Теперь Льок уже не был мальчишкой. Колдуну не пристало шарить в прибрежных кустах. Но вот запасы кончились, а идти к «хозяйкам еды» он боялся. Да и можно разве сравнить вкус свежих яиц с копченой гусятиной, пропитанной прогорклым жиром? И Льок решился. Однако, чтобы его не увидели за этим занятием, он забирался подальше от стойбища, в чащу. Однажды он набрел на такое место, где было очень много яиц. Наевшись вдоволь, он принялся собирать яйца про запас. Вдруг его чуткое ухо уловило какие-то странное потрескивание. Льок насторожился — это не был зверь, приближался человек. Он отступил за кусты: никто из сородичей не должен встретить его здесь, у гнезд.
Шаги были не быстрые — детские, не твердые — мужские, кто-то, тяжело шаркая, волочил ноги. Льок, чуть отогнув ветку, посмотрел. По еле заметной тропе плелась Лисья Лапа.
В лесу уже темнело, и юноша не сразу разглядел, что тащит на плече старая колдунья. А она несла что-то тяжелое, видно было, как старуха сгорбилась сильнее, чем обычно. Всмотревшись, Льок чуть не вскрикнул от удивления. Лисья Лапа несла ребенка. Льок узнал девочку, это была маленькая Птичка, прозванная так за звонкий голосок. «Куда она ее тащит?» — подумал Льок, тихонько пробираясь вдоль кустов за колдуньей.
Лес становился все гуще, ели выше и чернее. Потом пошел бурелом, где любили прятаться рыси. Тут старуха осторожно положила спящего ребенка на опавшую хвою и, что-то невнятное бормоча, побрела назад. Когда колдунья скрылась за деревьями, Льок подошел к девочке. Сердце его дрогнуло от жалости. Скоро ночь, ребенка растерзают звери. За что злая старуха обрекла девочку на гибель? Льок, не раздумывая, поднял маленькое тельце и бережно понес к стойбищу.
Пройдя с полдороги, юноша остановился.
«Если я отнесу Птичку матери, я никогда не узнаю, что замыслила Лисья Лапа, — подумал он. — Но куда же деть девочку?»
Льок вспомнил про заветный островок, тот самый, дорогу к которому знал он один и где на камне у воды было выбито изображение семги. «Отнесу ее к кровавому рту земли, — решил он. — Зверей на островке нет, пищи вдоволь. С девочкой там ничего худого не случится. Посмотрю, что будет».
Исчезновение девочки заметили не сразу. Весной дети всегда кормились яйцами, которые сами же отыскивали в лесу, и засыпали там, где их заставала ночь. Никто не беспокоился о ребятишках. Но когда на третий день девочка не вернулась в землянку, встревоженная мать побежала к «мудрым». Старухи принялись колдовать, но так и не узнали, что случилось с девочкой. А еще через день Лисья Лапа объявила Льока виновником несчастья. Ветер донес до землянки колдуна неистовые крики женщин. Разрисовав лицо и руки охрой, Льок побежал в стойбище. Женщины встретили его угрозами.
— За что ты погубил мою дочь? — крикнула мать девочки.
— Разве твоя дочь погибла?
— Ты убил ее! — вмешалась Лисья Лапа. — Мои духи сказали мне об этом.
«Так вот оно что! — подумал Льок. — Чтобы навредить мне, злая старуха не пожалела и ребенка».
Женщины в ярости подступили к колдуну. Тогда, подняв руки над головой и шевеля раскрашенными пальцами, Льок сам пошел на толпу. Толкая друг друга, женщины отпрянули назад.
— Вы слышали? — громко заговорил Льок. — Духи Лисьей Лапы сказали, что девочка умерла…
— Да, да, да! — захрипела колдунья. — Духи так сказали!
— Мать! — повернулся Льок к женщине. — Лисья Лапа говорит, что твоя дочь мертва. Мои духи знают, что она жива! Кому из нас ты веришь? Женщина заколебалась.
— Мое сердце не знает, кому верить, — прошептала она растерянно. — Не знает…
— Если веришь, — тихо сказал Льок, — что она жива, то скоро прижмешь ее к груди.
— Верю, верю, верю! — зарыдала несчастная. — Верю, что моя дочь жива.
Льок облегченно вздохнул.
— Женщины! — снова заговорил он. — Если я не найду ребенка, пусть падет на меня смерть! Но если девочка жива, пусть погибнет обманувшая вас Лисья лапа.
— Пусть будет так! — хором проговорили женщины.
Этот возглас стал приговором стойбища. Теперь или Льок, или старуха были обречены на смерть.
Чтобы показать, что его духи сильнее, молодой колдун принялся колдовать. Для свершения колдовских обрядов полагалось разводить костер, но Льок и тут изменил древнему обычаю. Вытащив из-за пазухи кухлянки мягкую шапку из шкуры рыси, он надел ее и закружился вокруг главной колдуньи. Лисья Лапа испугалась — такого колдовства она не знала. Стараясь все время быть лицом к Льоку, чтобы предохранить себя от порчи, она завертелась вслед за ним, пока не пошатнулась и не упала. Когда старуха очнулась, колдун приказал ей и матери пропавшей девочки идти с ним к реке, где у берега стоял челнок, выдолбленный из ствола большой осины. Льок направил лодку сначала по реке, потом свернул в речку, вытекавшую из озера.
Сгорбившись, охватив голову тощими руками, сидела старуха на дне лодки. Мысли у нее путались, сердце щемил страх — уж очень уверенно блестели у Льока глаза. Не перехитрил ли мудрую Хозяйку стойбища проклятый мальчишка?
Наконец челнок пристал к островку. Все трое вышли на берег. Льок стал рядом с женщиной и велел ей позвать дочь.
Мать крикнула ребенка. Никто не отозвался. Она повторила свой тихий зов, но ответа не было. Тусклые глаза колдуньи начали оживляться. Она выпрямилась, насколько позволяла старчески согнутая спина, и что-то бормотала.
— Кричи громче, — приказал женщине Льок. — Мои духи зовут вместе с тобой.
Мать закричала снова. Ее крик, молящий и жалобный, словно повис над островком. Из-за дальних деревьев отозвалось эхо. Женщина вздрогнула, а Лисья Лапа развязала ремешок на лбу, и ее девять кос, гремя амулетами, упали на костлявые плечи.
— Слышишь? — торжествующе сказала она Льоку. — Духи леса смеются над твоими духами!
Но Льок вскочил на поросший мхом камень и крикнул сам:
— Иди к нам! Твоя мать зовет тебя!
И вот из глубины островка донесся чуть слышный голосок. Потом вдали раздвинулись кусты, и показалась девочка.
— Дочь моя, дочь! — Женщина бросилась к ребенку.
Увидев девочку, колдунья пошатнулась.
— Обманщица! — крикнула ей счастливая мать. — Не ты ли говорила, что моя дочь погибла? Значит, твоя сила ушла от тебя?
Льок посадил в шаткий челнок мать и ребенка, вскочил сам и оттолкнул лодку от берега. Колдунья осталась на островке.
У стойбища толпа женщин ожидала, чем кончится спор Лисьей Лапы с молодым колдуном.
Льок выпрыгнул из лодки с ребенком на руках. Высоко подняв девочку, он громко проговорил:
— Обманщица, сказавшая, что девочка умерла, осталась на островке у кровавого рта земли. Мои духи сказали: если она покинет его и войдет в стойбище — пропадет весь наш род!
Этим заклинанием Льок обрекал старуху на гибель. Теперь никто из жителей стойбища не посмел бы прийти ей на помощь. В память своей победы над колдуньей Льок высек на Священной скале старуху с пышным лисьим хвостом. Тут же рядом он выбил другой рисунок — мужчина с заячьей головой ведет за руку ребенка. Заячью голову он изобразил, чтобы всем было понятно, кто спас девочку; Льоком — маленьким зайцем — назвала его мать, когда он родился.
ГЛАВА 9
С незапамятных времен каждой весной в Сорокскую губу приходят громадные косяки сельди. Они собираются где-то в просторах Ледовитого океана и, пройдя узкую горловину Белого моря, плывут много дней, чтобы войти в залив и нереститься на мелководье побережья. На всем длинном пути за косяком неотступно следует множество морских животных, птиц и рыб. Врезываясь в косяк, киты, белухи, моржи и тюлени заглатывают медленно движущуюся рыбу. Морские птицы, тучей носясь над косяком, то и дело ныряют с лету и вновь взмывают вверх с серебристой рыбкой в клюве. С глубины за лакомой пищей поднимаются хищные рыбы, среди них и проворная семга, провожающая косяк до самого места нереста, где сельдь так густо облепляет дно прибрежья своей икрой, что вода мутнеет от политых на икринки молок. Здесь отъевшаяся семга покидает сельдь, не выносящую пресной воды, и входит в устье полноводной реки Выг, чтобы нереститься в ее верховьях, у озера, из которого река берет начало. Там, в тихих заводях, среди десятков островков Выгозера, подрастает ее молодь, чтобы затем спуститься в море и через много времени вернуться обратно для нереста.
Семгу не останавливают никакие препятствия, даже гранитная гряда порога Шойрукши, двумя островками перегораживающая течение реки. Стиснутая здесь в узком пространстве, вода кипит и ревет, дробясь о скалы летом и зимой. Мороз не в силах сковать поток, разбивающий в щепы даже бревна. Для людей стойбища ход семги был важным событием. Промысел на нее был легкий, а добыча большая. Заготовленное впрок вяленое мясо этой рыбы кормило стойбище в зимнюю пору; в свежем виде, розовое и жирное, оно было любимым лакомством.
Вот почему каждый год в селении с нетерпением ждали этого времени. Еще задолго до того, как в реке показывались первые рыбы, на Священную скалу выходили мудрые старухи призывать семгу заклинаниями. Но священное место было осквернено Льоком, а Лисья Лапа погибла. У ее помощницы, избранной Главной колдуньей, не было ни мудрости, ни хитрости Лисьей Лапы. Растерялась ли она оттого, что теперь неоткуда призывать семгу, или хотела отомстить молодому колдуну за смерть Хозяйки стойбища, только она объявила, что этой весной по вине Льока семга не придет к порогу Шойрукши. Предсказание старухи испугало женщин стойбища. Еще свежи были в их памяти страшные дни предвесеннего голода, и, хотя все сейчас были сыты, одна мысль о том, что не будет привычного промысла, приводила их в отчаяние, им казалось, что голод снова подкрадывается к селению.
— Чем будем жить? — кричали они. — Погибнем из-за колдуна! Горе нашим детям!
Возвращаясь из леса в землянку, Льок услышал гул голосов, доносившихся сперва издали, потом все ближе и ближе. Он притаился за деревом и увидел, как толпа женщин, что-то кричащих и размахивающих руками, бежит от стойбища к его жилищу. Не смея подойти к жилью колдуна, они остановились поодаль, грозя кулаками и швыряя в землянку камни и палки. Громче всех кричала стоявшая впереди новая Главная колдунья. Из ее выкриков Льок понял, в чем его обвиняют.
«Никак не могут угомониться эти глупые старухи, которых называют мудрыми!» — подумал Льок.
Он достал из мешочка, висевшего у пояса, кусок охры, раскрасил лицо и ладони, и незаметно подкравшись сзади замешался в толпе. Одна из женщин неожиданно увидела шевелящиеся раскрашенные пальцы и страшное лицо неведомо откуда взявшегося колдуна и с визгом метнулась в сторону. Тут его заметили и остальные женщины, с воплями бросились они врассыпную. Льок только собрался направиться к своей землянке, как увидел приближавшегося к нему Кремня. Главный охотник, узнав о предсказании колдуньи, встревожился. В другое время он не стал бы слушать вздорной женской болтовни, но промысел семги был слишком важным для стойбища, да и говорила об этом не простая старуха, а Главная колдунья. Кремень подошел к Льоку и, сумрачно глядя на его раскрашенное лицо, сказал:
— Старшая мудрая говорит, что из-за тебя в этом году не будет семги. Что скажешь?
— Главную колдунью оставил разум. Семга придет, как приходила каждую весну.
Осмелевшие женщины понемногу стали собираться снова. Подошла и Главная колдунья.
— Он лжет! — крикнула она. — Семга боится горбатого Роко на Священной скале. Друга охотников слушаются звери, а рыбам он не хозяин. Женщины опять запричитали, а Кремень нахмурился — может, старуха говорит правду, ведь путь семги лежит мимо скалы.
— Мои духи — верные друзья нашего стойбища, — торжественно проговорил Льок. — Они не допустят несчастья, которое хотят наслать духи Старшей мудрой.
Несколько дней волновалось стойбище. Охотники больше верили Льоку, женщины — Главной колдунье, и спорам не было конца. В ожидании время тянется медленно, скоро всем стало казаться, что пора бы уже начаться лову, а семга все не шла… Главная колдунья ходила торжествующая, молодой колдун забеспокоился: «А вдруг семга не появится, и сородичи поверят старухе?»
Как-то вечером он вышел из землянки и направился в сторону взморья. В лесу, нагретом за длинный жаркий день, было тепло и душно от густого запаха свежей хвои, растопленной смолы, пряно пахнущей листвы, прошлогодней — гниющей на земле, и свежей — ярко-зеленой, пышно распустившейся на деревьях. В прозрачном сумраке белой ночи жизнь не утихала: на ветках и в кустах возились птицы, под прелой листвой шуршали какие-то ночные зверушки. На севере в это время лес не спит. Но вот деревья поредели, и с моря дохнуло солоноватой прохладой.
Вскоре перед Льоком развернулась гладь бухты.
Направо и налево тянулся каменистый берег, зигзагами уходящий в синеющую даль. На горизонте блеснул багровый краешек, потом выкатился шар солнца, сперва красный, а затем ослепительно золотой, от него к Льоку потянулась искрящаяся огоньками дорожка. Начался прилив, усилился шум набегавших на берег волн. Зубчатый берег опоясался белой каймой пены. Льок не спускал глаз с залитой солнцем бухты. Воздух над ней был пустынным. Юноша постоял, выжидая, потом медленно пошел назад. Перед тем как войти в лес, он обернулся и радостно вскрикнул. Вдали в ясном небе будто замелькали хлопья снега — это летели чайки.
Сородичи Льока не добывали сельди — у них не было сетей, они не задумывались, почему каждый год после появления в бухте множества чаек к порогу Шойрукши приходит семга, кормившаяся сельдью. Они просто знали, что это так.
Теперь Льок был спокоен. Вернувшись, он нарочно прошелся по всему стойбищу и всем, кто ему встречался, говорил одно и то же:
— Мои духи борются с духами Главной колдуньи, отгоняющими семгу. Как только мои духи победят, семга заплещется у островка. Глупая старуха думала поссорить Льока со стойбищем, но вышло так, что не Льок, а ее духи оказались врагами селения. Когда ей рассказали о словах колдуна, ее по-старчески выцветшие глаза испуганно заморгали. Только сейчас она поняла, что натворила: появится семга — люди скажут, что Льок защитник сородичей, не будет семги — ее духи окажутся виноватыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31