Старый Томас, конюх, который учил верховой езде и ее, и ее братьев и который столько раз вытаскивал ее из кустов, что она предпочитала не помнить, сколько именно, с сомнением посмотрел на нее, когда она приказала вновь оседлать Звездного.
– Снова, мисс Дженни? Думаю, он еще не успел остыть. Возьмите лучше какую-нибудь из других.
– Ничего подобного, – невозможно объяснить старому Томасу, что с тех пор как дядюшка переделал конюшни, Звездный был единственной лошадью, которая, как она чувствовала, полностью принадлежала ей. Кроме того, она прекрасно понимала, что его протест связан вовсе не с состоянием лошади, а с тем, что ему хотелось заглянуть на полчаса домой пообедать.
– Ну же, – она прибегла к своему самому повелительному тону, – оседлай мне Звездного и прекрати свою воркотню.
– Вы говорите совсем как ваш отец, мисс. – Это была капитуляция, но он все еще ворчал себе под нос, выполняя приказание, его старые руки делали свое дело так медленно, что это сводило ее с ума. Она нетерпеливо ждала, все время прислушиваясь, нет ли погони. Но ее не было. Дядя, вероятно, был уверен, что никто не посмеет его ослушаться. Вскоре она была на безопасном расстоянии, свободна и счастлива – ее всегдашнее ощущение в седле – и скакала поперек низины к дому Люси, стоявшему милях в пяти от ее дома.
Светило солнце, высоко над нею пел жаворонок. Она отпустила поводья, и Звездный шел медленно, пока она мечтала о полной свободе.
Но в Фэвершем-Холле ее ожидало разочарование. Люси, как всегда, была рада видеть ее, но сразу же выяснилось, что отец в отъезде в Лондоне и останется там почти до конца недели. Дженнифер ответила на это сообщение таким глубоким молчанием и так побледнела, что Люси всполошилась.
– Но, любовь моя, что тебя беспокоит? Зачем тебе так понадобился мой отец? Надеюсь, не случилось ничего плохого?
Дженнифер горько рассмеялась.
– Плохого? Да все плохо, дружок. Я пропала, Люси, я загнана в угол, тону. Словом, я – беглянка. Не знаю, должна ли ты принимать меня в отсутствие твоего отца.
– Беглянка? Душа моя, что это за сумасшествие? Ну полно, успокойся. Выпей стаканчик вина и расскажи мне все сначала.
История Дженнифер, пока та рассказывала ее, сопровождалась множеством то успокаивающих, то испуганных восклицаний, но когда под конец Дженнифер обратилась к ней с умоляющим: «Что еще оставалось делать, как не просить защиты у тебя и твоего отца?» – Люси печально посмотрела на нее.
– Ты прекрасно знаешь, любовь моя, что я бы босиком дошла до Брайтона, если бы это принесло тебе пользу, но, умоляю, задумайся на минутку. Не ослепляет ли тебя нелюбовь к дяде: ведь это выгодное предложение. Я слышала отзывы отца о мистере Джордже Феррисе, он его действительно считает восходящей звездой в партии. Я всегда полагала, что при твоей внешности и с твоим характером тебе нужно быть хозяйкой политического салона. И, признаюсь, я твердо намерена узнать, какие у тебя есть основания так невзлюбить мистера Ферриса. Ведь он друг твоих братьев, Дженни!
– Друг, Люси? Что это за друг такой, который оставляет Ричарда умирать в поле при Ватерлоо? Я знаю это от слуги, который нашел брата. Неудивительно, что Феррису понадобился год, чтобы набраться мужества для встречи со мной. Год назад он, возможно, сумел бы как-то объяснить… принести мне какую-то весточку. Но теперь? Теперь слишком очевидно, что я нужна ему только из-за моего состояния.
– Мне ни от кого не доводилось слышать, что он мот, – Люси призадумалась. – Вообще-то браки заключались и по менее веским соображениям, чем эти. Он – младший сын, это правда, и без сомнения его крыльям не помешали бы дополнительные перышки, но что в этом плохого? Он совсем не похож на своего старшего брата, который, как я понимаю, проиграл целое состояние. Но, прости меня, Дженнифер, в твоих обстоятельствах может оказаться трудно найти другого претендента.
– Да я скорее в семнадцать лет решу остаться старой девой, чем унижусь до брака с кем попало. Нет, Люси, не смейся, пожалуйста, надо мной и, право же, ты ошибаешься относительно Ферриса. Я знаю, именно он ввел Френсиса и Ричарда во все игорные притоны Брюсселя. Ты помнишь, какой шум устроил дядюшка Гернинг по поводу их долгов.
– Ну и дурак! Все молодые люди играют и делают долги, Дженни: такова их природа. И, если я знаю тебя, домашний голубок тебе тоже не нужен. Но полно, не стану тебя дразнить. Однако мне хотелось бы все-таки знать, почему ты так настроена против этого человека, единственным преступлением которого является, кажется, его желание жениться на тебе.
– Ох, Люси, – воскликнула Дженнифер, – если бы ты видела его письмо, ты бы поняла. Дядя показал его мне, считая, что оно в высшей степени «по существу». Говорю тебе, он пишет обо мне так, будто я – товар, посылаемый по почте, и милорд готов получить посылку в такой-то день, если это удобно моему дядьке. Неудивительно, что оно понравилось дяде; как раз такие письма они составляют для раздела «Размен». Если бы там было хоть слово для меня, для меня самой, хоть одна мысль о братьях… но ничего, Люси, ничегошеньки. Я – тот верблюд, который должен принести ему богатства, необходимое средство и ничего более. Я не потерплю этого, уверяю тебя. И кроме того, моя ссора с дядюшкой зашла слишком далеко, я не пойду на попятный. Ты не подведешь меня, Люси. Я не могу вернуться и смиренно есть его хлеб. Не вернусь. Если ты мне не поможешь, я… Я поступлю в гувернантки!
Люси рассмеялась: страшная угроза! Но она смотрела на вещи более трезво.
– Право же, не знаю, что тебе и посоветовать. Ты знаешь, я всегда буду твоим другом, но твой дядя, безусловно, станет искать тебя здесь. Как я смогу тебя защитить в отсутствие отца? Да и, по правде говоря, даже если бы он был здесь, я почти не сомневаюсь, что он счел бы своим долгом отправить тебя обратно к дяде. Ты знаешь, они оба – члены магистрата, и хотя отец недолюбливает твоего дядюшку, он питает к нему уважение. На днях он сказал мне, что Гернинг может попасть в яблочко лучше, чем многие, а тебе известно, что в устах моего отца это высокая похвала. Ох, если бы только завещание твоего отца осталось в силе и он назначил бы тебе другого опекуна… Но в этих условиях… Боюсь, что до двадцати одного года ты во власти мистера Гернинга.
– Я была в его власти, – сказала Дженнифер, поднимаясь, – но, как видишь, сбежала. Жаль, что ты не можешь мне помочь, Люси, но раз так, позволь мне попрощаться.
– Ну-ну, Дженни, ты же знаешь меня. Прошу, перестань разыгрывать передо мной трагедию. Я закончила читать мораль. Если ты и впрямь решила бунтовать, я с тобой. Но что мы можем? Здесь тебя не спрятать; через три дня все соседи будут знать об этом.
– Я подумала, – сказала Дженнифер, вновь усаживаясь рядом с подругой, – может, уговорить твоего отца, чтобы он отправил меня к тете Джулии в Йоркшир. Она всегда была добра ко мне и, уж конечно, убедит родственников принять меня.
Лицо Люси выразило сомнение.
– Любовь моя, мне кажется, ты строишь иллюзии. Только вспомни тетю Джулию: мы же звали ее мадам Мышка, помнишь? Боюсь, что ее смелость соответствует ее прозвищу. Уж поверь мне, если она не отправит тебя к дяде сразу, она предъявит тебя ему по первому же требованию.
Дженнифер мрачно кивнула. Эти слова были точным» подтверждением ее собственных невысказанных опасений.
– Тогда что же мне делать? Только прятаться, пока мне не исполнится двадцать один, и я стану сама себе хозяйкой. Уж тогда-то я быстренько укажу на дверь своему банкирскому дяде. Но четыре года – срок долгий.
– Очень долгий. – Внезапно Люси вскочила и бросилась к своему письменному столу. – Мне кажется, я придумала! – Она стала возбужденно рыться в бумагах и вернулась, держа в руках исчирканный, сильно пахнущий лавандой листочек почтовой бумаги. – Моя кузина Лавиния, – объяснила она Дженнифер. – Я получила только вчера письмо от нее. Я вспомнила о нем, только когда ты сказала, что готова стать гувернанткой. Но ты правда осмелишься Дженни?
– Я сделаю все что угодно, только бы не подчиниться дядюшке с этим его ловцом состояний. Но что ты имеешь в виду? Что ты придумала?
Люси сосредоточенно разбирала паутинообразный почерк.
– Письма дорогой кузины Лавинии очень трудно читать, и признаюсь, часто, поскольку она пишет совершенно ни о чем, я бросаю их недочитанными. Но я уверена, здесь было что-то насчет гувернантки. Ага, вот: «…в растерянности, дорогая Люси, мисс Милворд (это гувернантка) имела наглость тайно сбежать с помощником приходского священника…»; дальше совершенно неразборчиво, дорогая кузина Лавиния явно в расстроенных чувствах… Что это… «хандрю»… Это уж точно, хандрит… «дети абсолютно неуправляемы…» – Люси отложила письмо.
– Бедная кузина Лавиния! Самая глупая женщина, Дженни, из всех кого я когда-либо встречала. А уж насчет «управляться с детьми»… Да она управляется с ними хуже, чем курица с выводком утят. Ее муж умер несколько лет тому назад, и с тех пор мисс Милворд была ее правой рукой. Я не могу представить этот дом без Милли – так они ее называли. Полагаю, она устала быть «мастером на все руки»: компаньонкой, гувернанткой, помощницей, философом и подругой моей глупой кузины и решила позаботиться о себе и выйти замуж. Боюсь, правда, их ожидают трудности, если кузина Лавиния решит их не прощать… Но – к делу: чувствуешь, куда я клоню?
– Полагаю, я должна занять место неоценимой мисс Милворд. Но скажи-ка мне о моих подопечных. Они что, и впрямь беспокойные бандиты?
– Нет-нет, ни в коем случае! Они всегда прекрасно слушались Милли. Только мать не может с ними справиться. Уверена, они будут уважать тебя, Дженни, уже за одно то, как ты сидишь на лошади.
Дженни рассмеялась.
– Несколько необычная рекомендация для гувернантки, ты не находишь?
– И семья необычная. Я никогда не встречала мужа Лавинии: когда я навещала ее, он всегда был где-нибудь на войне. Мне кажется, он больше любил своих лошадей, чем жену и детей. Даже ты не найдешь никаких недостатков в конюшнях Тейнинг-Парка.
– Значит, они живут в Тейнинге?
– Да. Прекрасный дом на склоне холмов. Чем-то немного напоминает твой. Я искренне думаю, что ты даже могла бы быть счастлива там, если бы сумела найти общий язык с кузиной Лавинией и детьми. На твоем попечении будут только трое. Лорд Лаверсток, старший сын, уже взрослый и, насколько я знаю, учится в Оксфорде. За ним идут двое братьев-близнецов – Эдвард и Джереми, которым скоро будет девять, и моя любимица и крестница Люсинда. Ей семь, и она бесподобный маленький бесенок.
Но Дженнифер перебила ее.
– Девятилетние мальчики! Но, дорогая, подумай, это значит – латынь и греческий! Французский, музыку и географию я могу осилить, но что касается греческих склонений и латинских пословиц – тут я пас, я в них ничего не смыслю.
Люси рассмеялась.
– Не бери в голову. Поскольку любящая мамочка не хочет отдавать их в школу, их образованием последние три года занимался тот самый помощник приходского священника. Должно быть, тут-то он и решился жениться на Милли. Неудивительно, что кузина Лавиния в шоке – такой удар: в результате одного тайного брака потерять разом и учителя, и гувернантку. Но тем больше основания полагать, что она будет бесконечно рада видеть тебя и, надеюсь, не станет придираться к твоим рекомендациям.
– Господи, Люси, а как мы их-то добудем?
Очень просто. Мы напишем тебе наиэлегантнейшее рекомендательное письмо, а твоя тетя Джулия будет так добра, что подпишет его. Ты помнишь, как мне нравилось подделывать почерк этой старой дамы?
Дженнифер рассмеялась.
– Да! Будет только справедливо, если она мне таким образом поможет. Но, Люси, а как быть с моим гардеробом? У меня нет ничего кроме того, что на мне?
Люси оглядела ее.
– Да и это, хотя идет тебе бесспорно, едва ли годится для респектабельной гувернантки. Но я уже подумала об этом. Ты разве не помнишь, что бедняга мисс Мартиндейл, которая так терпеливо сносила все наши выходки, несколько лет тому назад простудилась и умерла здесь?
– Конечно, помню, но что нам это даст?
– Только то, что ее единственный родственник – брат, который всегда ею пренебрегал, и не подумал забрать ее вещи. Так что они до сих пор где-то на чердаке, и из них мы тебе подберем прекрасный гардероб гувернантки – ты будешь самая наиэлегантная из всех, кто когда-либо заставлял выпрямлять спину и бил линейкой по пальцам.
У Дженнифер вытянулось лицо.
– Одежду мисс Мартиндейл? Люси, пощади!
Подруга была непреклонна.
– Выбирай: либо это, либо Джордж Феррис. Что до меня, Дженни, то скажу тебе прямо: я готова десять раз выйти замуж, только бы не идти в гувернантки. Ну же, еще не поздно передумать. Скачи обратно, извинись перед дядей и выходи за мистера Ферриса. В конце концов, муж есть муж, будь он хоть трижды младший сын.
– Нет, – подбородок Дженнифер упрямо вздернулся. – Я не выйду за него, будь он сам принц Леопольд. Давай сюда эти платья, Люси. Нельзя терять времени, если я хочу добраться до Тейнинга сегодня.
Они отправились на чердак, где – Люси хихикая, а Дженнифер закатывая глаза – подобрали для последней гардероб из безнадежно вышедших из моды креповых и бумазейных платьев покойной мисс Мартиндейл. Наконец обшарпанный сундучок был упакован, и Джейн, сопротивляясь, влезла в дорожное платье сизого цвета, завышенная талия и узкие рукава которого выдавали его древний возраст.
– Ну вот, – с триумфом произнесла Люси, – теперь осталось только разделаться с твоими новомодными кудряшками, прикрыть все вот этой штуковиной, и ты с ног до головы будешь выглядеть совершенно надежной каргой. Нет-нет, и не думай протестовать. Кузина Лавиния – слишком увядшая красавица, чтобы вынести рядом с собой красотку вроде тебя в твоем естественном виде. Но уверяю, когда она к тебе привыкнет, то перестанет тебя замечать. Тогда ты сможешь внести свои изменения в туалеты мисс Мартиндейл. Но чтобы произвести первое впечатление, ты должна мне подчиниться.
Дженнифер нехотя признала мудрость сказанного и скрепя сердце приготовилась быть каргой, хотя и настояла на том, чтобы вместе с мятыми, как бы пожеванными вещами мисс Мартиндейл уложить и свой зеленый костюм для верховой езды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29