Она почти уже справилась, когда на пороге показалась Дженни и, всплеснув руками, виновато засуетилась:
— О, мисс… миссис, почему же вы не послали за мной?
— Да-да, нужно было послать. Ну, ничего, теперь ты, наконец, здесь. Пожалуйста, избавь меня поскорей от этих трудностей с раздеванием. Мистер Латтимер ждет нас, мы уже должны ехать.
Не мешкая, Дженни тут же расправилась с венчальным нарядом и быстро облачила Тэйлор в легкую, почти невесомую, дорожную одежду розового цвета, приятно оттенявшую матовую кожу лица и как нельзя выразительнее сочетающуюся с черными вьющимися волосами.
— А ты уже собралась, Дженни? Пора идти.
— Да, миссис. Я уже попрощалась. Кажется, мы не уезжаем за пределы графства? А то я ведь мечтаю как-нибудь все же приехать сюда, чтобы навестить своего Цезаря.
Тэйлор протянула руки и нежно обняла служанку:
— Я очень сожалею, что вам с мужем придется разлучиться. Правда, Дженни, искренне тебе сочувствую. Но, с другой стороны, я очень рада, что со мной будет хоть один близкий человек, тем более в твоем лице, моя милая Дженни…
В Дорсет Халл новобрачные ехали в тишине. Каждый был погружен в собственные раздумья. Дженни же сидела впереди кареты, рядом с извозчиком.
Всю дорогу Тэйлор неотрывно смотрела в окно, и чем дальше они отъезжали от Спринг Хавена, тем тоскливее становилось у нее на душе. При мысли о надвигающейся ночи, когда ей придется лечь в постель с Латтимером, Тэйлор овладел панический страх. Ее представление о физиологической стороне замужества носили лишь предположительный характер. Какими-либо знаниями на этот счет она вследствие своего скромного воспитания, естественно, не владела. Разыгрывающееся в страхе перед неизвестностью воображение угрожающе рисовало ей самые жуткие картины.
А вот и Дорсет Халл. Тэйлор буквально прилипла к окну, радуясь хоть чему-то, что могло бы отвлечь ее от неприятных размышлений.
Дом Дэвида стоял на небольшом возвышении. Он был намного меньше их дома в Спринг Хавене. Повсюду горели яркие огни, зажженные слугами в честь их господина и его молодой жены.
На плантациях здесь, как успела заметить Тэйлор, главным образом выращивают хлопок.
На площадке перед домом собрались рабы. Это были и домашняя прислуга, и те, кто днем работал на плантациях, — всего человек пятьдесят. Тэйлор, кажется, поняла, что они, так же, как она, встревожены неизвестностью: как-то поведет себя с ними новая хозяйка. Да к тому же и с господином своим, Дэвидом Латтимером, они познакомились лишь несколькими днями раньше.
— Я вообще-то родился и вырос в этих краях. Там, на другой стороне речки.
Голос Дэвида вновь заставил учащенно забиться ее сердце. Повернувшись лицом к Дэвиду, Тэйлор как бы вспомнила, зачем она теперь здесь, в этой карете, и замерла в тихом ужасе. Когда они подъехали к дому, Дэвид предложил ей свою руку и помог выйти. Они так и пошли — за руку, навстречу своим слугам.
— Большая часть этих людей прожила в Дорсет Халле всю свою жизнь, — говорил по пути Дэвид. — А поскольку я здесь совсем недавно, многие меня еще не знают и несколько сторонятся. Но я уверен, что это очень хорошие люди и что все они будут нам служить верно и честно.
Дэвид легким кивком головы приветствовал каждого. Они поднялись с Тэйлор на второй этаж. Дженни неотступно следовала за ним.
— Здесь нам, пожалуй, следует разойтись во избежание каких бы то ни было дальнейших церемоний. Вы со мной согласны?
Тэйлор предпочла помолчать.
— Вот ваша спальня, моя дорогая. Надеюсь, она вам понравится. В противном случае вы сможете поменять ее на любую другую комнату в этом доме, лишь бы вам было удобно. Ваши вещи, по-видимому, уже доставлены. Мне остается пожелать вам спокойной ночи и передать вас на попечение милой Дженни.
Дэвид поклонился и, развернувшись, быстро пошел к другой комнате — своей спальне.
Тэйлор была ошеломлена таким поведением своего мужа и стояла, как вкопанная. Дженни, не теряя времени, открыла дверь, прошла к кровати и сразу стянула с нее покрывало. Белый балдахин над кроватью, державшийся на массивных черных столбах и почти достававший потолка, занимал лишь небольшую часть комнаты. Весь пол был покрыт толстым бело-голубым ковром. Негромоздкая светлая мебель с тонкой ажурной резьбой придавала комнате особую привлекательность и уют. У окна стоял туалетный столик с большим зеркалом. Кроме входной, в комнате была еще одна дверь — в галерею. Все здесь Тэйлор нравилось. Страх и скованность, одолевавшие совсем недавно, постепенно покидали ее, уступая место умилению и спокойствию. Даже огонь в камине казался девушке особенным знаком приветствия. Через настежь открытое окно в комнату доносилось легкое дыхание вечернего июньского воздуха.
Ночное платье лежало поверх голубого стеганого одеяла, аккуратно прикрывавшего большую кровать. Дженни взяла его, чтобы переодеть Тэйлор.
— Мисс… миссис, вам лучше сейчас лечь спать. Вы выглядите совершенно разбитой. У вас еще будет время все здесь разглядеть и все обдумать.
Она уложила Тэйлор, ласково укрыла ее и оставила одну. Тэйлор натянула одеяло до самого подбородка и, едва дыша, стала смотреть вверх. Мысли ее путались, навевали тоску. Так она пролежала очень долго, потом резко повернулась и прижалась щекой к черному столбу, стараясь приглушить тяжелые всхлипы.
Она горько плакала в тишине до тех пор, пока глубокая ночь не поглотила ее идущий из сердца крик одиночества…
Тэйлор сидела в тени раскидистой магнолии с вышивкой. Был еще довольно ранний час, но воздух уже успел отяжелеть от августовского зноя. Тэйлор, забыв о вышивании, неотрывно смотрела вдаль, на дорогу. Ее одолевала дрема, легкие мысли бессвязно перемежались между собой, подобно порхающим над травой яркокрылым бабочкам.
Со дня свадьбы прошло два месяца. Тэйлор уже давно оставило беспокойство по поводу того, что Дэвид может прийти к ней ночью. Раздельное проживание не предусматривалось их брачным соглашением. С одной стороны, оно облегчало участь Тэйлор, а с другой — оставляло какое-то непонятное и неприятное ощущение пустоты и неприкаянности.
Латтимеры периодически устраивали приемы, и всякий раз Дэвид подчеркивал, как он горд и доволен своей молодой супругой.
— Вы самая большая ценность в моем доме, — сказал он ей однажды после того, как разъехались гости. — Я поступил мудро, женившись на вас. Благодаря вам у меня появилась возможность встречаться с людьми и стать своим среди них, чего раньше у меня не было.
Тэйлор понимала, что он таким образом хотел сделать ей комплимент, что для него это, может быть, очень важно, но даже такое его с ней обхождение не могло унять ее душевной боли. С каждым днем она все больше и больше чувствовала расположение Дэвида, его поддержку, желание сделать ее жизнь в этом доме более радостной. И все же по-прежнему она была так болезненно одинока…
Тэйлор встала со скамейки, и забытая вышивка упала на траву. Гуляя по саду, благоухающему розами, бесцельно прохаживаясь от дерева к дереву, от куста к кусту, Тэйлор невольно сравнивала себя с пойманной птицей. «Да, я здесь словно в клетке. В большой, красивой — но в клетке». Над ее головой разразилась звонким пением малиновка. «Возьми меня с собой, маленькая птичка, — прошептала про себя Тэйлор. — Подними меня высоко-высоко на своей песне и дай мне свободу». Что ее беспокоит? Почему она не может чувствовать себя счастливой? У нее много вещей, каких нет у других женщин. Дэвид очень добр и внимателен к ней. Узнав, что она любит лошадей, подарил прекрасную арабскую кобылицу. Он щедро одаривал ее деньгами, давая возможность самой покупать все, что ей заблагорассудится. Он полностью передал ей управление домом, не требуя никакого отчета. Правда, ей иногда казалось, что он намеренно отдалялся от нее, как если бы не хотел, чтоб она была рядом, и тем самым как бы не позволяя ей быть частью его жизни. Но Дэвид никогда не обманывал и не обижал ее, как это делают многие мужчины, обращаясь со своими женами. Она никогда не видела его нетрезвым и не слышала от него грубых слов. Так чем же она тогда недовольна?
— Не нужно ли что-нибудь сделать для вас, миссис? — спросила подошедшая Дженни. Ее вздувшийся живот красноречиво свидетельствовал о том, что в доме Латтимеров в ближайшее время ожидается прибавление.
— Нет, Дженни, мне ничего не нужно. Разве только… Ты не могла бы пройтись со мной до реки?
Они медленно шли по узкой тропинке среди небольшого леса, разделявшего хлопковое поле и реку. Поросшие мхом деревья, толстый природный ковер из изумрудного цвета шелковистой травы, мелодичное журчание воды невдалеке — все это вызывало чувство умиротворения.
— Как ты чувствуешь себя, Дженни?
— О, у меня все хорошо, миссис. Мима поддерживает меня. Она такая же добрая, как наша Сюзан в старом доме. Бывает, конечно, я чувствую себя несколько одинокой, но, думаю, это потому, что здесь мы еще не так давно и я еще многого не знаю.
— Ты когда-нибудь виделась с Цезарем?
— Нет, с тех пор как мы поселились здесь, ни с кем из наших я не виделась.
— Он знает, что у тебя будет ребенок?
— Да, миссис. Я сказала ему еще задолго до того, как мы расстались. Он надеется, что мистер Филип поймет наше положение и продаст его мистеру Дэвиду.
— Да, мы попытаемся, Дженни. Я обещаю. Надо как-то убедить Филипа продать нам Цезаря.
На прошлой неделе, когда Филип приезжал к ним о чем-то поговорить с Дэвидом, Тэйлор затронула было эту тему, но он резко остановил ее:
— Цезарь — один из лучших работников, что у меня есть.
Надо было понимать, что вопрос о Цезаре закрыт и впредь обсуждению не подлежит. Филип и Дэвид переключились на беседу о все усиливающихся трениях между Севером и Югом.
Они подошли к реке. Тэйлор присела на берегу и, склонясь над водой, стала водить пальцами по речной глади. Дженни прислонилась к высокому замшелому пню, держа руки на своем большом животе.
— Дженни, ты рада, что у тебя будет ребенок? — спросила Тэйлор, наблюдая за течением.
— Конечно, миссис. Ребенок — это главное, именно это делает из девушки настоящую женщину. Не знаю такой, что не захотела бы понести дитя от своего мужа. Это же так прекрасно — знать, чувствовать, что твой сын или дочка здесь, внутри тебя… Да, миссис, мне очень хочется стать матерью.
Она внимательно посмотрела на Тэйлор:
— Вам тоже нужно иметь ребенка. Вы тогда не будете такой печальной и несчастной.
Тэйлор вздрогнула и ответила резко:
— Да, это хорошо. Это, может быть, приятно. Но сейчас не стоит об этом. И… я вовсе не печальна. И не несчастна!
— Что ж, извините меня, миссис. Но все же мне кажется, что это не так. Вы значительно изменились с тех пор, как мы приехали сюда.
— Мистер Дэвид очень добр ко мне, и мне не из-за чего печалиться. И потом… Нет, я вовсе не обязана тебе объяснять, почему у нас… не может быть детей!
— Но вы ведь хотите этого, миссис. Вот увидите, как все улучшится, если вы только получите дитя, — продолжала стоять на своем служанка.
— Дженни!
— Извините, миссис, но это правда. Вы не сможете долго хранить свою тайну от чернокожих, живущих в доме. Многие уже знают, что вы не спите с их хозяином.
Тэйлор дернулась, резко встала:
— Мы возвращаемся, Дженни.
Она зашагала быстро, не оборачиваясь.
— Миссис, — Дженни, тяжело дыша, едва поспевала за ней. — Вы можете заставить мистера Дэвида дать вам ребенка, если только захотите. Он ведь очень любит вас.
— Довольно же! — оборвала Тэйлор.
К дому они приближались в полном молчании. Тэйлор сразу прошла в свою комнату. Сняв платье, она в сорочке села перед зеркалом и стала внимательно себя рассматривать. Она была взволнована, пожалуй, даже расстроена, хотя изо всех сил старалась контролировать свои мысли, чувства и эмоции. Действительно ли ребенок сделал бы ее счастливой? Если она решится и ляжет в одну постель с Дэвидом, изменит ли это ее отношение к нему, к самой себе?
К ней постучали. Тэйлор не ответила, надеясь, что там, за дверью, постоят и уйдут. Но стук повторился. Она молчала. Шарообразная ручка медленно повернулась, и дверь приоткрылась.
— Тэйлор!
Это был Дэвид. Дверь распахнулась, и он вошел.
— Я собираюсь отправиться верхом на плантации, хочу посмотреть, как идет уборка урожая. Вы не хотите поехать со мной?
Впервые он сделал ей предложение присоединиться к нему.
Не поворачиваясь, она согласно кивнула. Она изо всех сил цеплялась за соломинку самообладания, и, к счастью, ей еще как-то удавалось его сохранить.
Рука Дэвида мягко легла на ее плечо:
— С вами все в порядке, дорогая?
Плотина рухнула — сдерживаемые долго слезы хлынули из ее глаз рекой. Дэвид испуганно вздрогнул, обхватил Тэйлор и прижал к себе, как ребенка. Рыдания, прорываясь изнутри, сотрясали все ее тело. Когда приступ прошел и рыдания затихли, Дэвид поднял ее и отнес на кровать, прикрыв одеялом.
— Поспите немного, Тэйлор. Мы поговорим в другой раз, — ласково прошептал он ей на ухо.
Но она уже не слышала его. Измученная выпавшими на этот день нервными перегрузками, она сразу же уснула.
Дэвид еще какое-то время постоял у кровати, вглядываясь в заплаканное лица. Он не знал, что случилось, но внутренне связывал этот ее срыв с ошибкой, которую он совершил два месяца назад. Он не имел права и теперь не должен был причинять боль этой женщине. Этому подростку… Ни в коей мере.
Дэвид быстро повернулся и вышел из комнаты, Похоже, он был подавлен. Он, деловой человек, ставивший перед собой самые серьезные цели и всегда добивавшийся успеха, никогда не боялся брать на себя любую ответственность. Но вот с Тэйлор… Как же он мог потерять нить ответственности за нее — такую юную, неопытную?
Но что же с ней все-таки произошло? Отчего она пришла в столь глубокое уныние? Пожалуй, впервые в жизни Дэвид не знал, как ему поступить, чем успокоить Тэйлор.
Дженни видела, как он уходил. Мрачный вид его и сердитый взгляд как бы предупреждали, что сейчас ему на пути лучше не попадаться. Дженни подумала, что, может быть, он ищет ее, и прижалась к двери своей комнаты, почти не дыша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41