Я не сомневаюсь, что это созерцание одолеет все рассудочные методы всех философов, хотя и трудно расстаться с привычным. Не замедли сообщить мне о твоих успехах: только это и поддерживает меня, словно некая божественная пища, в моем неизменном стремлении благодаря науке незнания достичь, насколько позволит Бог, наслаждения от той жизни, которую теперь я созерцаю издали и к которой стремлюсь быть с каждым днем ближе. И достичь ее, Божьим даром отрешившись от здешнего, да позволит Бог, бесконечно возлюбленный, во веки благословенный. Аминь.
(Перевод Ю. А. Шачалина.)
Уже в середине XIV в. Ричард Фитцральф дал пример того, как философия превращается в фидеистическую теологию, выразив ее в молитве Христу: Пред тем, как узнать Тебя, дабы Ты вел меня. Тебя, который есть Истина, я слушал, ничего не понимая, шум философов, болтовня которых была направлена против Тебя, — хитроумных иудеев, спесивых греков, материалистов сарацин и невежественных армян… В своей Сумме он сознательно отказывается от схоластических аргументов, чтобы пользоваться только текстом Библии.
Главным противником является Аристотель, как мы уже видели это у Николая Кузанского. Раньше, — пишет Фитцральф, — моя мысль держалась учений Аристотеля и аргументов, кажущихся глубокомысленными лишь тем, кто погрузился в свое тщеславие. Пьер д'Айи, бывший ректором Парижского университета, откликается на это: В философии или в доктрине Аристотеля нет или почти совсем нет с очевидностью доказуемых оснований… Вследствие чего она заслуживает имени мнения, нежели науки. Поэтому достойны всяческого порицания те, кто упорно ссылается на авторитет Аристотеля.
Так мыслил и Жан Жерсон, еще один знаменитый ректор Парижского университета на грани XIV и XV веков. Ему приписывают авторство Подражания Христу, где мы читаем: Многие утомляют и мучают себя, чтобы обрести ученость, и я увидел, как говорит Мудрец, что это тоже суета, труд и томление духа. Чем вам поможет знание вещей мира сего, если сам этот мир преходящ? В судный день вас не спросят, что вы. успели узнать, но что вы сделали, а в аду, куда вы спешите, уже не будет науки. Оставьте пустые труды.
Так схоластика уступает место возвращающемуся святому неведению, рациональная наука стушевывается перед лицом аффективной набожности, выражением которой могут служить благочестивые сочинения Жерсона и д'Айи. Университетские мэтры сближаются с некой гуманистической духовностью, devotio modema — мы знаем, какое влияние она оказала на Эразма.
Национализация университетов: новая университетская география
На протяжении двух веков университеты утрачивают свой международный характер. Главной причиной этого является основание многочисленных новых университетов, имеющих все более национальное (или даже региональное) назначение.
С XIII в. по ходу испанской Реконкисты и укрепления власти иберийских монархов на полуострове рождаются учреждения, которые по своему характеру отличаются от спонтанно возникавших Болоньи, Парижа, Оксфорда, хотя иные из этих новых университетов развивались на месте уже существовавших школ. Чаще всего речь идет о совместных творениях государей и пап.
После неудачной попытки создать университет в Валенсии университет рождается в Саламанке благодаря усилиям Альфонса IX Аеонского (между 1220 и 1230 гг.). Он окончательно учреждается хартией Альфонса Х.Мудрого, который сам был знаменитым ученым, в 1254 г., и буллой папы Александра IV в 1255 г. Затем один за другим открываются университеты в Лиссабоне и Коимбре (1290), Лериде (1300), Перпиньяне (1350), Уэске (1354), Барселоне (1450), Сарагоссе (1470), Пальма де Майорке (1483), Сигуэнсе (1489), Алькале (1499), Валенсии (1500).
Начиная с XIV в., это движение достигает стран Центральной, Восточной и Северной Европы. Первым университетом Империи становится Пражский в 1347 г., созданный папой Климентом VI по просьбе императора Карла IV, отдававшего первенство своему королевству Богемии. Затем последовал Венский университет, основанный Рудольфом IV и Урбаном V в 1365 г. и заново основанный Альбертом III в 1383 г. Потом возник Эрфуртский, увидевший свет лишь в 1392 г., хотя буллы двух пап этому предшествовали, — Климента VII в 1379 и Урбана VI в 1384 гг. Затем следуют Гейдельберг (1385), Кельн (1388), Лейпциг (рожденный в 1409 г. из-за кризиса в Праге), Росток (1419), Трир (основан в 1454 г., но фактически начал действовать только в 1473 г.), Грейфсвальд (1456), Фрейбург в Брейсгау (1455-1456), Базель(1459), Ингольштадт (удостоившийся папской буллы в 1459, но организованный в 1472), Майнц (1476), Тюбинген (1476-1477). В это же время основанный в 1425 г. Лувенский университет привлекает студентов из Бургундии. Краковский университет, основанный Казимиром Великим в 1364 г., был затем открыт вновь Ладисласом Ягеллоном с помощью папы Бонифация IX в 1397-1400 гг. В Печском университете каноническое право преподается с 1367 г., в Будапеште университет основывается в 1389 г. и ненадолго расцветает к 1410 г., в Пресбурге он появляется в 1465-1467 гг. Швеция обзаводится своим университетом в Упсале в 1477 г., Дания получает свой в Копенгагене в 1478 г. Если английский ученый мир по-прежнему концентрируется вокруг Оксфорда и Кембриджа, то шотландские короли основали три университета — в Сент-Эндрю (1413), Глазго (1450-1451) и Абердине (1494).
В Италии на короткое время появляются университеты в Модене, Реджо-Эмилии, Виченце, Ареццо, Верчелли. Сиене, Триесте — нередко из-за ухода преподавателей и студентов из Болоньи и других мест. В Неаполе университет основывается Фридрихом II как орудие войны против папства; он блистал лишь в годы царствования этого монарха. Другие университеты имели значение только по мере их поддержки итальянскими князьями, желавшими возвысить с их помощью свои государства. Главным из них был Падуанский университет, основанный в 1222 г. и с 1404 г. ставший университетом Венецианской республики. В 1244 г. Иннокентий IV основывает университет при папской курии; папы старались оживить его деятельность в XIV — XV веках по мере укрепления их власти в Папской области. В Сиене университет существовал с 1246 г. и был открыт заново в 1357 г. буллой императора Карла IV, а затем вновь папой Григорием XII, даровавшим университету новые привилегии. Университет Пьяченцы, номинально основанный в 1248 г., был воскрешен Джан Галеаццо Висконти в 1398 г., чтобы стать интеллектуальным центром Миланского государства, — эту роль он передал в 1412 г. Павии, где университет появился после 1361 г. Между 1349 и 1472 гг. Флоренция играла важную роль первого центра гуманизма, но в ту эпоху Лоренцо Великолепный предпочел ей в качестве университетского центра своего государства Пизу, где университет существовал с 1343 г. Семейство Эсте возобновило в 1430 г. деятельность университета в Ферраре, основанного в 1391 г. Герцогство Пьемонт с 1405 г. имело свой университет в Турине, который изведал немало трудностей; Альфонсо Великолепный, король Арагона и Сицилии, с помощью папы Евгения IV основал университет в Катании в 1444 г.
Примером регионализации университетов может служить Франция. Помимо Парижа, Монпелье и Орлеана, родившихся из уже известных в XII в. школьных центров, помимо Анжера, история которого темна, в 1229 г. появляется университет в Тулузе, основанный, как известно, для борьбы с альбигойской ересью. История других возникших в то время университетов эфемерна или темна — зачастую они возникали из-за обстоятельств военного времени. В Авиньоне университет был основан папой Бонифацием VIII в 1303 г., но процветал он только во времена пребывания пап в этом городе. В Гренобле он открывается дофином Умбером II и прозябает с 1339 г.; в Оранже, имперском городе, университет преуспевал лишь в период между 1365 и 1475 гг. Людовик II Провансальский с 1409 г. зазывал в Экс бургундцев, провансальцев, каталонцев — согласно терминологии, применяемой для наций в Монпелье. Дольский университет, основанный Филиппом Добрым, герцогом Бургундским, с помощью папы Мартина V, исчезает в 1481 г. В Валансе университет был обязан своим существованием дофину, будущему Людовику XI; его деятельность сводилась к преподаванию права с 1452 г. Сделавшись королем, Людовик XI основал университет в своем родном Бурже в 1464 г. Герцог Бретонский в это же время создает университет в Нанте в 1460 г., который был затем открыт заново Карлом VIII в 1498 г.
Раздел Франции между англичанами и Карлом VII породил три процветавших университета: в Кане (1432) и Бордо (1441) с английской стороны; в Пуатье (1441) — с французской. Если не брать Монпелье с его медицинской специализацией, то Париж оставался главным интеллектуальным центром французских земель, равно как и тех, что находились в орбите Франции.
Это преумножение университетов, если не уничтожило, то, по крайней мере, существенно уменьшило международный характер важнейших университетов. В любом случае оно разрушило систему наций, которая ранее была столь важным элементом университетской структуры. Перл Кибр проследил это исчезновение университетских наций на протяжении XIV — XV вв .
Университетские мэтры и политика
Этот процесс был частью эволюции, превращавшей большие университеты в политическую силу конца Средних веков. Они играли активную роль, выходя иной раз на первый план в борьбе между государствами. Они были театром, на сцене которого разыгрывались жесточайшие кризисы, поскольку «нации» университетов вдохновлялись теперь национальным чувством, а университеты интегрировались в новые структуры национальных государств.
Рассмотрим вкратце эту эволюцию, бросив взгляд на политический аверроизм Оккама и Марсилия Падуанского, на кризис в Праге и на политическую роль Парижского университета.
Жорж де Лагард в знаменитой серии исследований о Рождении светского духа на закате средневековья дал проницательный анализ ряда тезисов, а также политической деятельности Уильяма Оккама и Марсилия Падуанского. Хотя между воззрениями этих двух мыслителей имелись важные различия, оба они находились подле императора Людовика. Баварского в первой половине XIV в. и вели общую борьбу против папства с его притязаниями на светскую власть.
Их полемическая и теоретико-политическая активность способствовала появлению шедевра Марсилия Падуанского, Defensor Pacts. Легко заметить, какие традиции, помимо духа итальянских коммун, вдохновили автора на написание данного труда. Это прежде всего традиция гибелинов, противившихся папским претензиям на светскую власть, придерживавшихся принципа разделения духовной и мирской властей и отдающих последнюю императору. С философской точки зрения это — аверроистская традиция, дающая иную, чем в томизме, интерпретацию Аристотеля. В области социальной философии она завершается эмпиризмом, который не вполне точно определяют как натурализм — в связи с тем, что он склоняется к освобождению политики от морали, к тому, чтобы отдать преимущество индивидуальной воле, а не сущностной объективной реальности, к тому, что социальный порядок сводится к механическому равновесию, а природа подменяется договором. К этому добавляется влияние законников из клана Дюбуа-Ногарэ, который, находясь в окружении Филиппа Красивого на грани XIII-XIV вв., уже вел ожесточенную борьбу против папства, отстаивая зарождающуюся монархию.
Следствием стала доктрина полноты государства, утверждение его автономии, покоящейся на разделении права и морали. Позитивистская концепция социальной жизни ведет к признанию божественных прав за утвердившимся социальным порядком. Если вы противитесь светской власти, даже если ее носители не верны религии или извращают ее, то вы подлежите вечному проклятию… Всемогущее государство требует всех прав в социальной жизни, всеми силами утверждая ее единство:
оно имеет законодательную, исполнительную и юридическую власть. Оно универсально — на отданной ему территории ни один подданный не может избегнуть власти государя. В конечном счете, мирское государство не довольствуется тем, чтобы оттеснить церковь в духовную сферу. Государство притязает на некую духовную миссию, на право командовать и этой сферой. Наконец, исчезает всякое различие между духовным и временным:
Без сомнения, законодателю-человеку не принадлежит… творение или приостановление духовных правил, поскольку последние суть не что иное, как предписания или позволения самого Бога. Но человеку — законодателю или судье — принадлежит дознание всех законных или незаконных действий, совершаемых или не совершаемых людьми, мирянами или священниками, черным или белым духовенством, идет ли речь о вещах духовных или вещах временных, с тем условием, что это не касается чисто духовных материй… Кажется, мы слышим здесь Лютера: Все, что не относится к жизни по благодати, все, что материализуется в жизни церкви и мира, принадлежит государству. Все, что относится к исполнению морального закона в веке сем, отходит от церкви и переходит к государству.
Эта доктрина взрывоопасна, она пройдет свой путь и заявит о себе в мыслях столь разных лиц, как Макиавелли и Лютер, Гоббс и Руссо, Гегель и Огюст Конт, Ленин и Шарль Моррас.
Но что отличает Оккама и в особенности Марсилия Падуанского от традиции гибелинов — так это полное отсутствие мечтаний об объединении в одной светской империи если не всего человечества, то хотя бы всего христианского мира.
Марсилий Падуанский здесь целиком противостоит Данте, для которого император должен был восстановить это фундаментальное единство. Схоластическая политика искала того, как распространить на всех людей полис Аристотеля, преображенный в христианский град. У Марсилия политика предполагает многообразие наций и государств. В Defensor Pads мы читаем:
Можно задаться вопросом, следует ли всем людям, живущим в гражданском состоянии и населяющим поверхность земного шара, иметь единственного верховного правителя или же, напротив, предпочтительно, чтобы в разных краях, разделяемых географическими, языковыми или моральными границами, каждое сообщество обрело то правление, какое ему подобает. Кажется, предпочтительнее второе решение, в коем следует видеть воздействие небесной причины, желающей ограничить беспредельное размножение человеческого рода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19