он вхож в любое общество. Будучи дворянином и служа при принце Конти, он в Тампле, как в безопасном убежище, может все сделать и сделает!
— Морлиер должен служить мне. Вскоре мы поужинаем с ним.
— В маленьком домике в Пасси?
— Да.
— Я дам ему знать.
— Виконт, вы знаете Бриссо?
— Кто же ее не знает!
— С этой минуты вы должны надзирать за этой дамой, и мне необходимо знать абсолютно все, что она будет делать, говорить и даже думать.
— Это не составит труда.
— Каждый вечер вы лично должны подавать мне донесение.
— Будут еще какие-нибудь распоряжения?
— В скором времени король охотится в лесу Сенар, вы поедете с двором?
— Несомненно.
— Пошлите в Кенси человека, который знал бы, где вас найти в любое время.
— Хорошо.
— Вам нужны деньги?
— Нет. У меня осталось еще более тысячи луидоров.
— Отлично, любезный виконт! Бриссо вернется домой через десять минут.
— Я начну действовать…
— Подождите.
Петушиный Рыцарь взял лист бумаги, перо и чернила и начал что-то быстро писать, потом, запечатав письмо тремя печатями с трех перстней, которые носил на безымянном пальце левой руки, передал это письмо Хохлатому Петуху.
— Прочтите это письмо завтра утром, — сказал он, — если, читая его, вы испытаете хотя бы малейшую нерешительность, вложите письмо в конверт, запечатайте черным сургучом и велите отдать Леонарде. Вы поняли меня?
— Несомненно.
— Если, напротив, вы колебаться не будете и почувствуете в себе душевный подъем, сделайте то, что предписывает это письмо.
Хохлатый Петух повернулся к выходу.
— И еще, — продолжал Рыцарь, — у вас есть тайны, которых у многих нет. Если меня убьют или если я умру естественной смертью, полностью доверьтесь тому, кто был сейчас здесь со мной, чьего лица вы никогда не видели. Повинуйтесь ему, потому что инструкции, которые он будет давать, он получит от меня. Теперь прощайте.
Виконт поклонился и, положив письмо в карман, вышел.
XXVIII
Черный Петух
Едва Хохлатый Петух вышел из комнаты, как Петушиный Рыцарь подошел к занавеске и отодвинул ее. Эта занавеска скрывала маленькую дверь, которая была открыта, и В, все еще в маске, стоял на пороге.
— Вы все слышали?
В подошел и, схватив обе руки Петушиного Рыцаря, горячо пожал их.
— Я не перестаю восхищаться вами, — сказал он. В эту минуту раздалось пение петуха.
— Это Зеленая Голова, — воскликнул В. — Наконец-то мы все узнаем.
Второе «кукареку» раздалось уже ближе, Петушиный Рыцарь покачал головой.
— Зеленая Голова кричит не так! — сказал он.
— Вы уверены?
Леонарда отворила дверь и сказала:
— Черный Петух хочет поговорить с начальником.
— Пусть войдет, — распорядился Рыцарь.
— Разве Черный Петух уходил? — удивился В.
— Да, я дал ему поручение.
Тяжелые шаги раздались на ступенях лестницы. Черный Петух, темный с головы до ног, появился на пороге.
— Что ты узнал? — живо спросил Петушиный Рыцарь.
— Зеленая Голова убит! — ответил Черный Петух.
— Как убит?! — воскликнул В.
— Где и как он погиб? — спросил Рыцарь.
— Он лежит на мостовой перед угловым домом на пересечении улиц Корделье и Готфейль. На шее у него красный шнурок. Он удавлен — вот что я узнал.
— Давно он погиб? — спросил В.
— Не думаю: он был уже холоден, но тело еще не совсем окоченело.
— Что ты предпринял?
— Ничего! Убедившись в его смерти, я вернулся за приказаниями.
— Ты никому не говорил о случившемся?
— Ни слова.
— Веди нас туда.
Черный Петух направился к двери. Петушиный Рыцарь быстрым движением руки пригласил В следовать за ним. Все трое спустились с лестницы и, прихватив фонарь, вышли из дома.
XXIX
Погибший
Черный Петух шел впереди и, наконец, остановился.
— Вот смотрите, — сказал он, протягивая руку и указывая пальцем на неопределенное пятно, едва различимое в темноте.
Петушиный Рыцарь и В подошли и склонились.
— Это Зеленая Голова, — сказал Петушиный Рыцарь, осветив фонарем лицо человека, лежащего перед тумбой.
— Он умер, — сказал В, потрогав труп в области сердца и запястья, — не более двух часов назад.
Петушиный Рыцарь, поставив фонарь на землю, приподнял голову погибшего, чтобы рассмотреть шнур на шее. Этот шнур, очень тонкий, похожий на те, что употребляют на Востоке палачи, был из красного шелка. Он дважды обвивал шею и вместо обыкновенной петли на конце имел нечто вроде витой кисти, закрепленной медным зажимом с пружиной.
Лицо было безобразно, черты страшно искажены: глаза вытаращены, рот полуоткрыт, зубы сжаты, кровавая пена еще виднелась на губах. Шея посинела от внутреннего кровоизлияния.
Внимательно осмотрев труп, В подозвал Черного Петуха и вместе с ним начал обыскивать карманы Зеленой Головы.
— Все карманы пусты: бумаги, бывшие у него, исчезли, — сказал он, закончив осмотр.
Петушиный Рыцарь и В переглянулись. Первый взял фонарь и очень внимательно осмотрел мостовую вокруг трупа. Вдруг он наклонился и поднял бумажку, сложенную вчетверо, быстро развернув, он пробежал ее глазами.
— О! — произнес он со странным выражением, затем после минутного молчания обратился к Черному Петуху и приказал: — Унеси труп в дом на Кладбищенской улице и спрячь в нижнем этаже. Идем! — обратился он к В.

Часть вторая
ФАВОРИТКА КОРОЛЯ
I
Путь в Брюноа
Утром 23 февраля 1745 года — то есть спустя недели три после происшествий, описанных в первой части, — щегольская карета со светло-зеленым кузовом и обитыми серебром колесами, запряженная четверкой лошадей, ехала по городку Боасси-Сен-Леже.
На дверцах кареты красовался герб — два мощных кабаньих клыка.
На шеях лошадей позвякивали колокольчики. В их гривы были вплетены шелковые ленты изумрудного цвета, а в хвостах красовались банты такого же оттенка. Два форейтора в бархатных зеленых камзолах с серебряной тесьмой и в треугольных шляпах, украшенных кокардами из белых лент, управляли лошадьми. Два лакея в зеленых с серебром ливреях сидели сзади.
В карете ехали два человека, которые, небрежно развалившись на подушках, любовались великолепным пейзажем.
Была зима, но вот уже две недели стояла хорошая погода. Солнце ярко светило, небо было безоблачно, холод не особо силен. Путешественниками в щегольских охотничьих костюмах были герцог де Ришелье и маркиз де Креки. В этот день должна была состояться королевская охота в лесу Сенар, и герцог с маркизом ехали на место сбора, назначенное смотрителем лесных угодий. Дорогой они разговаривали, смеялись, обменивались придворными анекдотами, которые Ришелье знал в изобилии. Креки больше слушал, чем говорил.
Карета ехала мимо парка Брюноа и великолепного замка, величественно возвышавшегося, блистая позолоченными кровлями. Двадцатью годами позже безумная расточительность маркиза де Монмортеля сделает этот замок знаменитым.
— Ей-богу, — сказал Ришелье, смеясь, — король, сделав маркизом Париса де Монмортеля, должен был бы дать ему герб, изображающий золотое поле, заваленное мешками!
— Парис сослужил хорошую службу, — сказал Креки с притворной серьезностью.
— Хорошую службу! — повторил Ришелье. — Кому же?
— Самому себе.
— Отлично сказано!
— Утверждают, любезный герцог, что этот главный банкир имеет в своей личной кассе более двадцати миллионов.
— Так и есть, маркиз. Этот банкир имеет такое влияние, что сам назначает контролеров.
Вдруг Ришелье, схватив шелковый шнурок, висевший у переднего стекла, дернул его и закричал:
— Не сюда! Не сюда!
Карета, которая должна была свернуть направо, к месту сбора охоты, вдруг остановилась. К дверце подошел лакей, почтительно держа в руках шляпу.
— Налево, по дороге в Шуази, — сказал герцог. Лакей передал это приказание форейторам, и карета быстро покатилась в новом направлении.
— Но мы не туда едем! — с удивлением воскликнул Креки.
— Да, но мы успеем, — отвечал Ришелье. — Охота назначена в два часа, а теперь который час?
Креки посмотрел на часы.
— Десять.
— У нас в запасе целых четыре часа!
— И что же мы будем делать все это время?
— Сначала совершим очаровательную прогулку, а потом превосходно позавтракаем.
— Где же мы будем завтракать?
— В великолепном замке!
— Кто в нем живет?
— Царица грации, красоты и любви.
— Черт побери, любезный герцог! — вскричал Креки, теребя кружева жабо. — Я не сожалею, что встал так рано и выехал по вашему совету натощак.
— Я вам говорил, что будете меня благодарить.
— Мы едем в Шуази?
— Нет, к лесу в окрестностях Шуази.
— Что же там за замок?
— Этиоль.
— Мы едем к племяннице Турншера?
— Именно. Мы будем завтракать, если только это вам угодно, любезный маркиз, у жены Нормана д'Этиоля, помощника главного откупщика.
Креки посмотрел на Ришелье, потом расхохотался и пожал ему руку.
— Прекрасно, — сказал он, — меня уверяли, что мадам д'Этиоль очаровательна! Но зачем вы меня везете туда?
— Чтобы не ехать в одиночестве.
Креки вытаращил глаза.
— Если это загадка, мне не по силам ее отгадать, — сказал он.
— Разгадка состоит в том, что я не могу принять вашей благодарности.
— Отчего?
Ришелье раскрыл табакерку — истинное произведение искусства, запустил в нее свои тонкие пальцы и, медленно нюхая ароматический табак, сказал, стряхивая его крошки с жабо:
— Вы знаете мадам Норман д'Этиоль…
— По имени — немножко, по слухам — очень много, внешне — вовсе не знаю.
— Ну, мой друг, мадам Норман д'Этиоль очаровательная молодая женщина, исполненная грации, красоты, остроумия и даже талантов: она играет на лютне и клавесине, поет, танцует, как балерина, очень хорошо рисует карандашом и масляными красками и, наконец, декламирует не хуже Дюмениль.
— Черт побери! Да ваша мадам д'Этиоль просто совершенство! Я влюблюсь в нее до безумия: прелестная, грациозная, остроумная, танцовщица, певица, драматическая актриса, музыкантша…
— Словом, приманка для короля!
Ришелье улыбнулся и лукаво посмотрел на своего спутника. Маркиз хотел что-то сказать, но форейторы еще громче защелкали хлыстами, и вихрь пыли поднялся впереди, справа от кареты.
— Держи левее, дурак, и дай проехать! — закричал громкий голос.
Хлысты защелкали сильнее, раздались крики, и голос, только что кричавший, продолжил:
— Служба короля!
Креки, наклонившись вперед, высунул голову в окно кареты. Впереди стояла большая наемная карета, запряженная двумя большими лошадьми, которая занимала почти всю ширину дороги; кучеру этой кареты форейторы маркиза де Креки и приказывали посторониться и пропустить их экипаж.
В ту аристократическую эпоху проехать по узкому месту дороги первым было делом крайней важности. Знатные люди с этой целью нередко останавливали и даже опрокидывали кареты низших по званию. Наемной карете грозила опасность, потому что форейторы решили проехать во что бы то ни стало. И, если бы экипаж маркиза де Креки ринулся вперед со своей четверкой, то карета неминуемо опрокинулась бы в реку.
II
Красавица
— Боже! Да вы нас сбросите в реку! — закричал жалобный голос.
И в окне наемной кареты показалось круглое, румяное лицо с двойным подбородком. Маркиз де Креки весело расхохотался.
— Аббат де Берни! — воскликнул он.
— Берни! — повторил Ришелье, выглядывая, в свою очередь.
— Маркиз де Креки! — воскликнул аббат, протянув руки. — Неужели вы хотите нас угробить?
— Сохрани Бог, любезный аббат, вы слишком интересный собеседник, и притом мадемуазель Госсен мне не простит этого. Однако, любезный аббат, мы должны проехать.
— Я ужасно боюсь этой кареты, которая скрежещет, как старое железо.
— Садитесь в нашу карету, а потом эту можно будет столкнуть в реку.
— С удовольствием, — ответил аббат, и лицо его засияло.
Лакеи соскочили на землю, один отворил дверцу наемной кареты, и аббат вышел, другой лакей опустил подножку кареты маркиза де Креки.
— Но я не один, — сказал аббат де Берни.
— А-а! — заметил Ришелье. — С вами в карете дама?
— Мужчина.
— Кто же это?
— Вольтер.
— Пусть и он перейдет в нашу карету, пригласите его.
Ришелье насмешливо улыбнулся:
— Разве вы не знаете Вольтера?
— Знаю, — отвечал Креки.
— Значит, вы должны знать, что если вы его попросите через аббата, то он не придет.
— Почему?
— Потому что его надо пригласить иначе.
Ришелье сделал знак рукой лакею.
— Идите и передайте от нас месье де Вольтеру, что мы просим его оказать нам честь пересесть в нашу карету.
Лакей поклонился и со шляпой в руке подошел к дверцам наемной кареты; через несколько минут высокий, худощавый человек, одетый без щегольства, медленно вышел из наемной кареты.
Это был Мари Франсуа Аруэ де Вольтер. Ему исполнилось в ту пору пятьдесят лет, и он находился даже не во всем блеске даже славы — слава, в полном значении этого слова, пришла к нему много лет спустя, — а в центре блистательных и шумных обсуждений его персоны.
— Садитесь же, любезный Аруэ, — сказал Ришелье, дружески кланяясь великому писателю.
Вольтер сел в карету, и дверца немедленно закрылась. В это время кучер наемной кареты слез с козел и, взяв лошадей под уздцы, свел их с дороги. Блестящий экипаж маркиза быстро покатил дальше.
— Теперь, господа, скажите нам, — начал де Креки, — куда вы желаете, чтобы мы вас отвезли?
— Мы не допустим, чтобы вы ради нас свернули с дороги, — ответил Вольтер.
— Куда же вы ехали? — полюбопытствовал Ришелье.
— В Этиоль! — ответил аббат де Берни.
— Надо же! И мы тоже туда едем.
— Разве вы знаете мадам д'Этиоль? — спросил Ришелье Вольтера.
— Я ее знал, когда она была мадемуазель Пуассон.
— Пуассон! Пуассон! — повторил Креки. — Какой-то Пуассон, помнится, чуть ли не был повешен за злоупотребления.
— Он ее отец, — сказал Вольтер.
— И кто-то спас его в Гамбурге, — заметил Ришелье.
— Это был Турншер.
— А потом кто-то выхлопотал ему прощение.
— Опять же Турншер!
— Турншер! Турншер! — повторил Креки, смеясь. — Стало быть, он покровитель семейства Пуассон?
— Он так богат, что мог бы быть благодетелем всего человечества, — сказал Берни, — у него миллионов двадцать.
— Что он еще сделал для семейства Пуассон?
— Он совершенно освободил Пуассона, — отвечал Вольтер, — от неприятностей, от скуки, от горестей и от беспокойств отцовской любви, занимаясь его дочерью, хорошенькой Антуанеттой, воспитание которой взял на себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61