Последняя судорога, мощное движение челюстей — дерганье прекратилось, и собака отправилась дальше, а Джека внезапно пробрал холод апрельской ночи. Одновременно с дрожью пришла мысль незамедлительно поспешить за удачливым псом обратно — к жизни и к свету. Могавки поймут: вряд ли кому-нибудь из них хочется, чтобы их вождь погиб в этих жутких трущобах. Он даже на шаг отошел от двери, возле которой намеревался дать бой, и вздрогнул еще раз. Номер на облупившихся досках непреложно свидетельствовал, что именно она-то ему и нужна.— Надо же, — пробормотал Джек с кислой миной. — Ладно. Наверняка она заперта.С этой мыслью он снова сделал шаг к двери и толкнул ее, вовсе не сильно, но та неожиданно подалась. Пришлось войти. Джек закрыл дверь и постоял, моргая глазами, крепко сжимая для бодрости трость.Он думал, что в доме будет темней, чем снаружи, но потом уловил слабый свет, струившийся из-под дверей боковых комнатенок, откуда неслись хихиканья и шепотки. Справа кто-то что-то сказал, потом послышались приближающиеся шаги, и Джек бесшумно взбежал по ступеням на первую лестничную площадку. Повернув, он услышал внизу протяжный скрип.— Никого, говорил же, — заявил мужской голос. — Не пытайся меня обдурить. И давай-ка, уже без уловок, вернемся…Окончание фразы оборвал громкий стук. Джек глубоко вдохнул, затем продолжил подъем, держась рукой за стену и нащупывая ступеньки ногой. Этажей было много, наверное пять, а актриса, как говорилось в брошюрке, проживала на самом верхнем из них.Джек туда и шел. Когда оказалось, что идти больше некуда, он остановился и принялся шарить руками вокруг: в отсутствие света осязание осталось единственной его связью с миром. Он ощупью нашел дверной косяк и тихонько постучал по нему, но не получил никакого ответа.Потом внизу открылась и захлопнулась дверь. Он понял, что это дверь подъезда, потому что на миг до него донеслись отголоски шума с Уордер-стрит, моментально затем оборвавшиеся. Вошедший, кем бы он ни был, остановился, и в проеме лестничной клетки повисла гнетущая тишина, такая глубокая, что собственное дыхание показалось затаившемуся могавку оглушительным ревом. Потом послышались медленные шаги… и они приближались.Кто бы там ни шел, бежать было некуда. Единственное окно, без стекол, перечеркивали кое-как приколоченные горбыли, а дверь, в которую Джек опять ткнулся, оставалась по-прежнему запертой. Все, что он мог, это прижаться к стене в надежде, что мрак окажется столь же непроницаемым для идущего вверх человека, как и для него самого. Потом, когда ступени скрипнули прямо под ним, он понял, что его обязательно обнаружат. Именно потому, что за тем и идут. Тот, кому оставалось одолеть всего два пролета, выслеживал его целый вечер, этот тип носит розового цвета камзол, в одном кармане которого лежит золото лорда Мельбури, а во втором — кистень или пистолет. А Джек может противопоставить всему этому лишь тоненькую прогулочную, практически невесомую трость.Преследователь миновал поворот, ступеньки под ним погребально заголосили, и Джек не стерпел этой муки.— А-а-а, — заорал он, обрушивая сверху трость, но та, не встретив сопротивления, ударилась в пол. Причем с такой силой, что едва не вывихнула ему кисть.— А-а-а, — раздался ответный вопль, но не мужской, а, без сомнения, женский.Джек опять высоко поднял трость.— Кто там?Несколько секунд тишины показались вечностью. Затем послышался женский голос, перепуганный и срывающийся:— Убирайся отсюда! У меня нож!— У меня тоже.Вновь повисла тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием.— 'аррис? — спросила наконец женщина.Джек не нашелся с ответом и потому счел за лучшее промолчать.Тот же голос продолжил:— Я обещала тебе деньги, 'аррис. Я достала их, правда-правда.— Я… ммм… не 'аррис. Я… я — клиент.— Кто? — На этот раз молчание не было долгим. — Как же тогда ты вошел?— Гм… дверь внизу не была заперта.Еще одна пауза.— Кто же ты тогда?— Джек.Голос моментально стал язвительным.— Джек… 'аррис?— Нет, я же сказал. Джек, просто Джек!— И ты не причинишь мне вреда?— Клянусь, нет!Молчание затянулось. Потом — уже много спокойней — последовало:— Что ж, просто Джек, почему бы нам не войти и не зажечь свет? Тогда я хотя бы смогу взглянуть на тебя. — Это пойдет… да.Ступеньки вновь заскрипели, в замке повернулся ключ. Джек так и стоял, вжавшись в стену, пока не услышал, как открывается дверь. Он сделал шаг вперед.— Минуточку, — донесся голос.Дверь закрыли и заперли.Джек остался один, раздумывая, не свалить ли ему. Он, без сомнения, и так уже натерпелся по горло. Ритуал, правда, будет не выполнен, но…Но смыться не удалось. Дверь вновь отворилась, и на площадку хлынул живительный свет. За сияющим канделябром стояла прекрасная незнакомка. В сверкающей полумаске и в длинном пурпурном платье с незашнурованным желтым корсажем.— Заходите, сэр, заходите, прошу вас, — произнесла она совершенно другим голосом, гораздо более глубоким, грудным. — Мое имя Матильда. А как зовут вас?— Джек… Харрис… сон! Джек Харрисон. Да!Он вошел. Комната необычной, неправильной формы была совсем крошечной, чуть ли не всю ее площадь занимала большая кровать. Маленький столик с масляной лампой и фарфоровой чашей довершал ее обстановку, впрочем, Джек, присмотревшись, понял, что это вовсе не комната, а лишь ее часть. Отгороженная от остального пространства затянутыми бумагой ширмами, с которых свисали чулки. Настоящую же, удаленную от двери стену покрывала старая, с вылезшим волосом штукатурка, бреши в которой драпировали корсеты и картинки с амурными сценками.За спиной его щелкнул замок.— Вашу трость, сэр. Вашу шляпу. Пожалуйста!Последовал широкий, чуть ли не царственный жест.Джек, повинуясь, снял треуголку, накинул ее на трость и прислонил все это к ширме. Потом, выпрямившись, повернулся. Незнакомка была довольно высокой, лишь на полголовы ниже его.— Ну а теперь, сэр, — сказала она по-прежнему хрипло, — чем я могу вам помочь?Ее лицо почти полностью было скрыто под золотом и перьями полумаски, так что открытым для обозрения оставался лишь рот. Джек уставился на чуть подкрашенные пурпурные губки, а точнее — на крошечную кокетливую родинку слева от них. Глаза его вдруг расширились.— Я… я вас знаю!То же самое — и практически в тот же миг — произнесла и она.Оба умолкли. Мисс Т. опомнилась первой:— Вы — тот самый юноша, что не дал клакерам сорвать наш спектакль?Он кивнул.— Сэр, вы просто герой!— Это вряд ли.— Но для меня это так. Как, думаю, и для автора пьесы. Постойте, вы ведь, кажется, потом подсели к нему? Вы что… его друг?Это был совсем не тот случай, чтобы вдаваться в детали. Говорил же он этим дурням-могавкам, что актриса — рискованный вариант. Чего ему вовсе не было нужно, так это попасть в обсуждаемый за кулисами анекдот. Который может в конце концов дойти и до материнских ушей.— Да, — потупился Джек.Матильда всплеснула руками.— Счастливчик этот полковник Бургойн, раз у него есть такие друзья. — Вскинув руку, она сорвала с лица маску. — Сегодня в ней нет необходимости. Вы все равно узнали меня.Итак, завесы, скрывавшие тайну, упали, но то, что под ними пряталось, несколько не отвечало ожиданиям Джека. Перед ним была вовсе не цветущая шестнадцатилетняя девушка, а женщина лет примерно так тридцати. С морщинками возле глаз и другими свидетельствами нелегкой жизни. На сцене яркий свет рампы весьма эффективно сглаживал их. Но теперь… теперь они выступали наружу даже под густо наложенным гримом, однако она все еще оставалась хорошенькой, несмотря на усталость, кроющуюся в глубине больших серых глаз. А потому Джек сказал:— Но любому мужчине всегда желательно свести с такой красавицей знакомство поближе, мадам.Она захлопала в ладоши и засмеялась.— Он еще и галантен. Постойте, а вы, случайно, не… Я краем уха слышала, что у полковника Бургойна есть… гм… внебрачные сыновья. Они… гм… проживают в какой-то провинции… ну и вот…Джек вспыхнул.— Вы полагаете, что я — внебрачный отпрыск Бургойна? Нет, что вы, мадам.Женская нежная ручка погладила его по лицу.— И он краснеет. Совсем как ребенок, — вновь засмеялась она.Теперь Джека разрывали на части два чувства. Первое напоминало, что это свидание совсем ни к чему человеку, влюбленному в самое совершенное и невиннейшее существо на земле. Второе призывало отринуть это соображение и не имело уже отношения к какому-то глупому ритуалу, исполнить который клятвенно обещались четыре дурня, сидя в занюханном кабаке.— Но… к чему весь этот маскарад? — хрипло спросил он, когда актриса убрала руку и, чтобы повесить маску, потянулась к ширме у него за спиной.Ее расшнурованный корсет распахнулся, обнажив превосходные спелые груди. Красавица чуть помедлила, делая вид, что не понимает, какое впечатление производит на него это зрелище, потом отступила на шаг.— Хотя говорить об этом уже поздно, сэр, я все же рассчитываю на то благородство, которое вы проявили сегодня, и смею надеяться, что мою тайну вы не откроете никому. Я занялась… вторым ремеслом в те тяжелые для меня времена, когда передо мной встал выбор: либо умереть с голоду, либо вернуться к набожной матери в Барнстэйпл. — Она вздрогнула. — И моя маска ограждала меня от неприятностей, связанных с… моими ночными занятиями. Я не хотела быть узнанной, ибо, хотя обе избранные мной профессии зачастую совмещаются, когда речь заходит о контрактах, например в Гардене, не получится ничего путного, если чьи-то характеристики начинают со слова «шлюха».Джека несколько покоробило как само слово, так и отвращение, с каким оно было произнесено. Заметив это, она вновь улыбнулась.— Но… не бойтесь меня, мой юный сэр. Контракт в Ассамбле-рум позволяет мне поставить на моей второй профессии крест. Я даже просила Харриса вычеркнуть меня из нового списка. Но он сказал, что книга уже в печати и… ну, в общем… потребовал денег. Именно потому, — она показала на дверь, — я и перепугалась, обнаружив, что меня кто-то ждет. Знаете, я не была здесь уже неделю. И сегодня пришла лишь затем, чтобы забрать свое барахло.Мисс Т. пнула ногой чемодан, высовывавшийся из-под кровати.— Я решила… оставить эти подмостки, — продолжила она, глядя своему юному гостю в глаза. — Для лучших. Но… но поскольку мы здесь, а вы — друг Бургойна, замечательного драматурга, который напишет еще множество прекрасных пьес со множеством прекрасных ролей, то возможно… возможно…Она стояла так близко, а Джека всегда восхищали актрисы. У них была волшебная, странная, запредельная жизнь. Кроме того, его мать некогда также подвизалась на сцене и, как сама потом признавалась, бросила ее лишь из-за титула мужа, зато принялась писать пьесы, чтобы не расставаться с миром, который был так дорог ей. К тому же его совершенно измучил не задавшийся с утра день. Грубо вырвавший Джека из объятий Клотильды и Фанни. В трех других комнатах Сохо братья-могавки, конечно же, не испытывали таких мук.Поэтому Джек нагнулся и поцеловал великолепную родинку, в ответ на что мисс Т. томно вздохнула и не только прижалась к нему, но и провела языком по его языку. Однако… было во всем этом нечто заученное… лишенное боязливого трепета юной француженки или откровенного вожделения более зрелой ирландки.Как только это соображение вошло ему в голову, в нем вновь началась мучительная борьба, однако выпивка все еще горячила его, а женское тело было податливо-безотказным. Тут зазвонили колокола собора Святой Анны, и Джек отпрянул.— Что-то не так, милый мальчик? — прошептала мисс Т., вновь пытаясь привлечь его.Но он уклонился. И, набравшись смелости, выложил, что ему, собственно, нужно. Сказанное так поразило мисс Т., что ему было предложено повторить все еще раз. Джек боялся, что она разозлится. Многие женщины на ее месте поступили бы именно так. Вместо этого мисс Т. рассмеялась.— Что ж, в свое время я слышала множество странных просьб, но эта…Она отступила на шаг и принялась деловито закатывать платье. Он неотрывно следил, как пядь за пядью обнажаются стройные ножки. В тех самых чулочках, что так пленяли публику Ассамбле-рум около часа назад.— Так идите же ко мне, мистер Харрис… сон, — выдохнула она. — Мой благородный герой, мой защитник. Идите и получите свой приз.Однако Джек поначалу пошел к своей сумке. И только чуть позже ринулся в бой.«Дом сидра» Боба Дерри на Мейден-лейн, или на улице Девственниц, плохо отвечал как первому, так и второму названию, ибо там не имелось ни сидра, ни невинных созданий — во всяком случае, Джек, приоткрыв один глаз, не сумел ничего этакого узреть. Там крутились лишь местные «кошечки», а из напитков подавали либо пунш, либо джин. И хотя каким-то краем сознания Джек еще помнил, что ничего крепкого в эту ночь пить нельзя, он заявлял протест, лишь прикладываясь к своей кружке. То есть глотал, обжигал гортань и выплескивал пойло на пол. А потом, перевернув кружку, орал:— Нет, черт вас подери! Больше ни капли!Однако как только он отворачивался, оловянную посудину наполняли, и Джек вновь втягивал в себя жидкий огонь. А потом кашлял, давился, плевался, ронял кружку на пол… и весь этот кошмар повторялся опять и опять.От друзей не было ни малейшего проку. Маркс, отказавшийся сесть, смутным пятном маячил возле стола и говорил, говорил, рубя воздух ладонью с такой гневной страстью, что окружающие выпивохи предпочитали не обустраиваться около неуклонно надиравшихся школяров. Он был трезвым лишь очень короткое время, когда торжественно вручал Джеку кошель.— Сотня гиней, заклад против Крестера, — сказал этот увалень, многозначительно подмигнув, после чего Джек минут десять тщетно пытался вернуть ему «эту мерзость». Что положило начало бурному спору, отголоски которого не утихали уже битый час.Ид, в отличие от велеречивого приверженца вертикали, спорить ни с кем не желал. Он сидел, привалившись спиной к потемневшей от дыма стене, и вслух смаковал каждую деталь своего триумфального выступления в латинской пьесе. Аристократа ничуть не смущало то, что он обращается неизвестно к кому.Завсегдатаи погребка между тем перешли к развлечениям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42