокруг последними словами, материшь мастеров, но продолжаешь. Мало-помалу ты начинаешь воспринимать это как вызов, и только так можно найти в себе силы продолжать. К обеду руки уже отваливаются, перестаешь чувствовать запах, потому что нос забит пылью, чихаешь каждые десять секунд с регулярностью метронома. Дело продвигается медленно, но ты не отдаешь себе в этом отчета. Затылок разрывается от неудобного положения — это самое идиотское, самое неудобное положение для тела, которое только можно придумать. Плечи превратились в одну длинную ноющую перекладину, страдания сменяют друг друга и перемешиваются, чтобы дать тебе роздых, воля тебе изменяет, и ты уже готов устроить из этой дурацкой халупы погребальный костер, чтобы отблески были видны соседям на многие километры вокруг. Когда стемнело, я заснул прямо так, на полу, одетый, пьяный от боли, разбитый, жалобно постанывая и чувствуя себя всеми забытым и покинутым. На следующее утро кошмар продолжился с того же места, но на этот раз я уже не был столь наивен, чтобы полагать, что все закончится через пару часов, я понимал, что придется вкалывать, но все же снова взялся за работу, потому что опустить руки теперь — стоит сказать об этом — значит, что все потраченные усилия пропали зря. Когда снова появился призрак запустения, когда все объединились для того, чтобы тебя унизить, когда режет глаза, когда рот полон какой-то дряни, когда твоя решимость лужей растекается у ног, наконец случается чудо — ты только что закончил последнюю четверть последней балки. Но на этом этапе еще рано праздновать победу, муки еще далеко не кончились. Нужно подняться обратно на Голгофу, чтобы покрыть лаком все, что было ободрано и отшкурено. И тут тебя поджидают новые радости: удушье, головная боль, резь в глазах, слезы и все то же проклятое положение — изогнувшись назад на полусогнутых ногах, поясница болит так, что ты уже не уверен, что когда-нибудь сможешь принять вертикальное положение. Короче, в понедельник в два часа ночи все закончено. Я нервно хихикал и пролежал на полу битый час, пока мышцы не расслабились. На следующее утро я, свежий и чисто выбритый, был уже в своем кабинете, несчастный страдалец, что не помешало мне до конца дня подписать контракт с Solemax и выпить с вами аперитив, на этом же самом месте.
Молчание. Восхищение. Сдержанные восклицания, легкие аплодисменты, отрывочные комментарии. Все заговорили разом. Как не поздравить Маркеши? Что еще к такому можно добавить? Сейчас он уйдет героем, и эта мысль была нестерпима. Николя хлебнул пастиса, поставил стакан и подождал, пока все немного угомонятся, чтобы начать:
— В 1508 году Микеланджело получил заказ от Папы Римского — написать двенадцать апостолов на потолке Сикстинской капеллы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32