– А разве это имеет какое-то значение? – заинтригованный, спросил он.
– Это имеет очень большое значение, сир Филипп. С того момента, как вас захватили в плен, в Святой земле произошли огромные перемены, да будет вам известно, а также перестановки в составе двора его величества. Вы забываете, что теперь вы, после смерти вашего отца сира Хьюго, – барон королевства Иерусалимского. И вы сеньор Бланш-Гарде и Монгиссарда.
– Монгиссарда?! – воскликнул удивленный Филипп.
– Конечно. Ведь вы единственный наследник Грандмеснилов, поэтому вы становитесь владельцем одного из крупнейших поместий в королевстве.
– И оба поместья в руках сарацин, – резко сказал Филипп. Он вспомнил о своем отце, о Джосселине и о постоянно ворчливом, но часто и веселом сире Фульке.
– Это ненадолго, сир Филипп. Королевство скоро снова будет в наших руках. У вас много друзей и поклонников. Кстати, можете причислить к ним и меня. Кроме того, Бальян де Ибелин, например, или сам Ги Лузиньянский. К тому же за вами готово последовать все молодое поколение баронов.
Филипп вышел из апартаментов, одолеваемый невеселыми мыслями. Нравится это ему или нет, но ему, кажется, придется сыграть определенную роль в раздираемой склоками и интригами политике, царившей в Святой земле. И он уже начинал видеть все признаки начинавшейся вокруг его имени борьбы. «Разгром королевства после поражения при Хиттине преподал баронам хороший урок», – думал он. Нет никаких сомнений в том, что именно постоянные раздоры среди баронов послужили причиной этой трагедии. Но теперь положение обстояло еще хуже, если верить словам главного госпитальера.
Вместе с Жильбером он провел неделю в замке Крэк. Потом они должны были отправиться с сильным отрядом в Акру, чтобы принять участие в намечающемся крестовом походе от лица Великого Магистра.
В полдень, до того, как отправиться в путь, Филипп с интересом наблюдал за тренировочными поединками во внутреннем дворе замка. День выдался жаркий, но поднявшийся сильный холодный ветер дул ровно, не ослабевая, и поэтому было не особенно душно. Филипп стоял, облокотившись о парапет крепостной стены; прямо под ним расстилались, словно нарисованные на карте, холмы и равнины.
Он с грустью и с невольным содроганием вспоминал гибель слуги Старца Горы, спрыгнувшего по повелению господина в пропасть с похожего парапета, когда заметил направлявшегося к нему Великого Магистра госпитальеров.
– Сир Филипп, – обратился к нему Великий Магистр ордена Госпиталя Святого Иоанна, по своему обыкновению, сразу переходя к делу. – Мне нужно еще раз серьезно поговорить с вами, прежде чем вы покинете замок. Почему вы не хотите вступить в наш орден?
Он протестующе вытянул руку вперед, заметив удивленный взгляд Филиппа.
– Нет, сначала послушайте, что я вам скажу. Вы как раз такой рыцарь, каких нам очень не хватает среди госпитальеров. У вас богатый опыт жизни в Леванте. Вы свободно говорите и пишете по-арабски. Вы изучили мусульман так, как никто в Святой земле. Вы происходите из благороднейшего рода и, несомненно, являетесь одним из самых доблестных воинов нашего королевства.
Филипп, облокотившись о парапет, смотрел на убегающие вниз стены и на чернеющую под ними яму рва. Всего неделю назад он стоял на такой же стене и выслушивал предложения другого человека, облеченного властью, Старца Горы. Филипп ухмыльнулся про себя, подумав, что бы мог сказать Великий Магистр, если бы знал о его встрече с предводителем ассасинов.
– Вы быстро пойдете вверх, если вступите в наш орден, – продолжал убеждать его главный иоаннит. – Я гляжу в будущее, сир Филипп. Я вижу, вы сможете стать Великим Магистром госпитальеров.
Услышав последние слова, Филипп резко повернулся к своему собеседнику:
– Вы преувеличиваете, мессир, – сказал он.
– Можете мне поверить, нет, – настаивал сир Роджер. – Я долгое время наблюдал за вами. Чтобы стать Великим Магистром, знаете ли, нужно нечто большее, чем умение сидеть на лошади и орудовать мечом. Наш орден очень богат. Мы владеем поместьями, замками, нам принадлежат земли по всему христианскому миру. Вы обладаете всеми качествами, чтобы занять этот пост. Я почти никогда не ошибаюсь в людях. Мне часто приходилось принимать решения именно на основе собственного суждения о человеке. И я не ошибался. Подумайте об этом, сир Филипп. Когда прибудете в Акру, дайте мне знать о своем решении.
Филипп, не удержавшись, тихонько присвистнул, когда снова остался один на стене. Великий Магистр госпитальеров! Сиру Роджеру совсем не нужно было объяснять ему, что значит занимать такой пост. Богатство ордена не поддавалось исчислению, влияние в христианском мире было поистине огромно. По сути дела, орден представлял собой целое государство без территориальных границ. И Великий Магистр был королем этого мощного государства.
Жильбер собирал свои новые пожитки, когда к нему в комнату вошел Филипп.
– Эта старая лиса подбиралась к тебе, Филипп? – спросил Жильбер.
– Откуда ты знаешь?
– Мне сказал Хью де Каймонт. Они все надеются, что ты вступишь в их орден. Ты ведь не собираешься так поступить, правда?
– Не думаю. Но мне пока не нужно ничего решать. Подожду, пока мы прибудем в Акру. Прежде мне нужно кое с кем увидеться.
– И с кем же? – с любопытством спросил Жильбер.
– С Ричардом Английским, – ответил Филипп.
Глава 13
РИЧАРД АНГЛИЙСКИЙ
Филипп не был в Сен-Жан д'Акре вот уже четыре года. Первое, о чем он подумал, въезжая в город с севера с отрядом рыцарей-госпитальеров, было то, что порт почти не изменился с тех пор, как он видел его в последний раз.
Сен-Жан д'Акр всегда оставался шумным портовым городом, но никогда Филипп не видел здесь такого скопления народа. Теперь здесь были сосредоточены все военные ресурсы христианской армии. Сотни людей суетились у белокаменных стен и рва, восстанавливая их со времени последней осады. Солдаты разных национальностей слонялись без дела по узким улочкам; снаружи городской стены яблоку негде было упасть от расставленных там палаток и шатров, длинных рядов коновязей, целого леса копий и знамен с родовыми гербами рыцарей и баронов, съехавшихся сюда со всех уголков христианского мира Запада.
В Акру прибыло огромное количество различных судов. В открывающемся из бухты заливе бок о бок расположились пришвартованные торговые суда, вокруг которых сновали шлюпки, выгружающие на берег вереницы людей, прижимающих к груди свертки и дорожные сумки со своим добром.
Филипп при виде этой оживленной картины почувствовал, как необъяснимая радость, несмотря на мрачные прогнозы Великого Магистра, вливается в его сердце. Но вместе с тем его терзали печальные мысли о том, что сейчас, когда в этом порту оказались сконцентрированы все силы христиан и наступил подходящий момент для решительного броска в глубь страны, нет должного единства среди баронов. Филипп скоро узнал, сколько драгоценного времени терялось на проволочки, вызванные внутренними склоками и ленью всех этих владетельных графов, герцогов и даже королей, в подготовке и переправке армии из Европы на Восток. И даже теперь, когда Акра оказался у них в руках и необходимо было продвигаться дальше, в центр Святой земли, Филипп Французский вместе со своей армией собирался покинуть порт и вернуться на родину из-за глупой зависти к Ричарду; а Ричард в это время, все еще не оставивший намерение двигаться походом на Иерусалим, задерживался в Акре, увлекшись детскими интригами баронов Леванта, не желая признать права нового кандидата на трон более не существовавшего королевства. Королевства, которое никогда не возвратится к жизни, пока влиятельные сеньоры не прекратят поддаваться низменному чувству зависти и не сплотят свои ряды для борьбы с иноверцами.
В первые несколько дней Филипп и Жильбер не предпринимали никаких попыток вникнуть в положение дел в Акре. Филипп, взяв три жемчужины из мешочка, подаренного ему Усамахом, осмотрел лавки местных купцов и избрал для визита магазинчик венецианского ювелира. Венецианец, взглянув на черные жемчужины, быстро опустил глаза, чтобы ничем не выдать удовольствия, сверкающего на его хитром лице. За последний месяц дела его шли как нельзя лучше. Незадачливые рыцари-франки без разбору несли в его лавку оружие и остальное добро, награбленное в Акре, чтобы выручить денег на путешествие домой, и соглашались на любую, даже самую низкую цену, предложенную ловким, прекрасно понимавшим свою выгоду купцом. Посмотрев на потрепанную одежду Филиппа, он решил про себя, что к нему явился еще один бродяга-рыцарь с тощим кошельком. Покатав жемчужины по столу, покрутив их между толстых пальцев, он с гримасой отвращения на лице надул пухлые губы – мол, как ему осмелились предложить такой низкосортный товар, – и назвал цену, в восемь раз ниже настоящей.
Мог ли он ожидать, что на его бедную голову с длинными, нечесаными волосами может обрушиться такая буря? Филипп понимал толк во всех ремесленных изделиях, выставлявшихся на продажу в Иерусалиме и в Дамаске. И уж конечно, он знал истинную цену великолепного жемчуга.
Через час Филипп вышел из лавки, продав жемчуг, лишь немного уступив ювелиру против их настоящей цены, и теперь он и Жильбер могли беззаботно жить на вырученные деньги долгое время. Но в следующие два дня они потратили большую часть своих средств на новую одежду, на палатки, постельное белье, шлемы, запасные кольчуги и доспехи и, кроме всего этого, они купили себе хороших коней. В это время в Акре не было недостатка в оружии и обмундировании. Собирающиеся на родину франки торопились сбыть свое добро. Итак, Филипп, хорошенько поторговавшись, купил шесть прекрасных лошадей, настоящих западных боевых коней, и когда они закончили делать покупки, то были экипированы лучше, чем когда отправлялись на войну с турками из Бланш-Гарде несколько лет тому назад.
Филипп, уже в новых богатых одеждах, собирался на высокое собрание рыцарей почившего в базе королевства Иерусалимского, проходившего в цитадели Акры. Он прибыл туда почти последним, во-первых, потому, что на улицах было много народу, а во-вторых, потому, что плохо знал дорогу.
Встретивший его на пороге секретарь-сириец, отвесив почтительный поклон, попросил назвать свое имя и цель визита. С уважением и с примесью восхищения сириец выслушал речь Филиппа на прекрасном арабском языке и с еще большим почтением распахнул перед ним дверь в залу для собраний.
Хотя у Филиппа не было ни малейшего намерения специально рассчитать момент своего появления в зале, для создания наибольшего эффекта он не мог выбрать более подходящей минуты своего прихода. Бароны погибшего королевства уже рассаживались на свои места за длинным столом, но шум разговоров тотчас же стих, и в абсолютной тишине прозвучали торжественные слова секретаря:
– Сир Филипп д'Юбиньи, сеньор Бланш-Гарде и Монгиссарда.
Филипп в смущении остановился на пороге, увидев, как лица всех присутствующих разом повернулись к нему, и снова, без малейшего старания со своей стороны, дал баронам возможность с интересом рассмотреть его высокую подтянутую фигуру и обратить внимание на его величественные и вместе с тем простые манеры. Да, он многому научился у турок.
Вдруг Филипп увидел устремившуюся к нему плотную фигуру какого-то человека с протянутыми для приветствия вперед руками. Преодолев смущение, он узнал в этом человеке своего крестного отца, сира Бальяна де Ибелина, немного располневшего с тех пор, как Филипп видел его в последний раз, но сохранившего свою обворожительную улыбку и белоснежные зубы.
– Мой дорогой Филипп! Как я рад снова видеть тебя! – пухлая рука потрепала Филиппа по плечу, и пара проницательных глаз осмотрела молодого рыцаря с ног до головы с искренним восхищением.
Сир Бальян, этот опытный и мудрый дипломат, одобрительно крякнул, удовлетворенно кивнул и отошел в сторону, чтобы дать возможность другим баронам приветствовать его крестника.
Среди присутствующих нашлось много людей, хорошо знавших и уважавших сира Хьюго и теперь горевших желанием оказать честь его сыну. Некоторым же просто было любопытно взглянуть на рыцаря, покрывшего себя такой славой в битве при Хиттине. И лишь немногие смотрели на Филиппа как на важную персону, имеющую влияние при Иерусалимском дворе, которую можно использовать, переманив на свою сторону, в нескончаемой борьбе за власть.
Филипп отвечал на приветствия со спокойным достоинством, привитым ему годами, проведенными в турецком плену. Он вежливо поклонился маркграфу Конраду Монферратскому, человеку со слащавым длинным лицом оливкового цвета, в котором сквозило что-то кошачье, с белыми женственными руками и мягким голосом, напомнившим Филиппу голос Старца Горы. Конрад очень рассчитывал на поддержку Филиппа. Ему сейчас был жизненно необходим любой человек, способный воспротивиться восстановлению на престоле Иерусалима Ги де Лузиньяна. Филипп прекрасно знал причину дружелюбного поведения Конрада. Он не раз слышал, как сир Хьюго отзывался об этом человеке, и теперь, когда у Филиппа появилась возможность увидеть его своими глазами, он вспомнил едкие замечания отца в его адрес.
Он с удовольствием пожал руку Ги Лузиньянскому, который совсем не изменился – все та же величественная фигура, все тот же звучный голос и неотразимая улыбка, покорившая Филиппа в день его поединка у купальни Силоам.
Но среди присутствующих не было человека, с которым Филипп действительно хотел бы встретиться. Хотя на собрания королевского Иерусалимского двора приглашали всех именитых гостей из Европы, Ричард Английский почему-то не пришел сегодня в цитадель. Как позже узнал Филипп, он еще не совсем оправился после приступа лихорадки.
В то утро Филипп принял активное участие в разгоревшихся на собрании спорах. Слушая выступления ораторов, он чувствовал, как в душе его закипают негодование и гнев. Бароны все еще продолжали борьбу за трон.
Сир Хьюго однажды сказал, что эта борьба началась еще тогда, когда сотню лет назад образовалось королевство Иерусалимское, и появился новый свободный престол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41