Мудрейшие из мудрых, знатоки колдовства и ведущие маги, предсказатели судеб, умельцы раскладывать кости и гадать в Таро ученые-кабаллисты изучали каждый шаг ваш, каждое донесшееся до нас слово. Это была поистине колоссальная работа… – здесь Скарамуш замолчал, делая не то перерыв, не то для того, чтобы обратить мое особое внимание на продолжение мысли. – Но толку от нее было никакого. Мы видели лишь результаты изменения в вашем внешнем виде, в ваших поступках и вашем умении. Главного – где и как происходили эти изменения – мы не обнаружили. Могли только догадываться, что основная работа по превращению вас в истинную Аламанти происходила за стенами замка. Возможно, даже в полостях внутри этих стен или в подземельях. Исчезновение пажа вашего отца подтверждало эту догадку косвенно. Твердых свидетельств того, что главные превращения происходят под землей, нами обнаружены не были…«Сказать или нет?» – мелькнула его мысль при этом. И я тотчас откликнулась с радостью в своем сердце:– Плюс один палец. Остается шесть.Мы надеялись, – быстро, словно боясь опоздать, заговорил он, – получить доказательства, что Аламанти знается в подземелье с нечистой силой – и натравить на вас римскую церковь и иезуитов. Пусть бы вас с отцом сожгли, а нам отдали ваши подземные лаборатории – уж мы бы все узнали и все изучили. Даже если бы на это нам понадобилось потратить и сто, и пятьсот, и тысячу лет.Я вернула ему его палец – и Скарамуш стал рассказывать дальше… 2 Семь вопросов задала я горбуну – и получила семь полновесных ответов. Теперь я знала о заговоре иудеев против меня все. Или, по крайней мере, все то, что знал секретарь главного врага моей жизни Иосиф по кличке Скарамуш, который после долгого разговора нашего, продолжавшегося двое суток подряд, без сна и без отдыха, только с перерывами на то, чтобы выпить нам обоим по глотку воды или опростаться в стоящие за деревянной ширмой в этой комнате два ночных горшка, стал походить на выжатый до последней капли лимон. Стал Скарамуш желтым, худым, даже горб его обмяк и, скривившись на бок, готов был упасть. Но пальцы у него все остались целыми.– Кабы ты попал к Аламанти ребенком, мы бы выправили тебя, – сказала я Скарамушу перед тем, как отправить его в темницу. – Операция болезненная, но результат всегда был у моих предков хороший. Ни одного горбатого на нашей земле не было лет вот уже триста.– Да благословит вас Бог, госпожа моя! – ответил Скарамуш, кланяясь ниже, чем всегда. – Никто и никогда не посочувствовал моему горю. Отныне – я ваш по гроб жизни.Горбун ушел, качаясь, как пьяный, а я велела вынести полные мочи и дерьма горшки из комнаты, проветрить ее, принести постельные принадлежности, кружку кипяченого молока и кусок свежеиспеченного хлеба. Поев, упала на постель и провалилась в сон… 3 Молодость сама по себе хороша только тем, что тело лишено болей и без конца просит любви и ласки. Есть дуры, которым прикосновение мужских лап кажется противным до рвоты. Но это – от страха, воспитанного матерью нашей римской церковью, либо оттого, что в детстве или юности на нее покусился какой-нибудь из особо поганых и безмозглых мужиков. Не повезло бабам – вот и все объяснение.А мне повезло. Повезло изначально. И потом везло – до самого того насилия, что сотворили со мной те два придурка, что остались лежать рваными кусками под одной из виселиц Андорры, как следует не наказанные, но все-таки испившие хоть какую-то чашу боли. А я, устав от допроса, дрыхла в угловой комнате старого гостиного двора и видела как раз те сны, которые должны терзать мою молодую, соскучившуюся по любовным ласкам душу…Мне снился молодой, бородатый, красивый, крупноносый жид – и мужчина тот был Иегудой. Он все время старался войти в меня, погрузить свой огромный, похожий на хобот слона, мужской плуг, и я сама изнывала от желания отдаться именно этому кареокому красавцу, но все время что-то мешало нам. То возникало между нами сердитое старческое лицо, то появлялся петух с отрезанной головой, из шеи которого бил вверх фонтан не крови, а белого вина, которое мы хотели с Иегудой выпить, но почему-то требовались нам для этого непременно хрустальные бокалы, а их как раз и не было. А еще на конец воздетого к пупу фаллоса его села муха, превратившаяся вдруг в паука, и существо это, сбежав по члену, как по стволу дерева, вниз, укусило иудея за мошонку. Много всякого мешало нам с Иегудой познать друг друга.Это было упоительно и странно одновременно, я страдала и восторгалась, я плакала от счастья и горя, и не было сил, способных меня разлучить с этим человеком. Ибо была я одинаково готова и принадлежать Иегуде, и уничтожить его…Сон был мучительным и долгим, каким бывают кошмары только у очень больных людей. Будто кто-то третий – тот самый седобородый старец, назвавший себя Повелителем снов, как я теперь понимаю, – старался проникнуть в меня и подчинить воле своей.Но я не подчинялась. Я, словно рыбка в воде, проскальзывала между его пальцев и оказывалась всегда в стороне, хотя места для того, чтобы уплыть от пытающегося схватить меня голыми руками рыбака, не было. Это я отчетливо поняла, когда за мгновение перед тем, как проснуться, увидела злобный блеск в глазах старика. И потому ударила ему прямо в зрачок…Проснулась вся в поту. Лицо мое было залито чем-то липким – остатками глаза Повелителя снов, как я полагаю. И тогда я поняла, что победила проклятого старика…Как сейчас понимаю, что победила я тогда отца Иегуды, а второго Повелителя снов – самого Иегуду – уничтожила только тридцать лет спустя…Я лежала в постели в самой лучшей и самой чистой комнаты постоялого двора. Он, как оказалось, тоже принадлежит Аламанти, доходы со двора тот, кто числится его хозяином для вида, делит поровну – и одну из половин передает сборщику дани в мою казну. Псевдохозяин постоялого двора доволен судьбой, ибо прибыль его велика и постоянна, никто в мире не посмеет покуситься на его полувладения. А главное – никто никогда не решится пойти войной на республику Андорру, не имеющую собственной армии. Даже друг мой король Анри Бурбон французский.Отец когда-то объяснил мне, почему происходит в этой точке Европы именно так: воюют вокруг великие монархии, а маленькая республика живет собственной жизнью. А теперь я узнала от Скарамуша и то, чего не знал даже мой милый родитель: около трети некогда наших ленных земель под названием Андорра в начале 17 века стало принадлежать не нам. Частично земли Андорры оказались в кабале у Ордена святого Игнатия Лойолы, частично – в кабале у нескольких ростовщических домов ломбардских евреев, владеющих своей долей в складчину. И приобретения врагов моих земель моих все ширились. Ибо жадность граждан республики всегда превыше скаредности монархов и страсти к наживе у их подданных.«Пора вступать с ними в настоящую борьбу, – поняла я. – И для этого надо увести ломбардцев и иезуитов в сторону от Андорры. Например… в Андалузию. Пусть ищут мои сокровища там…» – и рассмеялась весело, от всей души. Глава шестнадцатаяСофия находит друзей 1 Пять кружек попались мне на рынке неспроста. Три мушкетера, Порто и я – это пять ртов и пять желудков, не правда ли? Ровно столько нас оказалось сидящими за специально для этого внесенным со двора в комнату Порто столом…В полдень мой дорогой Порто проснулся, натянул на себя штаны, напялил огромную, способную стать флагом на фелюге, рубаху и стал ныть по поводу того, что бочка, в которой купает постояльцев хозяин дома, слишком мала, а ему надо бы помыться, да негде.– Впрочем, – заявил он, наконец, – не турок же я, чтобы мыться каждый день. Это басурмане моются час то. Истинный француз тем и хорош, что не воняет, а благоухает и без мытья.Как раз в продолжении этих слов и возникли в проеме двери сначала господин д'Атос, затем голова д'Арамица и, наконец, голова и плечо д'Артаньяна.– Вы, милый Порто, – заявил д'Атос, – смущаете вашу даму подобными откровениями. Мне кажется, что это неучтиво – похваляться своей вонью и неумытостью, если дама ваша – не падшая женщина и не ваша любовница.Мерзавец весело скалился, глядя на меня, ибо знал, что после его слов любая знатная дама упадет в обморок, а простушка смутится и, залившись краской, попробует покинуть комнату, дверь которой была плотно закупорена тремя мужскими телами. Поэтому я ответила ему спокойно и с достоинством, которому позавидовала бы та самая шотландская королева, которой отрубили голову (забыла ее имя):– Сударь, вы – невежа. За ваше хамство я не позволю вам любить меня три дня. Если вы не попросите должным образом прощения, разумеется.Тут д'Атос меня узнал – и расхохотался, как должен поступить настоящий мужчина на его месте:– Это вы, прекрасная незнакомка? Вот это да! Не ожидал! – Вскричал он. – А вы, Порто, – обернулся он к покрасневшему от гордости великану, – шельмец! Как ловко вы обошли нас, сказав, что потеряли пуговицу в трактире и потому вернулись за ней. Я просто восхищен вашей предприимчивостью, мой дорогой друг.Тут напор двух прочих застрявших в дверях фигур преодолел препятствие в виде косяка – и все три мушкетера ввалились в комнату, где прошедшей ночью мы с Порто предавались любви и не вспоминали о его друзьях.– Вы ж вчера ехали на воды в Фош, – напомнила я им. – По приказу королевы. Неужто возможно добраться туда за это время и вернуться в Париж? Уж не колдуны ли вы, судари мои?Говорила, а сама уже достала из мешка пять кружек и бочонок вина. Первые поставила на пол, второй вложила в руки Порто.– Выпьем же за ваш очередной подвиг. Подвиг, которого не было и быть не могло.Д'Артаньян обиделся:– Вы решили нас оскорбить, сударыня? Ибо знаете, что настоящий дворянин с дамой на дуэли не дерется.– Подождите, молодой человек, – попросила я и, выглянув в дверь, приказала стоящему в коридоре хозяину трактира принести к нам в комнату как раз тот стол, о котором было сказано выше. А потом ответила мушкетеру. – Я много слышала о вас, дорогие друзья Порто. Но если бы верила всему, что люди врут о вас, то была бы просто дурой. Вы не могли за это время съездить на воды в Фош и вернуться в Париж, даже если бы у вас были крылья, и дел особых в Фоше не оказалось.Да, сударыня, – согласился за всех д'Атос. – Поездка в Фош не случилась. Нас остановил королевский гонец с требованием вернуться по месту службы. Ибо Его величеству стало известно, что в Париже появилась сама графиня Аламанти. Лувру потребовалась дополнительная охрана. И мы прямо из трактира, как бишь его?., не важно… отправились в полк.– И здесь вы лукавите, сударь, – усмехнулась я, поднимая глиняную кружку с плещущимся в ней вином. – Королю и кардиналу стало доподлинно известно о появлении графини Аламанти не с утра, когда мы только что повстречались с вами, а после встречи указанной дамы с мадам де Шеврез, шпионкой кардинала. Было это уже далеко за полдень – и догнать вас королевский гонец, если вы выехали в Фош с утра, не мог при всей его старательности.Д'Арамиц от удивления присвистнул и хлопнул по своему колену кулаком. Д'Артаньян сказал:– Обалдеть!Порто заржал восторженно и довольно, а д'Атос заключил за всех:– Вы слишком умны, сударыня, чтобы быть просто любовницей нашего друга Порто. Не иначе, вы сами – шпионка либо кардинала Ришелье, либо австрийского императора.В голове его в этот момент билась мысль:«Убить суку или не убивать? Откуда она взялась на нашу голову?»«Я люблю ее еще больше, чем ночью», – думал Порто.Д'Арамиц, в свою очередь, рассуждал так:«Почему обязательно австрийского императора? Вполне может быть шпионкой испанского короля. Или – солдат Ордена Игнатия Лойолы».Один д'Артаньян думал так, как и положено это делать мужчине:«Какая, к черту, разница: какой страны она шпионка! Я хочу завалить ее на спину и, задрав подол, всадить свой штык в сладкое место так, чтобы она забыла и про всех на свете королей, и про свой вассальный долг перед ними». Добрый, милый д'Артаньян. Я улыбнулась ему, а ответила всем сразу:– Куда проще допустить, что синьорой Софией была та самая немолодая уже дама, которую сопровождала я в Париж в качестве служанки, когда встретила вас в трак тире «У жареного фазана». И понять, что дуру такая женщина, как синьора София Аламанти, держать бы возле себя не стала. Не правда ли, синьоры? – и, подмигнув вылупившимся на меня мушкетерам и гвардейцу, объявила: – Так выпьем же за умных и догадливых солдат короля Людовика Тринадцатого, сына величайшего из французских королей Анри Четвертого Бурбона, возлюбленного моей хозяйки!В этот момент дверь распахнулась, представив нашему взору стол и красного от натуги хозяина дома. Куда было деваться моим новым друзьям? Они выпили. А потом сами втащили огромный дубовый стол в комнату и, прогнав хозяина, велели тому принести кусок свиного бока на вертеле – в долг, разумеется.– Поджарь давешний окорок, – сказала я хозяину, показав ему незаметно от моих мужчин пистоль. – И обложи зеленью. Не жалей. Можно мокрого сыра к нему и гречневой каши.Перепуганный и довольный обещанной монетой трактирщик исчез, а я вернулась к друзьям Порто.– С вашей стороны, милый Порто, – сказала я, – было очень умно проспать все утро и не позаботиться о том, как и чем накормить ваших гостей. Я же с утра сходила на рынок и постаралась сделать так, чтобы вы поняли, как я вам необходима в этом доме.Но у меня на окорок денег нет… – признался Порто, краснея, как вареный рак. – Это правда, господа. Я получаю жалование в роте господина Де Зесара из казны короля – тем и живу. Мои владения не приносят мне дохода. Вы же знаете это. А король платит неаккуратно… впрочем, прошу прощения, господа… Наш король щедр, как Крез… помните его? Это, кажется, из Библии…Великан говорил – и при каждом слове казался все меньше и меньше.Д’Атос встал в дверях с явным намерением не выпускать меня из комнаты:«Надо убить, не будь я граф де ля Фер, де Бражелон, деля Мур…»Так вот, оказывается, почему мне показалась знакомой эта пьяная рожа! Д'Атос – сын моей любимой Клодины де ля Фер, с которой мы были дружны при дворе короля Анри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21