И с последней просьбой обратились к родине: Кинь нам парчу и сафьян! Из полуоткрытой двери пробился сноп света, будто дорожка в неизвестность.Едва переступили порог двое слуг помоста с желтыми кофтами, перекинутыми через плечо, и веревками, как Димитрий и Дато, выпрыгнув из-за угла, ударами кулаков, обвитых цепью, сбили их с ног. И вмиг, завладев их толкачами, размозжили им головы и ринулись к выходу.Когда картлийцы гурьбой вырвались во двор, Георгий Саакадзе обвел его молниеносным взором и сразу понял, что едва теплившаяся в душе надежда пробиться за ворота исчезла. Не только двор и прилегающий к нему сад кишели озверелыми янычарами, но и у ворот, и дальше за ними, и еще дальше, в глубине улицы, пестрели тюрбаны и сверкали пики сипахов. А за сипахами гудели толпы токатцев, стремясь прорваться во двор. К этому их неистово призывали муллы.Тогда…Саакадзе рванулся на врагов, за ним, в исступлении, «барсы».Ошеломленные янычары первой линии сначала так растерялись, что и не шевельнулись, когда на их головы посыпались удары железных кулаков. «Барсы» бились треугольником. Каждый удар на учете: без промаха — в висок. Замертво падали янычары, чауши. В тесноте и давке никто из них не мог обнажить ятагана. Сокрушающ и страшен был рукопашный бой.И вот сквозь гущу османов уже пробита захваченным оружием кровавая тропа. Ярость пылала в глазах грузин: нет, не погибнут они от подлых рук палача! Они падут как воины, дорого отдав свои жизни.На верхнем ярусе резного киоска показался Хозрев-паша в плаще из красного бархата. В бешенстве он изрыгал проклятия, грозил адской карой, заклинал именем султана.— Э-эх, «барсы!» Мы недаром пили вино с серебром! Старинный грузинский обычай — друзья скоблят серебро в чашу, полную вина, и в знак вечной дружбы выпивают вместе, после чего считаются побратимами.

— загремел по-турецки Саакадзе. — Покажем собаке-везиру, как празднуем мы смерть!Янычары первой линии расступились, и откуда-то из глубины вынырнул зловещий значок орты Бекташи с изображением хищной черной птицы, сидящей на верхушке кипариса.— Гу! Гу! — фанатично выкрикнули осатаневшие дервиши, потрясая кусками толстого белого сукна.Распаленные дервишами, на грузин обрушились янычары девяносто девятой орты, беспорядочно паля из мушкетов, но теснота делала выстрелы бесцельными.«Барсы» сошлись с ними на расстояние двух локтей и, не давая вновь зарядить ружья, с новой силой обрушили на врагов не только железные кулаки, но и захваченные ятаганы.— Э-эх, Даутбек! Жаль, ты не с нами! Не видишь, как мы бьем башибузуков Хозрева! — неистовствовал Димитрий.Саакадзе врезался в самую гущу. Он больше не был ни величественным сардаром, ни трехбунчужным пашой, не был надменным Непобедимым, он снова был молодым горячим «барсом» из Носте.Янычары внезапно рассыпались, в ворота хлынули на конях сипахи сводной орты.Заслоняя Саакадзе от десятков ятаганов, Дато и Автандил чуть подались к ржавым дверям подвала, откуда только что так стремительно выбежали на страшный бой.— Папуна!.. Куда ты?!. Гиви!.. Назад!.. Бей!..— Живым! Ай-я, живым хватайте! — вопил Хозрев-паша.Прорвав ряды сипахов, толпа фанатиков проникла во двор, потрясая клинками.— Палач! Нож обнажи! Бросай! Если не в два глаза, в один! — командовал Хозрев.Палач Мамед ринулся было вперед, целясь в Моурави тонким ножом, и тотчас осадил назад, испуганно тараща глаза на Ибрагима, прислонившегося к ржавым дверям подвала… Нет, это не сон! На груди улана предостерегающе блестел знакомый янтарный амулет — клюв ястреба.Зачем Ибрагим здесь вместе с неистовствующей пестрой толпой? «Видит аллах, для святого дела! Да, если вчера не мог спасти, то сегодня должен уберечь от позора! Вот падают „барсы“, но еще больше их враги. Цепи сильнее ятаганов! Видит солнце, аллах на стороне храбрецов!»Зорко следит за небывалой битвой Ибрагим. Не позднее как сегодня ночью он соединит «Дружину барсов», а душа у них была всегда одна! Вот почему он, Ибрагим, посадит у их изголовья только один величественный кипарис!А бой кипел — яростный! беспощадный! конечный бой!Сипахов уже направлял Абу-Селим-эфенди, в его руке сверкал клинок Димитрия, которым он завладел после ограбления дома Моурави. А Хозрев исходил слюной и в бешенстве размахивал плащом из красного бархата.Перекрывая своим громовым голосом несусветный шум и лязг клинков, Саакадзе метнул подхваченный на лету египетский ханжал с окровавленным лезвием в Хозрев-пашу.— Э-эй, везир, башкой заплатишь султану за пятый трон! Георгий Саакадзе не ошибся. По возвращении из Анатолийского похода Хозрев-паши султан Мурад IV в гневе казнил его за вероломное убийство Великого Моурави.

Хозрев-паша едва успел отскочить и разразился проклятиями.— Мой клинок! Мой клинок с именем Даутбека! — зарычал Димитрий, бросаясь на конного эфенди Абу-Селима.— Яваш! Живыми!.. Живыми ловите!.. — не переставая вопил везир, прикрываясь плащом из красного бархата.Груды тел затрудняли движение. Они, словно щиты, прикрывали собою павших «барсов».«Промысел неба! — думал Ибрагим. — Не изуродует мертвых оружие палачей».— О-хо, Георгий! Скольких ты уничтожил! Полтора часа тебе… а… а…— Димитрий! Дорогой Димитрий пал!..Изогнулся Эрасти, сделал немыслимый скачок и, выхватив у остолбеневшего эфенди из руки тяжелую черную саблю Димитрия с именем Даутбека, протянул Саакадзе, а сам, тут же изрубленный, пал у его ног. Саакадзе рванулся вперед. Черная молния сверкала в его pуке, невообразимой радостью полыхнули глаза. Верный Эрасти оказал ему последнюю услугу.И пошла черная сабля косить ряды.«Нет, не дотянуться до Хозрева! — пожалел Саакадзе. — Он надежно укрылся за спинами янычар. Тогда!..»— Даутбек за меня! Я за Даутбека!И покатилась другая голова… третья… Звенит черная сабля…— Шайтан!.. Шайтан! — объятые ужасом, шарахались сипахи.— Где шайтан?.. Кто видел?.. А-л-лах!— Правоверные, спасайтесь! Вот он! Вот шайтан!Это, кажется, крикнул Ибрагим, бросаясь то вперед, то в сторону. Мечется перепуганная пестрая толпа. Толкотня, брань, чей-то сумасшедший хохот!— О аллах! Бисмиллах! Пощади! Аман! Заман! Где?Мелькают цепи. Лязгают ятаганы.— Дато… Дато убит!.. Дитя мое, Автан…Упал Автандил лицом на белый лоскут, который сжал в руке уже мертвый Дато, — упал так, словно еще раз хотел прочесть песню, начертанную кровью.Кружится черная сабля, ломая и круша.— Яваш! Яваш! Хватайте! Если нельзя с живого, с мертвого шкуру целиком сдерите!.. Рубите! голову! ноги! руки! Руки рубите!..Хозрев в припадке ярости швырнул на помост свой плащ из красного бархата и, топча его, изрыгал проклятия, грозя драгоценным ятаганом палачу. Но палач, не двигаясь, суеверно косился на янтарный клюв ястреба, бормотал молитву и вдруг… выронил нож.«Слава всемогущему, — шептал Ибрагим, — позора не будет!» Он еще плотнее придвинулся к ржавой двери и незаметно приоткрыл ее.— Живым! Живым хватайте! — захлебывался слюной Хозрев-паша. — Ай-я, Моурав-гурджи! Стань достоянием ада! Сюда, бас-чауш! Сто давай сипахов и еще сто! Палач, ты что, издох?! Тупой нож, лучше тупой!Всколыхнулось желтое знамя с изображением раздвоенного меча. Лава обрушилась на Моурави. Что-то с воплями кружилось, светлело, взлетали ятаганы, сбивались копья, в лужах крови хлюпали ноги. Запахло чем-то приторно сладким, пронзительно заржали кони. Кто-то рядом зажег факел, кто-то захрипел.Один в тесном кольце озверелых приспешников Хозрев-паши остался Георгий Саакадзе. Вот уже тянутся к нему чьи-то руки… Но взметнулась еще… и еще раз черная сабля… И снова стон и вопль… И вот совсем, совсем близко наскакивает на него хрипящий конь. Эфенди Абу-Селим бросает аркан, он взлетает с адским свистом, не достигнув Моурави, и падает на шею ошалелого от неожиданности янычара.Саакадзе расхохотался и, размахивая саблей, выкрикнул:— Э-э, храбрец! Везир-собака! Сераскер! Сердар-и-экрем! Полюбуйся Абу-Селимом! А если позавидуешь ему, спустись на миг, не задержу! Даю слово Георгия из Носте! — и, круша все на своем пути, стал пробиваться к эфенди.Абу-Селим заметался, не в силах вырваться из кольца сдавивших его янычар. Захрипел под ним конь, дикий вой потряс воздух. Но черная сталь, взвизгивая, беспощадно закружилась над эфенди.— Араке! — загремел Саакадзе. — И смерть!Подпрыгнула феска, странно закачалась золотистая кисть, как-то нелепо высоко взлетела вверх отсеченная голова и со стуком, словно на гробовую доску, упала на помост.В ужасе отпрянул Хозрев-паша, он еще что-то пытался выдавить из своего захолодевшего горла, но янычары, забыв обо всем, восхищенно навалились на помост.За ними и сипахи зачарованно смотрели на отсеченную с такой ловкостью голову заносчивого Абу-Селима.На ржавой двери, словно барс, растянулся луч солнца. Нет, позора не будет! Ни живым, ни сраженным не сдастся первый обязанный перед родиной!..Внезапно из глубины двора раздался неистовый вой:— А-а-а-х! Хватай! Шайтан! Ускакал шайтан… пропал!Паника охватила толпу. Толкаясь то к помосту, то в глубь двора, обезумевшие токатцы вдруг устремились к выходу. И откуда-то издалека несся крик:— Моурав-шайтан ускакал! Аман!«Слава аллаху! — ликовал Ибрагим. — Враги ослепли!»Прислонившись к солнечному барсу, Георгий Саакадзе кинул взгляд на переломленный клинок: «Бой закончен. Тогда…»И он с силой взмахнул рукой и вонзил обломок черного клинка в свое бесстрашное сердце.Взметнулась исполинская тень и исчезла за порогом.И через этот порог шагнул в Вечность «барс» из Носте, на щите которого неугасимым огнем пылают слова: «Счастлив тот, у кого за родину бьется сердце!» * * * «…Так пал Великий Моурави, Георгий Саакадзе, полководец и герой, потрясавший царства и народы. Пал муж, чья труба звучала тревогу, чей меч гремел о брони и от тяжести которого стонало бранное поле…» Москва — Тбилиси.1928-1957.Конец СЛОВАРЬ-КОММЕНТАРИЙ Аби-хаят (арабск.) — нектар бессмертия.Азраил — ангел смерти, по верованию мусульман.Акче — турецкая мелкая серебряная монета.Алем (тур.) — знамя.Али-дженгиз (тур.) — условное обозначение игры, связанной с превращениями.Аллах-акбер! (тур.) — бог велик!Аллах-керим! (тур.) — бог милосерд!Аллем эдер каллем эдер (тур.) — и так и этак крутит.Альбарак — крылатый конь, по представлению мусульман, носивший Магомета на небо.Альмеи — так назывались древнеегипетские танцовщицы. Институт альмей сохранился в Египте до наших дней, но характер их танцев резко изменился.Аманат (татарск.) — заложник.«Ангел очага» — в средневековой Грузии было распространено суеверие, что дом охраняется добрыми гениями — «ангелами очага», которые удаляются, когда в очаге гаснет огонь.Аспра — турецкая серебряная монета.
Балтаджи (тур.) — личная стража султана, алебардщики и топороносцы; находились в непосредственном подчинении начальника черных евнухов (кызлар-агасы).Бас-чауш (тур.) — один из старших по чину военачальников в кавалерии старой турецкой армии.Билляхи (арабск.) — религиозная мусульманская формула: «Клянусь аллахом».Бинбаши (тур.) — тысячник.Бохча (тур.) — род мешка из вышитого сукна.Бусы (старорусск.) — корабли.Бюйюкдере — местность на Босфоре, в 18 километрах от Стамбула.Вай ана-саны! — турецкое ругательство.
«Вокс попули — вокс деи» (лат.) — «Глас народа — глас божий».Вэрба магистри (лат.) — слова учителя (слова авторитетного человека).
Гадара (тур.) — сабля, немного выгнутая и широкая; тупая сторона ее покрыта железом.Галеасы — морские суда больших размеров; строились венецианцами в средние века.Галера (итал.) — гребное многовесельное судно, на котором в старину (в ряде морских стран Запада и Востока) гребцами были рабы, пленные или каторжники.Гальяна — турецкое судно малого размера.Гирло — устье, рукав большой реки (обычно относится к рекам, впадающим в Черное и Азовское моря).Гу (тур.) — дословно: он; один из 99 эпитетов аллаха. Потому отборной орте янычар, описываемой автором, было придано это число.Гуламбар и Суламбар — грузинские женские имена, производные от «гули» — сердце и «сули» — душа.Гюльдюр-гюльдюр — ничего не означающее звукоподражание.Гырба (тур.) — бурдюк для еды.
Делибаш (тур.) — дословно: «безумная голова», удалой.Деребей (тур.) — буквально: «господин долины», феодал.Джады (иранск.) — колдунья.Джебеджи (тур.) — латник, кирасир, один из корпусов турецкого войска.Джирид — короткий, легкий дротик, удобный для метания рукой; джирид с притупленным концом широко применялся в игре в «дротики».Диван (перс., тур.) — в Оттоманской империи — совет высших пашей, возглавляющих флот, армейский суд, финансы. В диван также входили все трехбунчужные паши, проживающие в столице — Стамбуле.Дильрукеш-ханым («привлекающая сердце и лицо») — имя сказочной красавицы.Долма-бахче — местность близ Стамбула, на берегу Босфора.«Доцендо дисцимус» (лат.) — «Уча, сами учимся».
Закум — дерево с ядовитыми плодами, растущее, по поверию, в мусульманском аду.Зиль-хиджее — название двенадцатого месяца мусульманского календаря.
Иберы — восточногрузинские племена, население Восточной Грузии (Иберия). (По древнегреческим сообщениям о Грузии, VI век нашей эры.)Истамбул , или Исламбул (отсюда Стамбул) — дословно: «полный мусульманами». Турецкое название Константинополя.Исполать (греч.) — хвала, слава.Ифрит (арабск.) — демон, злой дух. Нечто более могущественное и страшное, чем джинн.Ичоглан (тур.) — паж.
«Кабинет» — итальянское название шкафа из черного дерева с резными выпуклыми украшениями; хранилище для художественных и исторических коллекций.Кавеби (груз.) — искусственные локоны; их носили с парадным головным убором.Каведжи-баши (тур.) — начальник варильщиков кофе.Каик (тур.) — турецкое узкое и длинное легкое весельное (редко парусное) судно.Кальонджу (тур.) — матрос, моряк, морской пехотинец.Каплица (лат.) — малый костел.Капу-ага — так назывался начальник белых евнухов или султанских камердинеров.Капудан-паша — «капитан моря», начальник морских сил Оттоманской империи.Капы-кулу (буквально: раб правительства) — солдат правительственных войск, состоящий на жалованье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105