https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/Vidima/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

И мисс Дьюи ведь неглупа. Очень смышленая. Думаю, что у нее что-то неладно. Я бы не очень удивился, если бы она оказалась вовсе не мисс Дьюи или не всегда ею была. Да, сэр, — продолжал бухгалтер, когда они уже возвращались вместе в контору Лэфема. — Что-то мне говорит — сам не знаю, что именно, — эта девушка побывала замужем. С другими, мистер Кори, я не стал бы так откровенничать — да и не мое это дело, но таково мое мнение.
Кори, шагая рядом, ничего не ответил, и бухгалтер продолжал:
— Удивительно, до чего женитьба меняет человека. Я, например, ничуть не похож на холостяка моих лет, а в чем именно разница, хоть убейте, не знаю. Так же и с женщиной. Стоит взглянуть на нее — и сразу видно, замужем она или нет. Отчего бы это?
— Не знаю, — сказал Кори, пытаясь перевести все в шутку. — Судя по тому, что я читаю иной раз о людях, которые всюду трубят о своем счастье, я бы не сказал, что такие неосязаемые признаки всегда безошибочны.
— О, конечно, — охотно согласился Уокер. — Бывает, они и обманчивы. А там, поглядите! Что это? — Он удержал Кори за руку, и оба остановились.
На углу, в полквартале от них, в тишине летнего полудня разыгралась драма. Из поперечной улицы показались мужчина и женщина. Мужчина, по виду моряк, схватил женщину за руку, как бы удерживая. Произошла короткая борьба; женщина пыталась высвободиться, мужчина то уговаривал, то бранился. Видно было, что он пьян; но прежде чем они решили, следует ли вмешаться, женщина уперлась обеими руками в грудь мужчины и резко толкнула его. Он покачнулся и свалился в канаву. Женщина на миг задержалась, словно хотела удостовериться, сильно ли он расшибся, потом бросилась бежать.
Когда Кори и бухгалтер вошли в контору, мисс Дьюи уже кончила завтракать и вставляла в машинку новый лист. Она подняла на них свои бирюзовые глаза, ее волосы были красиво уложены над низким белым лбом. Пальцы ее снова застучали по клавишам машинки.
9
У Лэфема была гордость человека, который сам пробил себе дорогу, и он не намерен был заискивать перед молодым человеком, которого принял на службу. В конторе он желал быть для всех хозяином и во время работы ничем не выделял Кори из полудюжины клерков и бухгалтеров, работавших в общей комнате. Но вообще он не собирался молчать о том, что к нему поступил сын Бромфилда Кори. «Заметили вы малого, что сидит напротив моей машинистки? Так вот, сэр, это сын Бромфилда Кори, внук старого Филипса Кори. И должен сказать, никто в конторе не работает лучше его. Он готов на любую работу. Каждое утро ровно в девять уже на месте, еще часы не пробили. Весь в своего деда. Он ведает у нас иностранной корреспонденцией. Мы экспортируем краску всюду». Он считал, что вовсе не приплетает эту новость по всякому случаю. Жена предостерегала его от этого, но надо же было воздать должное такому работнику; и он начинал с таких примеров: «Вот говорят о подготовке деловых людей; а я скажу вам — все в человеке уже заложено. Я прежде считал, что прав старый Хорэйс Грили. Он говорил, что университеты поставляют худшую породу рогатого скота. А теперь думаю иначе. Возьмите молодого Кори. Окончил Гарвард и каких только не имел возможностей. Всюду побывал, говорит на нескольких языках как по-английски. Думаю, денег у него довольно, чтобы прожить, пальцем не шевельнув. Вот как его отец; ведь это, знаете, сын Бромфилда Кори. Но нет, он прирожденный деловой человек. Были у меня и такие, что росли на улице, работали всю жизнь, а к работе никакой склонности. Ну, а Кори дело нравится. Он готов, кажется, день и ночь сидеть за конторкой. Не знаю, откуда у него это. Должно быть, от деда, от старого Филипса Кори; бывает, что передается через поколение. Вот я и говорю, с этим надо родиться; кто с этим не родился, того никакая нужда не научит; а кто родился, того и университет не отучит».
Иногда Лэфем высказывал эти мысли за столом гостю, которого привозил ночевать в Нантакет. После этого жена при первой возможности жестоко высмеивала его. И не позволяла привозить в Нантакет Кори.
— Ну уж нет! — говорила она. — Пусть не думают, будто мы его обхаживаем. Если ему охота видеть Айрин, он сам найдет, где с ней видеться.
— Кто это хочет, чтобы он виделся с Айрин? — сердито спрашивал полковник.
— Я хочу, — говорила миссис Лэфем. — Но чтобы виделся без всякого твоего потворства. Я никому не позволю сказать, будто кому-то навязываю своих дочерей. Почему ты не приглашаешь других своих клерков?
— Он не то что другие клерки. Он будет ведать целым филиалом. Это совсем другое.
— Ах, вот как? — сказала ехидно жена. — Значит, все-таки берешь компаньона?
— Захочу — приглашу, — сказал полковник, не удостаивая ее ответом.
Жена засмеялась с бесстрашием женщины, хорошо знающей своего мужа.
— Если поразмыслишь, Сай, не станешь приглашать. — Тут, чувствуя его раздражение, она применила смягчающее средство. — Думаешь, и мне того же не хотелось бы? А ты ведь у меня гордый. Вот я и не хочу, чтобы ты чего сделал, а потом тебе обидно было. Пусть все идет само собою. Если нужна ему Айрин, он уж сумеет с ней видеться; а если нет — никакие уловки и штуки его не заставят.
— Какие еще уловки? — сказал полковник, содрогаясь от подобной огласки надежд и честолюбивых замыслов, которые мужчина стыдливо скрывает, а женщина обсуждает свободно и спокойно, точно счет от модистки.
— Конечно, не твои ! — ликовала жена. — Я вижу, чего тебе хочется. Пригласить сюда этого малого, не то клерка, не то компаньона, и говорить с ним о делах. Ну так вот: говори с ним о делах у себя в конторе.
Единственным знаком внимания, какой Лэфему удалось оказать Кори, было несколько прогулок в двухместной коляске по Мельничной Плотине. Он держал кобылу в городе и в погожие дни любил, как он выражался, пошабашить пораньше и устроить ей пробежку. Кори кое-что смыслил в лошадях, хотя страстным лошадником не был и предпочел бы говорить не о лошадях, а о деле. Но он считался со своим патроном, ибо, при всем кажущемся своеволии, американцу присуще чувство дисциплины. Кори не мог не ощущать социальных различий между Лэфемом и собою, но в его присутствии подавлял кастовое чувство и выказывал ему все уважение, какое тот мог бы требовать от любого из своих клерков. И он говорил с ним о лошадях, а когда полковнику этого хотелось, говорил о домах. Кроме себя самого и своей краски у Лэфема не было других тем для разговора; и когда надо было сделать выбор между кобылой и домом на набережной Бикон-стрит, теперь выбиралось второе. Иногда на пути туда или обратно он останавливался возле нового дома и приглашал Кори туда, раз уж нельзя было в Нантакет; и однажды молодой человек снова встретил там Айрин. Она была с матерью; когда полковник вылез из коляски и бросил якорь у тротуара, там, как и в тот раз, велись переговоры со столяром. Точнее говоря, переговоры со столяром вела миссис Лэфем, а Айрин сидела у эркера на козлах и глядела на улицу. Она увидела, как он подъезжает вместе с отцом, поклонилась и покраснела. Отец ее поднялся наверх, к матери, а Кори придвинул себе еще одни козлы, которые нашлись в комнате. Пол был временно настлан по всему дому, перегородки готовы под штукатурку, и внутренние контуры здания уже обозначились.
— Вы, вероятно, часто будете сидеть у этого окна, — сказал молодой человек.
— Да, это, наверное, будет очень приятно. Здесь можно увидеть на улице гораздо больше, чем у нас в сквере.
— Вам, наверное, интересно смотреть, как растет дом.
— Да, только он растет медленней, чем я ожидала.
— Что вы! Я всякий раз поражаюсь, сколько успевает сделать столяр.
Девушка потупила глаза, потом, снова подняв их, сказала робко:
— А я читаю ту книжку, которая, помните, в Нантакете…
— Книжку? — переспросил Кори, и она разочарованно покраснела. — Ах да, «Мидлмарч». Она вам понравилась?
— Я еще не дочитала. Вот Пэн, та уже кончила.
— И что она о ней думает?
— Ей, кажется, понравилось. Но много она об этом не говорила. А вам нравится?
— О да, и очень. Но я прочел ее уже несколько лет назад.
— Я не знала, что она такая старая. В курортной библиотеке она только что появилась.
— Ну, она вышла не так уж давно, — вежливо сказал Кори. — Как раз перед «Дэниелом Дерондой».
Девушка снова замолчала. Кончиком зонтика она играла со стружкой на полу.
— А вам нравится Розамонд Винси? — спросила она, не подымая глаз.
Кори ласково улыбнулся.
— У нее не предполагается много друзей. Не могу сказать, чтоб она мне нравилась. Но я не чувствую к ней такой антипатии, как ее автор. Он вообще безжалостен к своим красивым… — он едва не сказал «девушкам», но это было бы чересчур личным, и он сказал — «людям».
— Да, так говорит Пэн. Она говорит, что ей не дают возможности быть хорошей. Что на месте Розамонд она была бы такой же.
Молодой человек засмеялся.
— Ваша сестра очень остроумна, правда?
— Не знаю, — сказала Айрин, все еще занятая извивами стружки. — Она нас постоянно смешит. Папа говорит, что никто так не умеет сказать, как она. — Айрин оттолкнула стружку и положила зонтик себе на колени. Светская неопытность сестер Лэфем не распространялась на их одежду; Айрин была одета очень элегантно; она изящно держала голову и плечи. — А у нас будет наверху музыкальный салон и библиотека, — сказала она вдруг.
— Вот как! — сказал Кори. — Это будет прекрасно.
— Мы думали поставить там книжные шкафы, но архитектор хочет встроенные полки.
От Кори, видимо, требовалось его мнение.
— Так, мне кажется, будет всего лучше. Полки будут как бы частью комнаты. Можно поместить их низко, а над ними повесить картины.
— Да, он тоже так говорит. — Глядя в окно, девушка добавила: — Если красивые переплеты, будет очень хорошо.
— Книги больше всего украшают комнату.
— Да. Там их понадобится много.
— А это смотря по размеру комнаты и по числу полок.
— Наверное, — задумчиво сказала Айрин, — нужен будет Гиббон.
— Если захотите его прочесть, — сказал Кори, смеясь этому как шутке.
— Мы его проходили в школе. И даже одну его книгу. Я свою потеряла, но у Пэн, наверное, сохранилась.
Молодой человек взглянул на нее, потом сказал вполне серьезно:
— Нужен будет также Грин, Мотли и Паркмен.
— Да. А это что за писатели?
— Они тоже историки.
— Ах, да, вспоминаю, Гиббон был историк. А как правильнее: Гиббон или Гиббоне?
Молодой человек решил этот вопрос с большой видимой старательностью:
— Думаю, что Гиббон.
— Их столько было! — весело сказала Айрин. — Я их вечно путаю и не отличаю от поэтов. А поэты тоже понадобятся?
— Да, думаю, что собрание английских поэтов.
— Поэзии никто из нас не любит. А вы?
— Боюсь, что не слишком, — сознался Кори. — Но, конечно, было время, когда Теннисон значил для меня гораздо больше, чем сейчас.
— Его мы тоже проходили. Фамилию я помню. Наверное, нужны все американские поэты.
— Ну, не все. Пять или шесть лучших: Лонгфелло, Брайант, Уиттьер, Холмс, Эмерсон, Лоуэлл.
Девушка слушала внимательно, словно стараясь запомнить.
— А еще Шекспир, — добавила она. — Вам нравятся пьесы Шекспира?
— Конечно, очень.
— Я была от них прямо без ума. Правда, ведь «Гамлет» просто великолепен? О Шекспире мы много учили. Вы не удивились, когда узнали, сколько у него еще других пьес? Я всегда думала, что только «Гамлет», «Ромео и Джульетта», «Макбет», «Ричард III», «Король Лир», ну еще эта — у Робсона и Крейна — да, «Комедия ошибок».
— Эти чаще всего ставят, — сказал Кори.
— Нужны будут также сочинения Скотта, — сказала Айрин, возвращаясь к проблеме библиотеки.
— Да, конечно.
— Одна наша девочка называла его великим . Она вечно о нем говорила. — Айрин сделала прелестную презрительную гримаску. — Но он ведь не американец? — спросила она.
— Нет, — сказал Кори, — он, кажется, шотландец.
Айрин провела по лбу перчаткой.
— Я его вечно путаю с Купером. Да, надо, чтобы папа все это купил. Раз библиотека, должны быть книги. Пзн говорит, что нам смешно иметь библиотеку. А папа верит каждому слову архитектора. Сперва-то он с ним очень спорил. Не знаю, как это люди различают, кто поэт, кто историк, кто романист. Конечно, если мы захотим, папа купит. Но как сказать ему, кто именно нужен? — Радостный свет погас на ее лице, и она задумалась.
— Если хотите, — сказал молодой человек, вынимая карандаш, — я запишу всех, о ком мы говорили.
Он похлопал себя по нагрудным карманам в поисках листка бумаги.
— Запишете? — воскликнула она в восторге. — Вот, возьмите карточку, — и она вынула футляр с визитными карточками. — Столяр, тот все записывает на треугольной дощечке и кладет ее в карман, и это так неудобно, что он уж не забывает. Пэн говорит, что будет класть такую дощечку папе.
— Спасибо, — сказал Кори, — могу и на карточке.
Он подошел и сел рядом с ней на козлы. Она смотрела, как он пишет.
— Вот те, кого мы упоминали, но я, пожалуй, добавлю еще нескольких.
— О, благодарю вас, — сказала она, когда карточка была исписана с обеих сторон. — И надо самые красивые переплеты. Я скажу папе, что это украсит комнату, тогда ему нечего возразить. — Она держала карточку в руках и смотрела на нее в некотором замешательстве.
Кори, должно быть, угадал причину замешательства.
— Это надо отдать любому книготорговцу, сказать, какие желательны переплеты, и заказ будет выполнен.
— Большое вам спасибо, — сказала она и с явным облегчением спрятала карточку в футляр. Потом повернула к молодому человеку свое прелестное личико, сиявшее торжеством, какое испытывает всякая женщина, удачно выйдя из затруднения, и с прежней веселостью заговорила о другом, словно вознаграждала себя, избавясь от маловажного предмета, оказавшегося, однако, столь затруднительным.
Кори не вернулся на свои козлы. А она увидела вблизи себя еще одну стружку и, вложив в нее кончик зонтика, старалась следовать ее извивам. Кори наблюдал за ней.
— У вас, кажется, страсть к игре со стружками, — сказал он. — Это что — новая?
— Что — новая?
— Страсть.
— Не знаю, — сказала она, опустив глаза и продолжая свою игру. Потом застенчиво взглянула на него сбоку. — Может, вам это не нравится?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44


А-П

П-Я