Передача принудительная, выключить нельзя. Советую, вам, господа, примерить спасательные нагрудники.Он поправил пенсне и дрожащими руками пригладил жидкие волосы с ровным пробором посередине.— Ах, какой ужас! — опять сказала толстуха.«Если судно накренилось, — методично продолжал радиоголос, — покидайте его через нос или корму. Прыгая с поднятого креном борта, вы можете удариться о бортовой киль или поранить руки о ракушки, прилипшие к корпусу… Если прыгать в сторону крена, то при опрокидывании судна вы можете оказаться под корпусом».Выйдя из каюты, Эрнст вздохнул свободнее. Однако тесно было и здесь. Беженцы, не получившие мест в каютах, расположились прямо в коридоре. Со всех сторон слышались раздражённые голоса, горничные помогали пассажирам рассовывать чемоданы и саквояжи вдоль стенок.Неяркие синие маскировочные лампочки лишали лица красок, превращая людей в живых мертвецов. Длинные, светящиеся ультрамарином стрелы указывали путь к спасательным шлюпкам.«Восемь, десять, двенадцать, четырнадцать, — отметил про себя Фрикке. — Это шлюпочные номера. Мой номер двенадцать».Он вспомнил дни и ночи, проведённые на причалах в ожидании посадки. К пароходу привозили в машинах тяжёлые ящики, обитые железом. Грузились солдаты, оружие, снаряды. Среди беженцев носились неясные слухи о поражениях немецкой армии. Кто-то сказал Эрнсту Фрикке, что фюрер отозвал солдат на защиту Берлина. Беспомощная толпа, заполнившая все причалы, волновалась. Со стороны Кенигсберга доносился гул артиллерийской канонады. Налетавшие с моря русские бомбардировщики то и дело заставляли прятаться в убежище. Но все снова и снова возвращались на причал. Одно желание владело всеми — попасть на пароход.Когда он вышел на палубу, судно снималось с якоря. Дул свежий ветер. С бака доносились позвякивание якорной цепи, приглушённые выкрики. Одинокий огонёк бакена время от времени вспыхивал в темноте, указывая путь.На носу ударили в колокол. С мостика перезвоном ответил телеграф. Фрикке ощутил, как под ногами заворочалось что-то большое, тяжёлое; это заработали машины. Хрипло прозвучал короткий гудок.— Дюйм под килем, капитан, — раздалось откуда-то из темноты. — Счастливого плавания!— Благодарю, — неторопливо ответил простуженный голос с мостика.Привыкшие к темноте глаза Фрикке заметили отваливший от борта портовый буксир. Нос парохода стал поворачиваться к мигающему огоньку. Медленно проползли мимо два высоких здания на берегу. Позади остался маяк, чёрные камни волнолома.Корабль вышел в море.Где-то в крепостных укреплениях вспыхнул луч прожектора, осветил на мгновение верхушки корабельных мачт и застрял в тяжёлых облаках, нависших над морем.Промелькнув у борта, погас единственный синий огонёк.«У-ух, у-ух», — слышалось в темноте — бакен на фарватере подавал свой голос, провожая тоскливым рёвом крадущийся в ночи корабль.Эрнста Фрикке внезапно охватило тревожное чувство. Казалось, опасность где-то здесь, близко: она пряталась в чёрной воде, в непроглядном мраке, в тишине, обступившей со всех сторон корабль… Ему почудились две быстрые поджарые тени сторожевых кораблей, промелькнувшие у борта одна за другой.Три человека, закутанных в неуклюжие непромокаемые плащи, прошли мимо, едва не задев Фрикке.— Проклятый дождь, — донеслось до него, — в двух шагах ничего не видно.— Зато мы в безопасности. Пусть попробуют найти нас русские или английские лётчики… Утром мы…— Ты забываешь о подводных лодках. Такая погода как раз для них.— Нас охраняют два миноносца и сторожевики.Зашумели, заговорили волны, разрезаемые стальным корпусом. Они изредка чуть-чуть толкались в пароходные бока. Корабль быстро набирал скорость.Пронизывающий ветер забирался за воротник. Крепче закутав шею шерстяным шарфом, Фрикке поднялся на просторную прогулочную палубу. Толстые стекла надёжно защищали от дождя и ветра толпившихся здесь пассажиров. Но и тут, на веранде, царила тревога. Люди говорили вполголоса, словно боясь, что их может услышать незримый, подстерегающий враг.— Я больше никому не верю, Фриц… Государство рухнуло, впереди нас ждут несчастья, может быть, смерть.— Но фюрер…— О-о, будь он проклят! Недаром англичане называют его сумасшедшим. Я слышала по радио…Голоса умолкли.— Вы думаете, мы все-таки сумеем удержать Кенигсберг, герр оберст? — раздалось с другой стороны на чистейшем «хох дойч».— Удержать Кенигсберг?!И рядом — другие, о другом, о своём:— Ха! Дорогой герр Штольц, вы говорите о сомнениях. У вас они появились, я уверен, не сегодня. Вы ведь ещё в прошлом году продали вашу фабрику. Кстати сказать, я удивляюсь, как вам удалось найти покупателя…Бросив в рот сигарету, Эрнст Фрикке чиркнул спичкой.— Потушите огонь, здесь курить запрещается! — немедленно взвизгнул кто-то.— Огонь?!— Негодяй!— Надо проверить документы!— Успокойтесь, господа, — потушив сигарету о подошву ботинка, громко сказал Фрикке.— Прошу вас предъявить документы, — услышал он повелительный голос. Повернувшись, увидел двух здоровенных молодых мужчин: они были в штатском, но их принадлежность к гестапо не вызывала сомнений.Фрикке безропотно повиновался.— Будьте осторожны с огнём, штурмфюрер, — возвращая документы, предупредил его один из патрульных. — Для курения есть специальные места. До свидания.Понемногу негодующие голоса умолкли.— Я так рада за детей, Фреди! — ворковал женский голос совсем рядом. Эрнст Фрикке почувствовал чьё-то горячее дыхание на шее. — Последние дни я совсем не могла спать. Мне казалось, русские ворвались в город. Что было бы тогда с нами, Фреди?!— Теперь все позади, успокойся…И Фрикке услышал звук поцелуя.«Сентиментальные слюнтяи, — подумал он, отойдя. — Нашли место для нежностей». Его внимание привлёк другой разговор.— Ты пробовал надеть спасательный нагрудник, Роберт? Без тренировки он может сползти, и тогда над водой вместо головы окажется задница.— Это так, а кроме того, мой нагрудник из пробковой крошки…— Безобразие, тратятся бешеные деньги на войну, а пассажиров не могут снабдить нагрудниками из настоящей пробки, — сочувственно отозвался бас.— А у меня, представьте, на какой-то вате, — вступил в разговор низкий контральто. — Вряд ли он сможет выдержать что-нибудь тяжелее кошки.— О-о, при вашем весе, сударыня, это маловато…— Первый класс снабжён гораздо лучше. Я только что видел прекрасный нагрудник, — сообщал кто-то. — Вы не поверите: там есть фонарик, свисток и даже петля. За петлю можно легко вытащить из воды человека.Эрнст Фрикке поёжился. Неприятное чувство не покидало его. Снова захотелось курить. Он толкнул дверь с надписью «Ресторан». ГЛАВА ВОСЬМАЯСПАСАТЕЛЬНЫЙ ЖИЛЕТ СО СВИСТКОМ И ФОНАРИКОМ В пивном киоске худенькая девушка с заспанным лицом и синяками под глазами налила Эрнсту пива.— Туго приходится кенигсбержцам, — сказала она, мучительно зевая, — говорят, русские не сегодня-завтра возьмут город.— Всем туго сейчас, фрейлейн, — уклончиво заметил Фрикке, отдавая пустую кружку, — и вам, я вижу, здесь невесело.— Ещё кружку, господин?.. Не хотите? Да, пиво у нас не первого сорта. Какое уж тут веселье! — девушка ещё раз зевнула, прикрыв ладонью рот. — За нами охотятся англичане и русские, того и гляди на голову угодит бомба. Скорей бы уж кончилось все.— Что кончилось, фрейлейн?— Проклятая война, — девушка кинула на Фрикке испуганный взгляд. — Я хочу сказать, скорей бы мы их победили.— Спокойной ночи, фрейлейн, — посмотрев на часы, проговорил Фрикке — Третий час ночи, желаю вам… как следует выспаться.Он прошёл мимо двухсветного ресторанного зала с медными решётками на больших декоративных окнах. Огромные позолоченные люстры… На столах — белоснежные скатерти, сверкающий хрусталь, серебро. Первый класс. Несмотря на позднее время, пустовало всего несколько столиков.В курительном салоне — уютно и тепло Большие цветные витражи с изображением средневековых кораблей. Над головой — купол матового стекла, излучающего нежный свет. Глубокие мягкие кресла. Отделанные драгоценным деревом стены. Пальмы, раскинувшие вверх зеленые листья. В углу белый с золотом огромный рояль.Утонув в кожаном кресле, Эрнст закурил. Среди гобеленов и мягких ковров он снова почувствовал себя лучше. Искусственный огонёк в камине располагал к воспоминаниям, воскрешая прежние радости и печали. Все чаще и чаще мысль возвращалась к самому главному.«Что будет со мной? — раздумывал он, глядя, как бесконечно разгорается эрзац-огонь. — Наши войска пытаются задержать русских у Одера. Последний рубеж, а там Берлин… Дядя во многом прав, — вспомнил он последний разговор с профессором. — Наши вожди заботятся только о себе, им нисколько не жаль наших шкур. Несправедливость!.. Я шёл на многое, черт побери! И когда, наконец, получил своё место за столом, кто-то хочет вытолкнуть меня. — Волна глухой ярости поднималась в нем… — Проклятье!!! Кто виноват во всем этом? Фюрер? Что со мною?!»Эрнст Фрикке оглянулся: не подслушивает ли кто его мысли?«И мы высшая раса, и нам должен принадлежать мир» — издевательство! Я, господин вселенной, теперь должен все начинать сначала. Не имея гроша за душой… Зато у меня есть вот это, — с ненавистью посмотрел он на лацкан пиджака, где пауком присосалась хищная свастика. — Теперь-то меня не обманешь! Спасибо дяде за пропуск. Мне наплевать на все, слышишь меня, фюрер? Пусть все валится в преисподнюю. Только бы добраться до Копенгагена. А там я найду пути на другой континент. В Южную Америку, никаких фюреров, никаких приказов…"— Господин, простите меня, — услышал он скрипучий голос.Фрикке нехотя раскрыл глаза. В кресле напротив развалился старик с длинной жилистой шеей, орлиным носом и гривой седых волос.— Простите меня, — ещё раз повторил старик, — я вас, кажется, обеспокоил.— Что вам угодно? — не совсем приветливо отозвался Эрнст.— Я хотел узнать ваше мнение относительно спасательного жилета последней модели. Он на мне. Вы видите, жилет вовсе не стесняет движений. Удобен. Я бы сказал, даже элегантен. С помощью этой трубки я быстро надуваю его — вот так, — старик вынул из кармана жилета трубку и взял её в рот. Жилы на его шее напряглись. — Утверждают, что с этой штукой можно продержаться на воде трое суток.«Трое суток… вряд ли твоё сердце выдержит больше часа», — подумал Эрнст, а вслух сказал:— Отличный жилет. Вам посчастливилось.Несколько мужчин, весело разговаривая, вошли в салон и расселись, дымя сигаретами, вокруг низкого столика.— Я не надеюсь на судовые нагрудники, — продолжал старик, — свой я выписал из Швеции.Мощный удар потряс судно. С грохотом открылась и вновь закрылась массивная дубовая дверь салона.Судорожно сжав пальцами ручки кресла, Фрикке, словно зачарованный, смотрел на картину в тяжёлой раме: улыбающаяся девушка с кистью винограда. Картина, занимавшая почти целиком одну из стен салона, угрожающе шевельнулась. Пепельница, скользнув по полированной поверхности стола, бесшумно упала на ковёр. Машины остановились. В тишине было слышно покашливание в репродукторе; хриплый голос торопливо произнёс:«Внимание, внимание, внимание, пароход „Меркурий“ получил пробоину в носовой части. Пассажиров просят не беспокоиться. Непосредственной опасности нет. Судно продолжает плавание. Повторяю, пароход „Меркурий“ получил пробоину…»Машины заработали снова.Первое мгновение Эрнст Фрикке не знал, что делать. Вскочив на ноги, он хотел было выбежать на палубу, но голос диктора остановил его. «Продолжает плавание…» — значит, все в порядке.Он посмотрел вокруг себя. Крикливо одетые штатские, несколько военных, уставившись на репродуктор, словно в столбняке, слушали диктора.Хриплый стон привлёк внимание Эрнста.Седой, с львиной гривой старик, его собеседник, лежал, откинувшись на спинку кресла. Глаза были закрыты, лицо побледнело. Пальцы безжизненно откинутой руки разжались. Выпавшая сигарета дымилась на ковре.«Никого нельзя считать счастливым до его смерти, даже обладателя шведского жилета»! — подумал Эрнст Фрикке. * * * Старший лейтенант Арсеньев видел в перископ, как огненный язык взметнулся кверху, осветив гигантский корпус пассажирского лайнера.Штурман отсчитывал секунды на корабельных часах. Прошла минута. Взрывов больше не было.— Остальные две мимо, — не отрываясь от окуляра, сказал Арсеньев. — Право на борт, приготовить кормовые аппараты!— Слышу шум винтов сторожевых кораблей, — торопливо доложил в это мгновение акустик, — идут полным ходом на лодку.Командир повернулся к переговорной трубе.— Отставить повторную атаку! К погружению!В отсеке зашумел воздух. Стрелка глубомера двинулась по циферблату, отсчитывая метры. Подрагивая, лодка уходила все глубже в чёрную ночную воду.— Слышен шум винтов транспорта, — опять предупредил командира акустик.Арсеньев сжал кулаки и тихонько выругался. Транспорт не только держался на плаву, но и не потерял способности двигаться. Раздались первые взрывы глубинных бомб: сторожевые корабли принялись за работу.Взрывы приближались. Одна бомба взорвалась где-то рядом, и лодку сильно тряхнуло, входные люки не выдержали, в лодку стала каплями просачиваться вода.Винты сторожевиков на больших оборотах прошумели над головами. Ещё несколько взрывов. Наконец все стихло.Старший лейтенант облегчённо вздохнул и подошёл к карте. Сейчас ему предстояло решить трудную задачу: каким образом ещё раз атаковать врага. Транспорт двигался по узкому коридору среди минных полей. Границы опасных районов, нанесённые на карте синим карандашом, назойливо лезли в глаза. Но вот крутое колено фарватера привлекло внимание командира. Фарватер поворачивал как раз в том месте, где сейчас находилась лодка. Измеритель в руках Арсеньева несколько раз прошёлся по карте. Появились какие-то цифры в записной книжке.— Если самым малым ходом пройдём через минное поле, — сказал, ни к кому не обращаясь, Арсеньев, — то успеем повторить атаку.У штурмана, стоявшего у карты, вытянулось лицо. Прогулка по минному полю — невесёлое занятие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52