Он нес большую запечатанную бумагу.
— От его преосвященства, — сказал он.
На конверте значилось: «Господину де Гито, королевскому коменданту Шатле.»
Господин де Гито сломал печать, развернул бумагу, взглянул на нее и упал на стул.
На бумаге было написано следующее:
«Приказываю королевскому коменданту Шатле на рассвете казнить через повешение капитана Мака.
Ришелье»
— Тише! — шепнул дон Фелипе, внимательно наблюдавший за этой сценой. — Вот моя сестра!
Капитан Мак действительно подвел к ее месту улыбающуюся донью Манчу. Господин де Гито быстрым движением сунул в карман смертный приговор.
Глава 19. Помешанный на своей чести
Тем временем бал продолжался. Дон Фелипе наклонился к господину де Гито и сказал:
— Хотите, я дам вам хороший совет?
Бедный комендант поднял голову и уставился на дона Фелипе остановившимся взглядом. На секунду ему показалось, что испанец хочет подсказать ему способ спасти Мака.
— Говорите, — ответил он.
— Вы устроили великолепный бал!
— Плевать я хотел на этот бал…
— Женщины — очаровательны, кавалеры — само совершенство; все смеются, развлекаются; веселье и всеобщее воодушевление просто удивительные; было бы жаль все испортить.
— Что вы хотите сказать?
— Пусть ваши гости радуются, дорогой комендант; им совершенно не нужно знать, что этот красивый капитан через несколько часов должен будет поплатиться жизнью за преступление, которое состоит в том, что он не понравился кардиналу.
— Или вам, — резко прервал его господин де Гито и посмотрел на дона Фелипе с высокомерным презрением.
— Или мне, — спокойно подтвердил дон Фелипе.
Потом, понизив голос, он добавил:
— Допустим, что у капитана Мака есть только один враг, и этот враг — я, дорогой комендант. Согласитесь, что это могущественный враг.
Господин де Гито вздрогнул от гнева:
— А если я пойду к королю? — спросил он.
— Король еще вчера вечером уехал в Сен-Жермен. На рассвете он отправится на охоту на оленя.
— Что же, тогда я пойду к кардиналу!
Дон Фелипе бросил на него насмешливый взгляд, один из тех взглядов, которые всегда приводят в замешательство таких прямых и цельных людей как господин де Гито.
— Если вам угодно, — сказал дон Фелипе, — ставить на кон свою должность королевского коменданта, — воля ваша. Я же могу вам подтвердить только, что, пока вы ходите к господину кардиналу, ваш лейтенант Вильро, являющийся в ваше отсутствие полным хозяином в Шатле, не возьмет на себя смелость отсрочить казнь капитана.
Господин де Гито подавленно вздохнул. Спокойные и насмешливые доводы дона Фелипе его невольно убедили; он чувствовал себя так, как если бы он попал в клетку из прочнейшей стальной проволоки.
Дон Фелипе проговорил:
— Еще одно слово, дорогой господин комендант, и я возвращаю вас гостям.
Господин де Гито не ответил, и дон Фелипе продолжал:
— Вы же знаете женщин, у них в голове всегда ветер гуляет. У моей сестры нрав просто взрывчатый: она вполне способна принять в вашем дорогом капитане самое горячее Участие… У нее, как все знают, есть некоторое влияние… Король ее очень любит… И она вам скажет: «Я бегу к королю!»
— Вы думаете, она так скажет?! — воскликнул господин де Гито, и в глазах его блеснул луч надежды.
— И это скажет, и много чего еще. Ведь женщины думают, что перед ними ничто и никто не устоит. Но посмотрим, что из этого выйдет… Сначала король соглашается на все, что у него просят. Потом возвращается господин кардинал, и король отменяет приказы, которые только что отдал. Только господин кардинал еще никогда не простил того, кто осмелился ему противиться, и я искренне предлагаю вам, господин комендант, задуматься серьезно над моими последними предупреждениями.
Проговорив это, дон Фелипе повернулся на каблуках, взял под руку Пюилорана, поклонился господину де Гито с самым насмешливым видом и скрылся среди гостей. Внезапно он увидел лейтенанта Вильро и сделал ему знак подойти. Вильро повиновался.
— Дорогой лейтенант, — сказал ему дон Фелипе, — вам известно, что на рассвете в Шатле состоится повешение?
— Я об этом подозревал, — ответил Вильро.
— Сколько времени потребуется, чтобы соорудить виселицу и предупредить сеньора города Парижа?
— Самое большее три часа.
Дон Фелипе вытащил часы.
— Сейчас два часа ночи, — сказал он. — Прошу вас принять необходимые меры.
Лейтенант поклонился, как человек, не привыкший обсуждать приказы вышестоящих.
И дон Фелипе отправился танцевать. Господин де Пюилоран танцевал в соседней паре.
А в это время господин де Гито, ничего не видя и не слыша, бледный, с выкатившимися глазами, продолжал сидеть на том же месте. В душе его бушевала буря.
— В какое время мы живем! — шептал он. — Король, который не царствует… Кардинал, который царствует… Интриганы добиваются смертных приговоров… и нет никакого способа им воспротивиться!
Скрипки действовали доброму коменданту на нервы, а огни больших свечей казались погребальными факелами. Обхватив голову руками, он бормотал:
— Нет, я так не могу, я этого не сделаю!
В эту минуту к нему подошел Вильро.
Вильро был человеком ограниченным, но честолюбивым, и где-то в отдаленном будущем перед ним маячила должность коменданта. Господин де Гито давно об этом догадывался. Вильро был хозяином в Шатле в гораздо большей степени, чем господин де Гито. Господина де Гито любили, а лейтенанта боялись, потому что считали, справедливо или нет, что он втайне поддерживает весьма тесные отношения с людьми кардинала.
И все же, увидев Вильро, стоявшего перед ним, господин де Гито на минуту понадеялся на него.
— Вильро, — сказал он, — вы — мой подчиненный.
Лейтенант поклонился.
— Вы обязаны выполнять мои приказы.
— Безусловно, монсеньор.
— Я сейчас покину бал.
— И дальше? — осведомился Вильро.
— Я сажусь в карету и со всей возможной скоростью еду в Сен-Жермен.
Лейтенант сохранял на лице полную бесстрастность.
— Я добьюсь аудиенции у короля и спасу жизнь невинному человеку. Вы должны дать мне клятву.
— Слушаю вас, монсеньор.
— В мое отсутствие вы меня замените. И без вашего приказа ничто здесь не может произойти.
— Так всегда и было.
— Так вот, вы должны мне честью и жизнью поклясться…
— В чем? — холодно спросил лейтенант.
— В том, что капитан Мак будет жив.
На лице Вильро не дрогнул ни один мускул.
— Монсеньор, — сказал он, — у меня четверо детей…
— Ну и что?
— И я дорожу жизнью… Пусть ваша милость подумает вот о чем…
— О чем же?
— В отсутствие коменданта лейтенант становится комендантом Шатле.
— Ну и?..
— И если в ваше отсутствие господин кардинал пришлет приказ немедленно повесить капитана Мака?
— Вы ослушаетесь!
— Нет, монсеньор… Я дорожу жизнью… Ведь у меня четверо детей!
На лице господина де Гито появилось выражение отчаяния.
— О, этот человек, этот человек! — произнес он, намекая на дона Фелипе. — Он всем сумел внушить непреодолимый страх!
— Монсеньор, — сказал лейтенант, — я думаю, что пора предупредить сеньора города Парижа и отдать распоряжение соорудить виселицу.
И Вильро ушел.
Господин де Гито вскочил и хотел бежать за ним, как вдруг его остановила чья-то сильная рука, и молодой, веселый и жизнерадостный голос воскликнул:
— Черт побери, господин комендант, сроду я еще так не веселился!
Господин де Гито застыл на месте, оказавшись лицом к лицу с капитаном Маком.
Капитан был в прекрасном настроении; он весь раскраснелся от удовольствия, и его радостное лицо составляло разительный контраст со смертельно бледным лицом господина де Гито.
— Он! — прошептал господин де Гито.
Он отступил еще на шаг; по его виду можно было подумать, что умереть предстоит ему… Но Мак ничего не заметил. Он был так счастлив!
Бал, свечи, звук скрипок, а, может быть, и нежные прикосновения Сары, с которой он много танцевал, совершенно опьянили его. Сердце его было переполнено.
В эту минуту он, наверное, не согласился бы променять свою шпагу на королевский скипетр.
Взяв под руку господина де Гито и увлекая его в другую гостиную, он без умолку говорил:
— Пресвятое чрево, господин комендант, как говаривал покойный король, пресвятое чрево! Прекрасный праздник! А какие туалеты!.. Женщины — просто божественные: кружева, камни и ангельские улыбки! Как приятно сидеть у вас в тюрьме! Немногого не хватает, чтоб я вообще отсюда не вышел!
— Ах, да замолчите же вы! — сказал надломленным голосом господин де Гито, но Мак его не услышал.
Юный безумец продолжал:
— А знаете, ваша крестница Сара восхитительна! Если бы я был уверен в том, что она меня полюбит, я думаю, я бы маршалом стал!
Господин де Гито вздохнул. Поддерживаемый под руку Маком, он походил на подвыпившего стрелка.
— Между нами говоря, — продолжал капитан, — мне, ей-ей, кажется, что я ей тоже нравлюсь! Я еще не знаю, чем все это кончится, но, черт возьми, есть люди, которым не так везет, как мне!
— Те, которых ведут на виселицу, — прошептал господин де Гито.
— Фу! Что за черные мысли! — ответил весело капитан. — Кто же на балу говорит о повешенном!
Но, произнеся эти слова, он взглянул на господина де Гито и, пораженный его бледностью и похоронным видом, невольно вздрогнул.
— О черт! — воскликнул он. — Что с вами, сударь?
— Со мной?
— С вами!
— Да, ничего… совсем ничего.
— Вы очень бледны.
— Здесь слишком жарко.
— Да у вас такой вид, будто вы кого-то похоронили.
— В самом деле?
— Черт побери, господин комендант, Мака не так легко обмануть.
— Ах!
— С вами приключилась какая-то неприятность?
— Может быть, и так.
— Так расскажите мне о ней. Откровенность облегчает душу.
— Не всегда.
— Ба, вот сами увидите! Так что с вами случилось?
— Пришел один приказ, — замогильным шепотом ответил господин де Гито.
— И этот приказ…
— Касается одного нашего заключенного…
— Ах, черт! — сказал Мак. — В Шатле их двести или триста. Это что, приказ подвергнуть пытке?
— Нет, еще хуже…
— Смертный приговор?
— Вы сами сказали, — еле выдохнул господин де Гито; ноги его по-прежнему не держали.
— Да, хорошенькое дельце! И когда?
— На рассвете.
Голос господина де Гито дрожал так сильно, что капитан осмелился заметить:
— Боже правый! Господин комендант, у вас не, тот характер, чтобы быть главным тюремщиком королевской тюрьмы Шатле. Слишком у вас мягкое сердце для таких страшных обязанностей!
— Кому вы это говорите? — вздохнул господин де Гито. — Поэтому я завтра же подаю королю прошение об отставке.
— Но это безумие!
— Нет, это не безумие, — сказал внезапно воодушевившись, господин де Гито, — я солдат, а не палач.
— Но пока что приказ придется выполнить и осужденного повесить.
— Увы!
Господин де Гито произнес это с таким отчаянием, что Мак воскликнул:
— Так вы питаете к вашему пленнику такой интерес?
— Огромный.
— И все же, он преступник?
— Нет, он невиновен.
И на глазах господина де Гито появились слезы.
Мак больше не смеялся.
Господин де Гито трясущимися руками нервно теребил кружево воротника и, казалось, был в глубоком горе. Внезапно в мозгу капитана вспыхнуло предчувствие и, взяв за руку господина де Гито, он спросил:
— Вы говорите, что этот человек невинен?
— Да.
— И он вас интересует?
— Я чувствую, что полюбил бы его, как собственного сына.
— Спасибо, господин комендант.
И Мак пожал руку добряка-коменданта.
Тот чуть не вскрикнул.
— Я понял, — закончил мысль Мак. — Заключенный, которого должны повесить на рассвете — это я.
Господин де Гито ничего не ответил и закрыл лицо руками.
— Гм! Удар достаточно сильный… особенно, когда не ждешь… Но в конце концов, не первый в моей жизни…
Некоторое время оба торжественно молчали.
Потом господин де Гито прошептал, и в голосе его слышалось отчаяние:
— Я хотел вас спасти… Я уже целый час пытаюсь сделать все, что в человеческих возможностях. Но ваши враги могущественны, и я против них бессилен!
— Ах, вот как! — воскликнул Мак, обретший свое обычное хладнокровие. — Оказывается, у меня есть враги?
— Да, и из них самый главный — дон Фелипе д'Абадиос. Это он добился приказа о вашей казни.
— Негодяй!
И это было единственное слово, которым Мак выразил весь свой гнев.
Минуту помолчав, он продолжал:
— Посмотрим, попробуем рассуждать логично. С одной стороны, возможно, донья Манча сделала дону Фелипе какие-нибудь признания. А дона Фелипе… дона Фелипе капитан Мак и без того несколько стеснял… Так что все сыграно, как надо.
— Что вы говорите? — шепотом спросил господин де Гито.
— Так, ничего… вспоминаю одно маленькое приключение, героями которого были испанец дон Фелипе и я. Но, поскольку роль его в этой истории была не очень благовидна, он, естественно, решил мне это припомнить.
И Мак, став совершенно спокойным, снова взял за руку господина де Гито.
— Господин комендант, — сказал он, — прошу вас об одной единственной милости.
— Говорите!
— Клянусь вам своей шпагой, которую я обнажал только в защиту правого дела, клянусь вам честью солдата, которую я ничем не запятнал, что я не буду пытаться бежать.
— И что же?
— Позвольте мне танцевать до рассвета.
Господин де Гито с изумлением воззрился на этого человека, которому оставалось жить всего несколько часов и который просил разрешения их протанцевать.
— Вы безумец, но вы великолепны!
— Нет, я просто молод, — ответил Мак.
И, пожав руку глубоко расстроенного коменданта, он добавил:
— Я сейчас приглашу на вальс вашу крестницу.
И он отошел легкой походкой, высоко неся голову, как будто он шел навстречу своей невесте.
Господин де Гито в отчаянии снова упал на стул.
Мак собирался вернуться к гостям и уже искал глазами Сару, как вдруг ему преградил дорогу какой-то насмерть перепуганный человек. Он был совершенно вне себя, глаза его блуждали. Мак узнал Сидуана.
— Капитан… ах, капитан! — приглушенно проговорил он. — Ах, если бы вы знали, капитан…
И Сидуан попытался вытащить Мака из зала.
— Будешь ты, наконец говорить? — спросил Мак, пытаясь высвободиться из рук своего слуги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30