Все замечательно, удобный сайт
— НО ТОЛЬКО ЕСЛИ НЕМЕДЛЕННО!» — и продолжал детально описывать, что для этого следует сделать. Всех индусов и 75 000 британских солдат во Франции следовало посадить на корабли в Марселе и высадить вместе с египетским гарнизоном на азиатском берегу Дарданелл, грекам надлежит атаковать Галлиполийский полуостров, а болгарам маршировать на Константинополь. В это же время эскадра старых британских линкоров класса «Маджестик» и «Конопус» будет пробиваться в Дарданеллы.
Все это звучало по-своему очень хорошо, но Китченер в ходе дискуссий многозначительно заявил, что для любой новой экспедиции у него нет ни одного лишнего человека, а о том, чтобы забрать войска из Франции, и думать нечего. Если вообще надо провести какую-то демонстрацию, то это должна быть морская операция. На Черчилля наибольшее впечатление произвел намек Фишера на захват проливов с помощью старых линкоров. Подобный подвиг будоражил воображение британских морских стратегов по крайней мере столетие, и в реальности подобное уже однажды происходило, и в обстоятельствах, весьма схожих с нынешними. В 1807 году, когда Наполеон устремился на восток, русские запросили помощь в борьбе с турками, и британцы послали эскадру в Дарданеллы. Сэр Джон Мур, второй по чину в британском гарнизоне на Сицилии, настаивал, чтобы отряд сопровождали войска, но услышал в ответ, что нет ни одного свободного солдата (что было неправдой). «Было бы неплохо, — писал сэр Джон после того, как корабли отплыли, — отправить вместе с флотом в Константинополь семь или восемь тысяч человек, которые бы подстраховали наш проход через Дарданеллы и позволили бы адмиралу уничтожить турецкий флот и арсеналы — задача, которую из-за недостатка сил он может и не выполнить». Экспедиция, однако, началась оче.нь хорошо. Адмирал Дакворт с семью кораблями в развернутом строю прошел по проливу сквозь строй турецких батарей, уничтожил турецкую эскадру и находился уже в восьми милях от Константинополя, когда вдруг затих ветер. Он простоял целую неделю в ожидании, не имея возможности разрядить свои орудия по городу, а затем решил отойти. Дорога назад оказалась много труднее. Он не потерял ни одного корабля, но под огнем турецких орудий в Нэрроуз погибло 150 матросов.
С тех пор эта проблема вновь и вновь изучалась в нескольких случаях в связи с появлением паровых судов. Сам Фишер в первые годы XX столетия дважды пробовал обратиться к ней, но решил, что это «весьма опасно». Однако были и положительные аргументы для того, чтоб снова приступить к этому вопросу. Линкоры «Маджестик» и «Конопус» оба подлежали списанию на слом в течение предстоящих пятнадцати месяцев. Они уже настолько устарели, что не могли быть использованы в передовой боевой линии против германского флота, но, тем не менее, они прекрасно подходили для боя с турецкими батареями в Дарданеллах. В своем последнем наступлении через Бельгию немцы впечатляюще продемонстрировали, что могут сделать современные пушки против старых фортов — а турецкие форты были на самом деле очень старыми. В течение ряда лет британская Морская миссия находилась в Турции, так что англичанам было все известно об этих укреплениях, от пушки к пушке. Также было известно, что турецкий гарнизон на Галлиполийском полуострове вряд ли насчитывал одну дивизию. Части были разбросаны по площади и были ужасно плохо вооружены, и, вероятно, они все так же были подвержены инерции и неразберихе в управлении войсками, из-за которых Турция проиграла все свои сражения последних пяти лет.
Что касается второго предложения Фишера — привлечения греческих и болгарских солдат к боевым действиям, — то об этом можно многое сказать. Как только флот окажется в Мраморном море, весьма возможно, что Греция и Болгария откажутся от своего нейтралитета в надежде получить еще большие территориальные завоевания за счет Турции. Италия и Румыния также будут затронуты, и таким образом все может закончиться созданием большого альянса Балканских христианских стран против Турции. Но действительно решающей может оказаться помощь со стороны России. Как только Дарданеллы будут открыты, а Константинополь взят, оружие и боеприпасы пойдут к ней через Черное море и будут раскупорены 350 000 тонн грузов, скопившихся в России. Снова российское зерно станет доступным для союзников на Западе.
С этими идеями в мозгу Черчилль отправил следующее послание вице-адмиралу Сэквилю Кардену, который командовал эскадрой на периферии Дарданелл:
«Является ли, по Вашему мнению, прорыв в Дарданеллы одними морскими силами целесообразной операцией?
Предполагается использовать старые линкоры, оснащенные противоминными амортизаторами, впереди которых будут идти угольщики и другие коммерческие суда, используемые в качестве амортизаторов и тральщиков.
Значительность результатов должна оправдывать тяжелые потери.
Сообщите мне Ваше мнение».
И Фишер, и сэр Генри Джексон (который был прикреплен к штату Адмиралтейства в качестве советника по турецкому театру военных действий) видели эту телеграмму до того, как она была отправлена. И одобрили ее. 5 января пришел ответ Кардена: «В отношении третьего пункта Вашей телеграммы не считаю, что с Дарданеллами можно торопиться. Их можно прорвать путем масштабных операций с большим количеством кораблей».
До этого времени никто ни в Адмиралтействе, ни в военном министерстве не пришел к какому-нибудь конкретному заключению или не подготовил план, что следует делать. Но впервые появилось что-то положительное: адмирал на месте верил, что может прорваться через проливы методом, который не применялся ранее: медленное продвижение вместо спешного, рассчитанный обстрел одного форта за другим. Посоветовавшись с сэром Генри Джексоном и его начальником штаба адмиралом Оливером (но не с Фишером), Черчилль снова телеграфировал Кардену:
«Ваше мнение согласовано с вышестоящими властями. Пожалуйста, телеграфируйте в деталях, что необходимо для расширенной операции, какие потребуются силы и как, по-Вашему, их следует использовать».
План адмирала Кардена поступил в Лондон 11 января и предусматривал применение очень крупных сил: 12 линкоров, 3 линейных крейсера, 3 легких крейсера, 1 лидер флотилии, 16 эсминцев, 6 субмарин, 4 гидросамолета, 12 тральщиков и десятки вспомогательных судов. Он предложил в качестве первого шага атаковать форты с большого удаления навесным огнем, а потом с тральщиками в авангарде сблизиться с турецкими батареями и уничтожить их одну за другой, двигаясь вдоль пролива. В это же время отвлекающая бомбардировка ведется на линии обороны Булаир у основания полуострова Галлиполи и на Габа-Тепе на западном побережье. При этом потребуется много боеприпасов, а как только флот войдет в Мраморное море, предлагал он, надо держать проливы открытыми и патрулировать их частью имеющихся сил. Он добавлял:
«Время, требуемое для операции, в основном зависит от боевого духа врага, попавшего под обстрел, гарнизон значительно подкреплен немцами. Кроме того, повлияют и погодные условия. Сейчас время штормов. Все можно завершить примерно за месяц».
Этот план был обсужден и одобрен в деталях в Адмиралтействе, и было сделано одно очень важное добавление. Первый из пяти новых линкоров и один из самых могучих боевых кораблей, плававших в то время, а именно «Куин Элизабет», должен был вот-вот отправиться в безопасные воды Средиземного моря для калибровочных стрельб. И вот было решено, что, если план будет одобрен, этот корабль направится к Дарданеллам и будет калибровать свои 15-дюймовые орудия на турках — вещь, которую линкор мог легко делать, находясь вне пределов досягаемости вражеских береговых батарей.
13 января состоялось важное заседание Военного совета. Черчилль стал ярым сторонником этого плана, и по карте он излагал его другим членам. Он спорил, как замечал Ллойд Джордж, «со всей неумолимой мощью и настойчивостью, в сочетании с владением предмета до деталей, что для него характерно всегда, когда он действительно заинтересован в вопросе».
Похоже, споров было немного. Лорд Фишер и адмирал флота сэр Артур Уилсон были на совещании, но не выступали. Лорд Китченер, как это записано в протоколе совета, «считал, что план вполне достоин того, чтобы его попытаться реализовать. Мы можем прекратить бомбардировку, если она окажется неэффективной». И наконец, было принято единодушное решение: «Адмиралтейству подготовиться к морской экспедиции в феврале с целью бомбардировки и взятия Галлиполийского полуострова вместе с Константинополем».
В последовавшие годы разгорелись целые словесные баталии вокруг формулировки этой резолюции. Невозможно, говорилось в докладе парламентской комиссии по Дарданеллам в 1917 году, читать все эти свидетельства или изучать объемистые отчеты, присланные в наш адрес, не оказавшись под воздействием этой атмосферы неопределенности и недостатка точности, которые, похоже, были характерной особенностью работы Военного совета. Как, задается вопрос, флот мог «взять» полуостров? И как он мог иметь своей целью захват Константинополя? Если имелось в виду — а очевидно, так оно и было, — что флот должен захватить и оккупировать город, то это полный абсурд.
Но, по правде говоря, все в Военном совете надеялись как раз на это, и, может, это не такой уж и абсурд. Положение Турции было очень шатким. За последние пять лет Константинополь дважды погружался в хаос политических революций. Он имел репутацию места истерии и, как было известно, был расколот на противоборствующие части. На тот момент Энвер и младотурки, может, и контролировали ситуацию, но с появлением союзного флота в Золотом Роге могло произойти что угодно. Надо учитывать атмосферу на переполненных людьми улицах, застроенных ветхими деревянными домами, когда корабельные орудия откроют огонь — или даже при одной угрозе открытия огня. В прошлом толпа приходила в буйство и при куда менее значительных провокациях, чем эта, а турецкое правительство известно своей способностью легко поддаваться панике. В Турции имелось лишь два завода боеприпасов, и оба располагались на побережье, где их легко было уничтожить огнем корабельной артиллерии вместе с такими военными целями, как морские доки, мосты через Галату и военное министерство. Константинополь находился в центре всех турецких дел: экономических, политических и промышленных, а также и военных. Ни один другой город в стране не мог заменить его, не было авто — или железнодорожной сети, которая позволила бы армии и правительству быстро передислоцироваться в другое место. Падение Константинополя практически означало бы падение самого государства, даже если бы в горах разгорелась длительная партизанская война. Если прибытия одного линейного крейсера «Гебен» было достаточно для вступления Турции в войну, то наверняка не стоило сомневаться, что появление полдюжины таких кораблей способно вывести ее из войны.
Таковы были аргументы, использовавшиеся Черчиллем в разговорах с коллегами, и к середине января, похоже, споров не было. Китченер был удовлетворен, потому что никто из его солдат, кроме немногих, используемых в десантных группах, не будет задействован в боях. Секретарь по иностранным делам Грей видел в этом огромные политические перспективы. Артур Бальфур говорил, что трудно себе представить более нужную операцию. Узнав об этом плане, русские заговорили о возможности отправки войск для его поддержки, а французы предложили четыре линкора со вспомогательными силами для службы под началом Кардена.
К концу месяца подготовка к операции шла полным ходом: собиралось вооружение, составлялись последние инструкции, и даже из таких отдаленных баз, как в Китае, кораблям было приказано следовать в Средиземное море. Сбор всей армады был намечен в Эгейском море поблизости от острова Лемнос в конце первой недели февраля. Все, чего недоставало — окончательного утверждения операции Военным советом. И операция начнется.
И вот в этом месте на сцене появился совершенно неожиданный фактор: Фишер высказался против всего плана. Его мотивы для такого поступка были настолько необычны, что можно было только надеяться понять их — и последовавшую за этим знаменитую склоку, — припомнив странное положение, в котором они все оказались к данному моменту. Это было столь же странным, как и все внутренние маневры британского правительства в то время.
Военный совет был сформирован с началом военных действий, и он включал премьер-министра (Асквит), лорд-канцлера (лорд Халдейн), секретаря по военным делам (лорд Китченер), министра финансов (Ллойд Джордж), министра иностранных дел (сэр Эдвард Грей), государственного секретаря по вопросам Индии (лорд Крив) и первого лорда Адмиралтейства (Уинстон Черчилль). Фишер и начальник императорского Генерального штаба сэр Джемс Уолф Мюррей также посещали заседания для дачи технических консультаций, подполковник Хэнки был секретарем, а также были другие лица, которых приглашали время от времени. Формально этот орган отвечал за стратегию ведения войны. Фактически в нем доминировало три человека — Асквит, Черчилль и Китченер, — и из всех троих Китченер был несравним по влиянию. Сам Черчилль обрисовывал ситуацию таким образом, когда давал показания комиссии по Дарданеллам в 1916 году.
«Личные качества и положение лорда Китченера, — говорил он, — в то время играли огромную роль в принятии решений по происходящим событиям. Его престиж и авторитет были громадны. Он был единственным выразителем мнения военного министерства в Военном совете. Все восхищались его характером, личностью, и каждый чувствовал себя уверенно среди ужасных и непредсказуемых событий первых месяцев войны, когда рядом находился он. Если он предлагал решение, оно неизменно в конце концов принималось. Как я полагаю, его решения по любому военному вопросу, большому или маленькому, никогда не отклонялись Военным советом или кабинетом.
1 2 3 4 5 6 7 8
Все это звучало по-своему очень хорошо, но Китченер в ходе дискуссий многозначительно заявил, что для любой новой экспедиции у него нет ни одного лишнего человека, а о том, чтобы забрать войска из Франции, и думать нечего. Если вообще надо провести какую-то демонстрацию, то это должна быть морская операция. На Черчилля наибольшее впечатление произвел намек Фишера на захват проливов с помощью старых линкоров. Подобный подвиг будоражил воображение британских морских стратегов по крайней мере столетие, и в реальности подобное уже однажды происходило, и в обстоятельствах, весьма схожих с нынешними. В 1807 году, когда Наполеон устремился на восток, русские запросили помощь в борьбе с турками, и британцы послали эскадру в Дарданеллы. Сэр Джон Мур, второй по чину в британском гарнизоне на Сицилии, настаивал, чтобы отряд сопровождали войска, но услышал в ответ, что нет ни одного свободного солдата (что было неправдой). «Было бы неплохо, — писал сэр Джон после того, как корабли отплыли, — отправить вместе с флотом в Константинополь семь или восемь тысяч человек, которые бы подстраховали наш проход через Дарданеллы и позволили бы адмиралу уничтожить турецкий флот и арсеналы — задача, которую из-за недостатка сил он может и не выполнить». Экспедиция, однако, началась оче.нь хорошо. Адмирал Дакворт с семью кораблями в развернутом строю прошел по проливу сквозь строй турецких батарей, уничтожил турецкую эскадру и находился уже в восьми милях от Константинополя, когда вдруг затих ветер. Он простоял целую неделю в ожидании, не имея возможности разрядить свои орудия по городу, а затем решил отойти. Дорога назад оказалась много труднее. Он не потерял ни одного корабля, но под огнем турецких орудий в Нэрроуз погибло 150 матросов.
С тех пор эта проблема вновь и вновь изучалась в нескольких случаях в связи с появлением паровых судов. Сам Фишер в первые годы XX столетия дважды пробовал обратиться к ней, но решил, что это «весьма опасно». Однако были и положительные аргументы для того, чтоб снова приступить к этому вопросу. Линкоры «Маджестик» и «Конопус» оба подлежали списанию на слом в течение предстоящих пятнадцати месяцев. Они уже настолько устарели, что не могли быть использованы в передовой боевой линии против германского флота, но, тем не менее, они прекрасно подходили для боя с турецкими батареями в Дарданеллах. В своем последнем наступлении через Бельгию немцы впечатляюще продемонстрировали, что могут сделать современные пушки против старых фортов — а турецкие форты были на самом деле очень старыми. В течение ряда лет британская Морская миссия находилась в Турции, так что англичанам было все известно об этих укреплениях, от пушки к пушке. Также было известно, что турецкий гарнизон на Галлиполийском полуострове вряд ли насчитывал одну дивизию. Части были разбросаны по площади и были ужасно плохо вооружены, и, вероятно, они все так же были подвержены инерции и неразберихе в управлении войсками, из-за которых Турция проиграла все свои сражения последних пяти лет.
Что касается второго предложения Фишера — привлечения греческих и болгарских солдат к боевым действиям, — то об этом можно многое сказать. Как только флот окажется в Мраморном море, весьма возможно, что Греция и Болгария откажутся от своего нейтралитета в надежде получить еще большие территориальные завоевания за счет Турции. Италия и Румыния также будут затронуты, и таким образом все может закончиться созданием большого альянса Балканских христианских стран против Турции. Но действительно решающей может оказаться помощь со стороны России. Как только Дарданеллы будут открыты, а Константинополь взят, оружие и боеприпасы пойдут к ней через Черное море и будут раскупорены 350 000 тонн грузов, скопившихся в России. Снова российское зерно станет доступным для союзников на Западе.
С этими идеями в мозгу Черчилль отправил следующее послание вице-адмиралу Сэквилю Кардену, который командовал эскадрой на периферии Дарданелл:
«Является ли, по Вашему мнению, прорыв в Дарданеллы одними морскими силами целесообразной операцией?
Предполагается использовать старые линкоры, оснащенные противоминными амортизаторами, впереди которых будут идти угольщики и другие коммерческие суда, используемые в качестве амортизаторов и тральщиков.
Значительность результатов должна оправдывать тяжелые потери.
Сообщите мне Ваше мнение».
И Фишер, и сэр Генри Джексон (который был прикреплен к штату Адмиралтейства в качестве советника по турецкому театру военных действий) видели эту телеграмму до того, как она была отправлена. И одобрили ее. 5 января пришел ответ Кардена: «В отношении третьего пункта Вашей телеграммы не считаю, что с Дарданеллами можно торопиться. Их можно прорвать путем масштабных операций с большим количеством кораблей».
До этого времени никто ни в Адмиралтействе, ни в военном министерстве не пришел к какому-нибудь конкретному заключению или не подготовил план, что следует делать. Но впервые появилось что-то положительное: адмирал на месте верил, что может прорваться через проливы методом, который не применялся ранее: медленное продвижение вместо спешного, рассчитанный обстрел одного форта за другим. Посоветовавшись с сэром Генри Джексоном и его начальником штаба адмиралом Оливером (но не с Фишером), Черчилль снова телеграфировал Кардену:
«Ваше мнение согласовано с вышестоящими властями. Пожалуйста, телеграфируйте в деталях, что необходимо для расширенной операции, какие потребуются силы и как, по-Вашему, их следует использовать».
План адмирала Кардена поступил в Лондон 11 января и предусматривал применение очень крупных сил: 12 линкоров, 3 линейных крейсера, 3 легких крейсера, 1 лидер флотилии, 16 эсминцев, 6 субмарин, 4 гидросамолета, 12 тральщиков и десятки вспомогательных судов. Он предложил в качестве первого шага атаковать форты с большого удаления навесным огнем, а потом с тральщиками в авангарде сблизиться с турецкими батареями и уничтожить их одну за другой, двигаясь вдоль пролива. В это же время отвлекающая бомбардировка ведется на линии обороны Булаир у основания полуострова Галлиполи и на Габа-Тепе на западном побережье. При этом потребуется много боеприпасов, а как только флот войдет в Мраморное море, предлагал он, надо держать проливы открытыми и патрулировать их частью имеющихся сил. Он добавлял:
«Время, требуемое для операции, в основном зависит от боевого духа врага, попавшего под обстрел, гарнизон значительно подкреплен немцами. Кроме того, повлияют и погодные условия. Сейчас время штормов. Все можно завершить примерно за месяц».
Этот план был обсужден и одобрен в деталях в Адмиралтействе, и было сделано одно очень важное добавление. Первый из пяти новых линкоров и один из самых могучих боевых кораблей, плававших в то время, а именно «Куин Элизабет», должен был вот-вот отправиться в безопасные воды Средиземного моря для калибровочных стрельб. И вот было решено, что, если план будет одобрен, этот корабль направится к Дарданеллам и будет калибровать свои 15-дюймовые орудия на турках — вещь, которую линкор мог легко делать, находясь вне пределов досягаемости вражеских береговых батарей.
13 января состоялось важное заседание Военного совета. Черчилль стал ярым сторонником этого плана, и по карте он излагал его другим членам. Он спорил, как замечал Ллойд Джордж, «со всей неумолимой мощью и настойчивостью, в сочетании с владением предмета до деталей, что для него характерно всегда, когда он действительно заинтересован в вопросе».
Похоже, споров было немного. Лорд Фишер и адмирал флота сэр Артур Уилсон были на совещании, но не выступали. Лорд Китченер, как это записано в протоколе совета, «считал, что план вполне достоин того, чтобы его попытаться реализовать. Мы можем прекратить бомбардировку, если она окажется неэффективной». И наконец, было принято единодушное решение: «Адмиралтейству подготовиться к морской экспедиции в феврале с целью бомбардировки и взятия Галлиполийского полуострова вместе с Константинополем».
В последовавшие годы разгорелись целые словесные баталии вокруг формулировки этой резолюции. Невозможно, говорилось в докладе парламентской комиссии по Дарданеллам в 1917 году, читать все эти свидетельства или изучать объемистые отчеты, присланные в наш адрес, не оказавшись под воздействием этой атмосферы неопределенности и недостатка точности, которые, похоже, были характерной особенностью работы Военного совета. Как, задается вопрос, флот мог «взять» полуостров? И как он мог иметь своей целью захват Константинополя? Если имелось в виду — а очевидно, так оно и было, — что флот должен захватить и оккупировать город, то это полный абсурд.
Но, по правде говоря, все в Военном совете надеялись как раз на это, и, может, это не такой уж и абсурд. Положение Турции было очень шатким. За последние пять лет Константинополь дважды погружался в хаос политических революций. Он имел репутацию места истерии и, как было известно, был расколот на противоборствующие части. На тот момент Энвер и младотурки, может, и контролировали ситуацию, но с появлением союзного флота в Золотом Роге могло произойти что угодно. Надо учитывать атмосферу на переполненных людьми улицах, застроенных ветхими деревянными домами, когда корабельные орудия откроют огонь — или даже при одной угрозе открытия огня. В прошлом толпа приходила в буйство и при куда менее значительных провокациях, чем эта, а турецкое правительство известно своей способностью легко поддаваться панике. В Турции имелось лишь два завода боеприпасов, и оба располагались на побережье, где их легко было уничтожить огнем корабельной артиллерии вместе с такими военными целями, как морские доки, мосты через Галату и военное министерство. Константинополь находился в центре всех турецких дел: экономических, политических и промышленных, а также и военных. Ни один другой город в стране не мог заменить его, не было авто — или железнодорожной сети, которая позволила бы армии и правительству быстро передислоцироваться в другое место. Падение Константинополя практически означало бы падение самого государства, даже если бы в горах разгорелась длительная партизанская война. Если прибытия одного линейного крейсера «Гебен» было достаточно для вступления Турции в войну, то наверняка не стоило сомневаться, что появление полдюжины таких кораблей способно вывести ее из войны.
Таковы были аргументы, использовавшиеся Черчиллем в разговорах с коллегами, и к середине января, похоже, споров не было. Китченер был удовлетворен, потому что никто из его солдат, кроме немногих, используемых в десантных группах, не будет задействован в боях. Секретарь по иностранным делам Грей видел в этом огромные политические перспективы. Артур Бальфур говорил, что трудно себе представить более нужную операцию. Узнав об этом плане, русские заговорили о возможности отправки войск для его поддержки, а французы предложили четыре линкора со вспомогательными силами для службы под началом Кардена.
К концу месяца подготовка к операции шла полным ходом: собиралось вооружение, составлялись последние инструкции, и даже из таких отдаленных баз, как в Китае, кораблям было приказано следовать в Средиземное море. Сбор всей армады был намечен в Эгейском море поблизости от острова Лемнос в конце первой недели февраля. Все, чего недоставало — окончательного утверждения операции Военным советом. И операция начнется.
И вот в этом месте на сцене появился совершенно неожиданный фактор: Фишер высказался против всего плана. Его мотивы для такого поступка были настолько необычны, что можно было только надеяться понять их — и последовавшую за этим знаменитую склоку, — припомнив странное положение, в котором они все оказались к данному моменту. Это было столь же странным, как и все внутренние маневры британского правительства в то время.
Военный совет был сформирован с началом военных действий, и он включал премьер-министра (Асквит), лорд-канцлера (лорд Халдейн), секретаря по военным делам (лорд Китченер), министра финансов (Ллойд Джордж), министра иностранных дел (сэр Эдвард Грей), государственного секретаря по вопросам Индии (лорд Крив) и первого лорда Адмиралтейства (Уинстон Черчилль). Фишер и начальник императорского Генерального штаба сэр Джемс Уолф Мюррей также посещали заседания для дачи технических консультаций, подполковник Хэнки был секретарем, а также были другие лица, которых приглашали время от времени. Формально этот орган отвечал за стратегию ведения войны. Фактически в нем доминировало три человека — Асквит, Черчилль и Китченер, — и из всех троих Китченер был несравним по влиянию. Сам Черчилль обрисовывал ситуацию таким образом, когда давал показания комиссии по Дарданеллам в 1916 году.
«Личные качества и положение лорда Китченера, — говорил он, — в то время играли огромную роль в принятии решений по происходящим событиям. Его престиж и авторитет были громадны. Он был единственным выразителем мнения военного министерства в Военном совете. Все восхищались его характером, личностью, и каждый чувствовал себя уверенно среди ужасных и непредсказуемых событий первых месяцев войны, когда рядом находился он. Если он предлагал решение, оно неизменно в конце концов принималось. Как я полагаю, его решения по любому военному вопросу, большому или маленькому, никогда не отклонялись Военным советом или кабинетом.
1 2 3 4 5 6 7 8