И принесли ей владельцы филистимские семь сырых тетив, которые не засохли, и она связала его ими. [Между тем один скрытно сидел у нее в спальне.] И сказала ему: Самсон! Филистимляне идут на тебя. Он разорвал тетивы, как разрывают нитку из пакли, когда пережжет ее огонь. И не узнана сила его. И сказала Далида Самсону: вот, ты обманул меня и говорил мне ложь; скажи же теперь мне, чем связать тебя? Он сказал ей: если свяжут меня новыми веревками, которые не были в деле, то я сделаюсь бессилен и буду, как прочие люди. Далида взяла новые веревки и связала его и сказала ему: Самсон! Филистимляне идут на тебя. [Между тем один скрытно сидел в спальне.] И сорвал он их с рук своих, как нитки. И сказала Далида Самсону: все ты обманываешь меня и говоришь мне ложь; скажи мне, чем бы связать тебя? Он сказал ей: если ты воткешь семь кос головы моей в ткань и прибьешь ее гвоздем к ткальной колоде [то я буду бессилен, как и прочие люди]. [И усыпила его Далида на коленях своих. И когда он уснул, взяла Далида семь кос головы его,] и прикрепила их к колоде и сказала ему: филистимляне идут на тебя, Самсон! Он пробудился от сна своего и выдернул ткальную колоду вместе с тканью; [и не узнана сила его]. И сказала ему [Далида]: как же ты говоришь: «люблю тебя», а сердце твое не со мною? вот, ты трижды обманул меня, и не сказал мне, в чем великая сила твоя. И как она словами своими тяготила его всякий день и мучила его, то душе его тяжело стало до смерти. И он открыл ей все сердце свое, и сказал ей: бритва не касалась головы моей, ибо я назорей божий от чрева матери моей; если же остричь меня, то отступит от меня сила моя; я сделаюсь слаб и буду, как прочие люди. Далида, видя, что он открыл ей все сердце свое, послала и звала владельцев филистимских, сказав им: идите теперь; он открыл мне все сердце свое. И пришли к ней владельцы филистимские и принесли серебро в руках своих. И усыпила его [Далида] на коленях своих, и призвала человека, и велела ему остричь семь кос головы его. И начал он ослабевать, и отступила от него сила его. Она сказала: филистимляне идут на тебя, Самсон! Он пробудился от сна своего, и сказал: пойду, как и прежде, и освобожусь. А не знал, что господь отступил от него. Филистимляне взяли его и выкололи ему глаза, привели его в Газу и оковали его двумя медными цепями, и он молол в доме узников».
Итак, великая мощь Самсона обреталась в его волосах, и достаточно было срезать его свисавшие до плеч косматые пряди, не стриженные с детства, чтобы отнять у него сверхчеловеческую силу и сделать немощным. Такого рода поверье было распространено во многих местах земного шара, в особенности относительно людей, которые, подобно Самсону, претендовали на силу, недосягаемую для обыкновенных смертных. Туземцы острова Амбоина, в Ост-Индии, полагали, что вся их сила находится в волосах и что, потеряв волосы, они лишились бы и силы. Один преступник, подвергнутый пытке по приказу голландского суда на этом же острове, упорно отрицал свою вину, пока ему не срезали волосы, после чего он немедленно сознался. Другой человек, которого судили за убийство, оставался непоколебимым, отрицая свою вину, несмотря на все ухищрения судей. Увидев доктора с ножницами в руках, он спросил, для чего они. Когда ему сказали, что этими ножницами ему остригут волосы, он стал просить не делать этого и чистосердечно покаялся во всем. После этого случая всякий раз, когда голландским властям даже с помощью пыток не удавалось получить признание у заключенного, они прибегали к остриганию его волос. Туземцы другого ост-индского острова – Церам верят, что если юноша срежет себе волосы, то он сделается слабым и немощным.
В Европе также считали, что зловредная сила колдунов и ведьм таилась в их волосах и что с ними нельзя ничего поделать, пока у них целы волосы. Отсюда во Франции возникло обыкновение перед пыткой сбривать у людей, обвиненных в колдовстве, все волосы на теле. Миллей присутствовал в Тулузе при пытке нескольких человек, от которых нельзя было добиться признания вины, пока их не раздели донага и не обрили, после чего они тут же подтвердили предъявленное им обвинение. Точно так же одна, казалось бы, благочестивая женщина была подвергнута пытке по подозрению в колдовстве; она с невероятной стойкостью переносила все мучения, и лишь после того, как у нее выдернули все волосы, признала себя виновной. Известный инквизитор Шпренгер довольствовался тем, что сбривал волосы на голове у подозреваемых в колдовстве мужчин и женщин; а его более последовательный коллега Куманус обрил у сорока одной женщины волосы со всего тела, прежде чем отправить их на костер. Он имел весьма веские причины для столь строгого следствия, ибо сам сатана в проповеди с кафедры Норт-Бервикской церкви успокаивал своих многочисленных слуг заверением, что с ними не приключится никакого зла и ни одна слеза не упадет из их глаз, пока на них целы их волосы. Подобным же образом в индийской провинции Бастар «человека, признанного виновным в колдовстве, отдают на избиение толпе, сбривают с него волосы (так как именно в волосах предполагается вся его злая сила) и выбивают передние зубы, чтобы помешать ему бормотать заклинания. Колдуньи подвергаются такой же пытке; после того как их признали виновными, они подлежат той же каре, что и мужчины, а волосы их после бритья привешиваются к дереву в публичном месте». У бхилов, первобытного племени в Центральной Индии, к женщине, обвиненной в колдовстве, применялись различные способы увещевания, вроде подвешивания к дереву вниз головой или втирания перца в глаза, а затем у нее срезали с головы прядь волос и закапывали в землю, «дабы уничтожить последнее звено между нею и ее прежними злыми чарами». Равным образом у ацтеков, в Мексике, когда чародей или ведьма «совершили свои злые дела и настало время положить предел их презренной жизни, кто-либо хватал их и срезал им волосы на макушке, отчего пропадала вся их колдовская сила; вслед за тем их предавали смерти, и этим кончалось их ненавистное существование».
Неудивительно, что так широко распространенное поверье проникло и в волшебные сказки; несмотря на кажущуюся свободу фантазии, в сказках, как в зеркале, отражаются прежние верования народа. Туземцы острова Ниас, к западу от Суматры, рассказывают, что однажды некий предводитель по имени Лаубо Марос бежал от землетрясения с Макасара, на Целебесе, и переселился со своими приверженцами в Ниас. Среди последовавших за ним в новую страну находился и его дядя со своей женой. Негодяй-племянник влюбился в жену своего дяди, и путем разных происков ему удалось овладеть ею. Оскорбленный супруг помчался в Малакку и стал умолять джогорского султана, чтобы тот помог ему отомстить за обиду. Султан согласился и объявил войну Лаубо Маросу. Но бессовестный Лаубо Марос укрепил тем временем свое поселение, окружив его непроходимой изгородью из колючего бамбука, о которую разбивались все попытки султана с его войсками взять крепость приступом. Потерпев поражение в открытом бою, султан пустился на хитрость. Он вернулся в Джо-гор и, нагрузив корабль испанскими циновками, поплыл обратно в Ниас. Здесь он бросил якорь в виду неприятельской крепости, зарядил свои пушки вместо ядер и гранат привезенными им циновками и открыл огонь по неприятелю. Циновки градом летели по воздуху и вскоре покрыли толстым слоем всю колючую изгородь и прилегающее побережье. Ловушка была поставлена, и султан стал ждать, что будет дальше. Ждать ему пришлось недолго. Какая-то старушка, бродившая вдоль берега, подняла одну циновку, а затем, к своему великому соблазну, увидела и остальные. Вне себя от радости по поводу своего открытия она распространила эту добрую весть среди своих соседей. Те поспешили к месту, и в одно мгновение не только ни одной циновки не осталось на изгороди, но и сама изгородь была повалена и сровнена с землей. Теперь джогорскому султану ничего не препятствовало войти в крепость и овладеть ею. Защитники ее бежали, а сам предводитель попал в руки победителей. Его приговорили к смерти, но при совершении казни оказались большие затруднения. Его бросили в море, но вода его не принимала; тогда его положили на пылающий костер, но огонь его не сжигал; его стали рубить мечами, но сталь отскакивала от него, не причинив никакого вреда. Тут они поняли, что имеют дело с чародеем, и стали советоваться с его женой о том, как его убить. Подобно Далиде, она им открыла роковую тайну. На голове Лаубо Мароса рос один волос, твердый, как медная проволока, и от этого волоса зависела его жизнь. Когда волос выдернули, Лаубо Марос испустил дух. В этой сказке, как и в некоторых из приведенных ниже, в волосах героя таится не только его сила, но и сама жизнь его, так что потеря волос влечет за собой его смерть.
В фольклоре Древней Греции многие легенды напоминают рассказ о Самсоне и Далиде. Так у мегарского царя Низа на макушке рос один золотой или пурпурный волос, с потерей которого он должен был умереть. Когда критяне осадили Мегару, дочь Низа, Скилла, влюбилась в критского царя Миноса и вырвала роковой волос из головы своего отца, после чего тот умер. Согласно другому варианту, не жизнь, а сила Низа была связана с существованием золотого волоса, и, как только волос выдернули, царь стал слаб и был убит Миносом. В такой версии легенда о Низе имеет еще более близкое сходство со сказанием о Самсоне. Про Посейдона рассказывали, что он сделал бессмертным Птерелая, наградив его золотым волосом на голове. Когда Амфитрион осадил Тафос, родину Птерелая, дочь последнего влюбилась в Амфитриона и убила своего отца, выдернув из его головы золотой волос. В одной новогреческой народной сказке вся сила героя таится в трех золотых волосах на голове. После того как его мать выдергивает их у него, он делается бессильным и робким, и враги убивают его. Другая греческая легенда, в которой можно усмотреть следы предания о Низе и Скилле, рассказывает о том, как некий царь был самым сильным человеком своего времени, и у него на груди росли три длинных волоса. Когда он отправился на войну с другим царем, его собственная жена изменнически срезала эти три волоса, и он стал самым слабым из людей.
Рассказу о том, как Самсон был одурачен своей коварной возлюбленной Далидой, выведавшей тайну его силы, близки аналогичные мотивы в славянском и кельтском фольклоре, с той только разницей, что в славянских и кельтских сказках жизнь или сила героя таятся не в его волосах, а в каком-либо внешнем предмете – в яйце или птице. В русской народной сказке колдун Кощей (или Кащей) Бессмертный похитил царевну и держал ее взаперти в своем золотом чертоге. Но один царевич однажды увидел, как печальная царевна гуляла в одиночестве по саду, и снискал ее расположение. Ободренная надеждой спастись с помощью царевича, она направилась к колдуну и начала задабривать его притворными и льстивыми речами: «Дорогой мой, скажи мне, ведь ты никогда не умрешь?» – «Никогда», – ответил он. «Ну, так скажи мне, где твоя смерть? Она в твоем доме?» – «Разумеется, – сказал он, – она в том венике, у порога». Тут царевна схватила веник и бросила его в огонь. Но веник сгорел, а бессмертный Кощей остался жив, ни один волос не упал с его головы. Потерпев неудачу в своей первой попытке, хитрая девица надула губы и говорит: «Ты меня, верно, не любишь, потому что ты не сказал мне, где твоя смерть; но я не сержусь и люблю тебя всем сердцем». Подобными сладкими речами царевна выпытывала у колдуна, где находится на самом деле его смерть. Кощей рассмеялся и говорит ей: «Зачем тебе это знать? Ну, ладно, из любви к тебе я скажу, где лежит моя смерть. В чистом поле стоят три зеленых дуба; под корнем самого большого дуба живет червь, и если кто его отыщет и раздавит, то я умру». Тут царевна направилась прямо к своему возлюбленному и передала ему слова Кощея. Царевич стал искать и наконец нашел эти дубы, выкопал червя и, растоптав его, поспешил к чертогу колдуна, где ему пришлось убедиться в том, что колдун все еще жив. Царевна снова принялась ласкаться к Кощею, и на этот раз, побежденный ее лукавством, он открыл ей правду. «Смерть моя, – сказал он, – находится далеко, в широком море, до нее добраться трудно. В море том есть остров, а на острове растет зеленый дуб. В земле под дубом зарыт железный сундук, а в сундуке ларец, в ларце – заяц, в зайце – утка, а в утке – яйцо: кто отыщет это яйцо и раздавит его, тот убьет меня в этот самый миг». Царевич, как водится, раздобыл роковое яйцо и, держа его в руках, выступил против бессмертного колдуна. Чудовище, конечно, убило бы царевича, но тот сдавил яйцо, и колдун завыл от боли. Обернувшись к улыбавшейся царевне, он сказал ей: «Ведь я любя тебя открыл, где находится моя смерть! Так-то ты мне отплатила за мою любовь!» С этими словами он схватил свой меч, висевший на стене, но царевич в эту минуту раздавил яйцо, и Кощей тут же упал замертво.
По другому варианту этой сказки, когда хитрый колдун обманывает изменницу, говоря ей, что смерть его таится в венике, царевна покрывает веник позолотой; за ужином Кощей увидел, как что-то блестит у порога, и спросил сердито: «Что это?» – «Вот видишь, как я почитаю тебя», – сказала ему царевна. «Глупая, я пошутил. Моя смерть запрятана снаружи, в дубовой ограде». На другой день, когда колдуна не было дома, царевна вышла и позолотила всю ограду; вечером, вернувшись к ужину домой, колдун увидел из окна сверкавшую ограду. «Скажи, что бы это там могло быть?» – «Вот как я ценю тебя, – ответила царевна, – не только ты мне люб, но и смерть твоя люба мне. Вот почему я позолотила ограду, в которой хранится твоя смерть». Такая речь понравилась колдуну, и он от полноты сердца открыл ей тайну про яйцо. Когда царевич с помощью преданных ему животных завладел яйцом, он спрятал его за пазухой и направился к дому колдуна. Сам колдун сидел в это время мрачный у окна; когда царевич приблизился и показал ему яйцо, у Кощея потемнело в глазах, и он сразу весь ослаб и присмирел. Царевич стал играть яйцом и перекидывать его из одной руки в другую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91