Уже к вечеру с трудом догребли усталые охотники до берега. Развели костры, на этот раз не пять, а только четыре, и не кругом, а вдоль берега, один подле другого. Охотники нехотя пожевали сушеной гусятины и тотчас повалились спать поближе к дымившим кострам, чтобы не так мучили комары.
Третий день охоты был не лучше первых двух. Ау так и не пришлось взяться за свой гарпун. Охотники искоса поглядывали на Кремня. Видно, очистительный обряд не помог: слишком тяжкий проступок пролить кровь сородича! Зверь, должно быть, потому и ушел из бухты. На совете охотников было решено всем вернуться в лагерь и через день выйти на промысел снова. Не жалея сил, поволокли тяжелые лодки к старице, как будто промысел был уже окончен. Пусть звери думают, что охотники ушли совсем, чтобы больше не возвращаться. В хранилище между скалами сняли промысловые одежды, глиной и водой смыли охру с лица и сумрачные вернулись в свой охотничий лагерь.
Едва начали укладываться спать, как за оградой послышался пронзительный старушечий голос, звавший Кремня. Главный охотник вышел и увидел, что это была новая Главная колдунья.
— Видно, на море удачи вам не было? — спросила старуха.
Кремень рассердился — и тут ему не дают покоя! Он зло махнул рукой, повернувшись, чтобы идти назад.
— Постой, Главный охотник, — зашептала колдунья, — если и вправду не добыли зверя, я скажу тебе, кто виноват. В стойбище нарушен обычай… И она рассказала, что два дня назад мальчонка, сын Искры, молодой женщины, в землянке которой живет Ау, когда кончаются Месяцы охоты, выбежал за полог. Не слушая испуганного зова матери, не смевшей двинуться с места, он все утро на зависть другим ребятишкам носился по стойбищу, забавляясь тем, что никто его не ловит.
Велев старухе созвать женщин с детьми к Священной скале, Кремень вернулся в лагерь.
— Идемте все к порогу Шойрукши, — пряча в бороду торжествующую усмешку, сказал он охотникам. — Вы узнаете, кто виновен, что зверь ушел из залива.
Скоро все собрались на двух островках у скалы. В светлом сумраке северной летней ночи лица и мужчин и женщин казались совсем белыми, а вода порога черной. Было очень тихо, никто не смел сказать ни слова. Тягостное предчувствие беды нависло над людьми.
Кремень знаком подозвал к себе Тибу и вполголоса что-то ему приказал. Посланный перешел на островок, где стояли женщины, и тотчас вернулся, ведя за руку Као. Мальчик с любопытством озирался кругом. Льок, стоявший на скале, заметил, как заволновался Ау, когда Тибу подвел ребенка к Главному охотнику. Ау метнулся было к скале, видно, хотел искать защиты у своего друга, колдуна, потом подбежал к старому Нюку и что-то горячо зашептал ему, но тот только покачал головой.
Из толпы женщин раздались рыдания Искры. Кремень поднял с земли и поднес к порогу Као, очень довольного, что его взял на руки сам Главный охотник.
Ау бросился навстречу, пытаясь преградить дорогу Кремню. Но старик, высоко подняв ребенка над головой, громко сказал:
— Он виноват и будет наказан. Как ты смеешь восставать против обычаев рода?!
Бэй схватил Ау за плечи и оттащил друга в сторону, — тому за ослушание на священном месте грозила такая же страшная кара. Кремень спокойно подошел к самому краю скалы, держа в вытянутых руках испуганного мальчика. Все замерли. Даже рыдания Искры на миг прервались.
Стараясь перекричать рев воды, старик воскликнул:
— Возьми, Хозяин порога, ослушника, а нам пошли счастье на промысле!
Расправа с виновным была окончена. Молча потянулись охотники к своему лагерю. Позади всех брел Ау, пошатываясь от горя. Двинулись к стойбищу и женщины, крепко прижимая к себе испуганных ребятишек. Старухи силой увели молодую мать.
ГЛАВА 14
Снова у старого русла реки молча суетились люди. Одни волокли к морскому берегу тяжелые ладьи, подкатывая под них катки. Другие тащили из потайных мест мачты, весла и паруса, сшитые из нескольких кож. Со стороны казалось, будто охотники за этот год впервые выходили в море. Какой бы морской зверь догадался, что это те самые люди, которые всего день назад бороздили морские воды! Тогда лица охотников были размалеваны совсем по-другому.
В это утро свежий ветер дул с юго-запада. На ладьях подняли паруса, и выйдя из Сорокской губы, поплыли вдоль морского берега на север. Лодки опять разошлись большим полукругом, вперед вырвались легкие челны, шедшие по бокам, в середине плыла ладья Главного охотника, позади — ладья Ау. Хотя Кремень казался, как всегда, невозмутимым, но от зоркого глаза Льока не укрылось, что старик сильно обеспокоен.
Пора морского промысла коротка. Если сейчас не запастись мясом и жиром морского зверя, еще задолго до весны стойбище начнет голодать. Старика тяготило также опасение, что его слава, слава не знающего неудач охотника, теперь поколеблена среди сородичей. В неудаче промысла первых дней он не виноват, но, чтобы вернуть былое доверие, ему следовало самому добыть крупного зверя.
В полдень ветер улегся, и поневоле гребцы взялись за тяжелые весла.
Медленно двигались лодки по стихающим волнам.
Уже в четвертый раз сменились гребцы у весел, когда вдалеке на востоке среди волн вдруг забелели спины трех белух. Кремень даже прижался грудью к носу ладьи, словно этим можно было ускорить ее ход, а гребцы налегли, не щадя своих сил, на весла.
Ладья Главного охотника отделилась от полукруга лодок и стала приближаться к стаду спокойно игравших животных. Вырвалась вперед и вторая лодка. Старшим на ней был Ау. Напрягая все мышцы, словно готовясь к прыжку, он поднял свой гарпун.
Белухи по-прежнему перекатывались среди волн.
Обе лодки понеслись рядом, потом лодка Ау чуть выдвинулась вперед. Кремень заскрежетал зубами от ярости. О меткой руке и верном глазе молодого охотника уже давно говорили в стойбище, а теперь в руках у него такое замечательное оружие! Если он, Кремень, из-за кривобокого наконечника промахнется, а молодой попадет в зверя, позор ляжет на его старую голову.
Вот лодка Ау опередила ладью Главного охотника. Упираясь правым коленом в борт и слегка наклонившись вперед, Ау занес руку с гарпуном, готовясь послать его в налитую салом белую спину животного. Не говоря ни слова, Кремень торопливо сделал знак гребцам своей лодки. Гребцы послушно задержали правые весла в воде и сильно загребли левыми. Лодка круто повернула, нос ее устремился наперерез ладье Ау. Гребцы той ладьи, увидев грозящую беду, попытались изменить ход лодки. Но было поздно, и лодки столкнулись. От неожиданного удара Ау пошатнулся, Кремень в это время быстро метнул свой гарпун. Однако сильный толчок лодки о лодку лишил его руку верности. Гарпун не вонзился в спину белухи, а только царапнул ее. Белуха нырнула в воду. Почуяв неладное, остальные белухи тоже стремительно скрылись под волнами.
Напрасно продолжали бороздить воду ладьи охотников. Море оставалось пустынным. В этот день больше не встретился ни один зверь. Перед вечером задул ветер. Срывая пену с гребней волн, налетел порыв, за ним другой, третий. Темная синева быстро наползла с моря. Начинался шторм. Ладьи охотников подхватило ветром и понесло к берегу. По счастью, ветер пригнал лодки в бухточку, где за мысом волны не так свирепо бились о камни.
Когда промокшие и усталые охотники сели вокруг разведенного костра, старый Нюк сказал:
— Гневаются на нас духи.
— Гневаются! — сказал гребец с лодки Главного охотника и искоса глянул на Кремня.
И другие охотники в упор посмотрели на старика, ожидая, что он скажет в свое оправдание. Но Кремень молчал. Что было ответить тому, кто дважды за этот промысел провинился перед сородичами?
Буря не утихала. Настала ночь, такая же ненастная, как вечер. Охотники помоложе стали укладываться спать. Двое из них, подогадливее, раньше других растянулись на земле, головами друг к другу. Остальные легли поперек, положив на этих хитрецов свои головы. Кому-кому, а тем стало тепло. Льок с завистью смотрел на молодых охотников. По обычаю колдуну полагалось спать отдельно от всех. Он отошел в сторону, подрыл вылезавшие из песка корни старой ели, натаскал в эту нору мха и залег туда, точно медведь в берлогу.
Старики остались сидеть у костра, подбрасывая хворост в огонь и то и дело уклоняясь от жалящих искр и клубов едкого дыма, мечущихся под порывами ветра. Они долго что-то обсуждали вполголоса и задремали только перед рассветом.
К утру ветер утих, и вздыбленные волны начали успокаиваться. Разбудили спящих. По обычаю засыпали чуть тлеющий костер прибрежным песком. Неизвестно, где застанет охотников будущая ночь, поэтому нельзя оставить в пепле ни одной искры. Вдруг явится какой-нибудь чужеродный и заставит огонь их рода служить себе.
Когда Льок вылез из-под корней ели и, щурясь от солнца, подошел к охотникам, Кремень громко выкрикнул:
— Слушайте, сородичи! — потом, повернувшись в Льоку, спросил: — Скажи, колдун, велят ли твои духи дать морю сладкого мяса? Верно, без этого не будет нам удачи.
Льок не понял, о чем говорит Кремень.
«Сладкого мяса… Что же это такое? Может, и вправду, если дать морю сладкого мяса, оно пошлет добычу?..» — раздумывал он. Льок хотел было раскрыть рот и ответить: «Да, велят», но, увидев тревогу на лицах своих братьев и Ау, понял, что ему грозит какая-то беда.
— Так что же говорят твои духи? — нетерпеливо спросил старик у молодого колдуна. — Почему бы не дать морю сладкого мяса?
— Подожди, духи еще не ответили мне, — сказал Льок.
И тут ему вспомнился давний рассказ матери о страшном духе, который живьем глотал людей и называл их «сладким мясом». Так вот что задумал старик!
— Нет! — медленно и громко сказал Льок. — Мои духи не велят давать морю сладкого мяса!
У Кремня перекосилось от злости лицо. Разгадав его замысел, Льок решил отомстить старику. Он поднял руку и заговорил снова:
— Мои духи сказали другое: «Мы сердиты на Кремня. Он любит себя больше, чем свой род. Мы не будем помогать ему. Пусть он уйдет! Пусть Главным охотником на море будет Ау. Ему мы пошлем большую добычу!»
— Меня ли ты смеешь изгонять?! — загремел Кремень, наступая на юношу.
Но старший брат Льока заслонил его собой.
— Разве ты можешь отменять волю духов? — крикнул он Главному охотнику. — Не от них ли зависит наша удача?
— Уж не забыл ли ты, Главный охотник, древний обычай? — с гневом заговорил старый Нюк. — Провинившийся перед родом должен отойти в сторону, пока духи не перестанут сердиться. Иди в селение и жди конца промысла! Так ли сказал я, сородичи?
— Да будет так! — разом ответили охотники.
Кремень опустил голову. Слова, повторенные всеми охотниками, становились приговором. Главный охотник подошел к гарпунам, сложенным на берегу, и взял свой гарпун. Полагалось отдать его тому, кто оставался главным на промысле. Но Кремень не смог сдержать себя, он не протянул Ау гарпун, а с такой силой бросил его о камень, что не только костяной наконечник разлетелся на куски, но переломилось пополам и крепкое древко. Потом, не глядя ни на кого, Кремень, сгорбленный и словно одряхлевший, нетвердой поступью медленно направился к лесу. Очень долгой была жизнь старика, но на его памяти никогда еще не изгоняли Главного охотника с промысла… Даже для самого младшего, только что посвященного, не было большего позора, как уход в дни промысла домой.
Охотники начали готовиться к выходу в море. Пока гребцы сталкивали тяжелые лодки в воду, Льок, заметив, что лицо Ау помрачнело, подошел к нему и тихонько спросил:
— Разве ты не рад, что стал Главным на промысле?
— Кремень никогда не забудет этого, он сумеет погубить меня.
— Скажи, Ау, — спросил Льок, — а меня он хотел сегодня погубить?
— Духи спасли тебя, — чуть слышным шепотом ответил Ау. — Прошлым летом так погиб старый колдун. Он долго боролся с волнами, наши лодки ушли далеко, а мы все еще слышали его крики. Но духи послали нам в тот день двух тюленей, — старики говорили, что их приманило «сладкое мясо»… А я думаю, мы и так бы убили этих тюленей.
Пора было садиться в ладьи. Ау, а вслед за ним и Льок прыгнули в лодку Главного охотника.
Буря нагнала к берегу множество мелкой рыбы, лакомой пищи китов. Едва только охотники выбрались из бухточки в море, они заметили вдали четыре серебристые струи, нет-нет да взлетавшие над поверхностью воды. Это были киты! Охотники не осмеливались даже мечтать о такой добыче. Их неуклюжим ладьям и при попутном ветре не догнать быстро плывущего кита. Но на этот раз счастье улыбнулось охотникам. Киты плыли к ладьям. Четыре горы жира и мяса приближались. Подойдут ли киты так близко, чтобы брошенный гарпун не пролетел мимо? Не скроются ли под водой, когда поравняются с ладьями? Каждый охотник молил духов подогнать китов поближе, и каждый страшился этого. Одно движение хвоста могучего зверя могло потопить их ладью, волна, поднятая огромным телом, могла перевернуть ее. Льок увидел, что справа неслось что-то огромное, черное, взметнулся громадный хвост, подняв целый столб пены и брызг, потом волна завилась широкой и глубокой воронкой — кит ушел под воду.
«Мимо!» — едва не выкрикнул Льок. «Мимо, мимо! — думали охотники. — Такая добыча потеряна! А сколько ям можно было бы набить жиром и мясом этого кита!»
Но люди ошиблись. Вблизи ладьи Ау опять забурлила вода, и среди кипящей пены и волн всплыла иссиня-черная, блестевшая на солнце спина морского великана. Ау метнул гарпун как раз в тот миг, когда это надо было сделать, — орудие не скользнуло по гладкой коже, а врезалось в спину кита с такой силой, что древко выскочило из втулки.
Привязанный к гарпуну длинный ремень, свернутый кольцами на дне лодки, повинуясь точному движению трех гребцов, вывалился за борт вместе с мешком из тюленьей кожи, туго надутым воздухом. Счастье продолжало сопутствовать людям. Раненый кит с разгона пронесся мимо их ладьи. Он бил хвостом, вздымая высокие волны. Следуя за мечущимся зверем, далеко в стороне плясала по гребням надутая пузырем шкура.
Куда он понесется? Если в море, то прощай удача! Если на берег, то все люди стойбища будут сыты много-много десятков дней!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31