казармы для стражи, конюшни, часовня, мельница, помещение, где содержались соколы для охоты. По внушительности все это вполне могло соперничать с их королевским замком.
Девушка почувствовала холод и плотнее завернулась в плащ, хотя погода сегодня была на удивление теплой, обещавшей уже не снег, а дождь — весенний дождь и ласковый ветер, который вдохнет новую жизнь в горы и долины.
Она вспомнила, что рассказывал Ройс о внезапном нападении семь лет назад войск Дамона на эту цветущую землю, на замок, который ей трудно было представить целым и невредимым, и снова содрогнулась при мысли о том, что стало со всей его семьей, с воинами и слугами.
Кьяра не видела выражения его лица, но чувствовала, как он напряжен, как дрожит его рука, сжимавшая поводья. Ройс молчал во время всего спуска. Молчал, и когда они подошли к уложенной из камней насыпи перед крепостным рвом.
Остановившись у подъемного моста, он оглядел четыре сторожевые башни по углам. Кьяра слышала его тяжелое дыхание — ему словно не хватало воздуха, а каждый удар сердца причинял боль.
Она спешилась, подошла к нему и прикоснулась к рукаву.
— Ройс…
— Мы любили бегать по этому мосту наперегонки, — тихо сказал он. — Туда-сюда, туда-сюда, пока не падали от изнеможения. А каждой весной сестры забирались вон на ту башню и сплетали там венки из ранних цветов. Себе и нашей матери.
Глаза Кьяры наполнились слезами. Она взяла его левую здоровую руку и крепко сжала. «Говори, говори, милый. Облегчи свою душу воспоминаниями. Пускай и тяжкими».
— Они даже на собак напяливали венки. — Слабая улыбка тронула его губы. — Дескать, весною у нас в Феррано все должны быть красивыми.
Кьяра переплела свои пальцы с его, закрыла глаза, из которых катились слезы.
— Как-то летом мы поссорились с младшим братом, и он столкнул меня сюда, в ров. Я вылез оттуда весь покрытый грязью и поклялся, что никогда не прощу его.
Она положила голову ему на плечо и еще крепче сжала пальцы, потому что словами не могла выразить своих чувств. Да и к чему тут слова?
Глубоко вздохнув, он почти неслышно произнес:
— Я здесь в первый раз после войны и вот… вижу это… Понимаю, что у меня никого и ничего больше нет.
Кьяра чувствовала, что Ройс дрожит, и не знала, то ли от неизбывной печали и гнева, то ли от слабости после ранения, ведь он потерял так много крови. Протянув руку, она коснулась его щеки.
— Ройс, вам необходим отдых. Вы должны поспать.
— Да, здесь, надеюсь, мы пока в безопасности. По существу, это теперь Тюрингия. Дамон заявил, что считает эти земли своими, хотя пальцем о палец не ударил, чтобы восстановить разрушенное.
Он потянул за повод и стал медленно спускаться к мосту. Конские копыта выбивали дробь по дощатому настилу, затем по камням на другой стороне рва.
Они прошли уже во вторые ворота замка, когда Ройс попросил Кьяру подождать немного и поднялся на одну из сторожевых башен. Спустя какое-то время послышались скрип и лязг металла, и, к ее изумлению, мост, по которому они только что прошли, поднялся и перекрыл доступ в замок.
— Отец сам придумал подъемный механизм, — сказал Ройс, когда вернулся. — С ним может легко управиться один человек. — Он усмехнулся. — Даже если у этого человека ранена правая рука. Но от тюрингов это не спасло, — закончил он упавшим голосом и вдруг с удивлением воззрился на небольшую купу деревьев, растущих во дворе. — Что это? Их раньше не было.
Он направился туда, не оглядываясь на Кьяру, которой было неуютно еще и потому, что начался дождь, холодный весенний дождь.
Она последовала за ним и догнала его уже возле невысоких вечнозеленых деревьев, посаженных полукругом.
Их было шесть, под каждым — могила. Шесть могил. Шесть мраморных плит. Место упокоения. Здесь росла трава, и в ней уже пробивались фиалки. А возле одной из сосен стояла статуя Спасителя с простертой над могильными плитами рукой.
Ройс опустился на колени, вглядываясь в имена, высеченные на светлом мраморе.
— Отец, мать, братья. Но как… когда… кто?
Кьяра решилась подать голос:
— Это мог сделать только друг. Тот, кто любил вас и вашу семью.
— Но кто же? — повторил он с надрывом. — Здесь никого не оставалось. Все шалонцы ушли или были убиты.
— Какой-нибудь друг из Тюрингии?
— У меня там нет друзей! Да и кому могло прийти в голову заниматься этим? — Он перевел взгляд на статую Христа. — Такой дорогой мрамор. И работа. Матиас! — вдруг воскликнул он. — Это дело рук принца Матиаса.
— Как? Брат Дамона?
Ройс уверенно кивнул.
— Я познакомился с ним четыре года назад, во время первых переговоров о мире. — Он все еще стоял на коленях. Кьяра опустилась рядом. — Матиас на год старше Дамона, — продолжал Ройс, — и по праву должен был управлять страной вместо заболевшего отца, короля Стефана. Но, будучи человеком очень религиозным, отказался в пользу младшего брата. Сам же решил постричься в монахи.
— Они такие разные, эти братья? — спросила Кьяра.
— Да, совершенно непохожи друг на друга. Матиас ничуть не напоминает ратника. Противник на поле боя для него в первую очередь человек. Если бы вас отдали в жены Матиасу… — Он осекся, потом тихо добавил: — Все равно это было бы ужасно для меня.
Кьяра снова положила голову ему на плечо, прижалась к нему. Слезы струились по ее лицу. Они застыли, коленопреклоненные, словно еще одно надгробие. Дождь окроплял их склоненные головы.
— Это облегчает душу, — прошептал Ройс после долгого молчания. — Когда знаешь, что твоя потеря кому-то небезразлична.
Он поднялся с колен, помог встать Кьяре. Его рука была так горяча, что она испугалась, нет ли у него жара. Но, кажется, обошлось.
Немного погодя они вошли в замок.
Опасения Кьяры, что там повсюду мертвецы — скелеты погибших несколько лет назад, — не оправдались. Видимо, принц Матиас позаботился о погребении всех павших.
Следы разрушений сейчас, спустя семь лет, казались не такими страшными; время многое сгладило: дожди и снег очистили камни стен и пола, балки перекрытий. Но крыша в некоторых местах обвалилась, окна зияли провалами, деревянные панели прогнили; гобелены — те, что не были сорваны и унесены захватчиками, висели клочьями.
Однако какие-то вещи сохранились, и это походило на чудо. Печальное чудо. Особенно когда в одной из зал они увидели свисавшую с потолка люстру, в которую были вставлены новые свечи. Значит, семь лет назад в замке никто и не подозревал о нападении, а готовились к обыкновенному мирному вечеру.
И, как ни странно, над очагом в другой зале остались висеть меч и щит, почерневшие от времени, но вполне еще пригодные.
Ройс снял их со стены, протер лезвие полой намокшего под дождем плаща.
— Ройс, он точь-в-точь, как тот, что был у вас! — воскликнула Кьяра.
— Это меч моего отца. Их выковали совершенно одинаковыми. Когда-то оба висели тут, и я…
Он внезапно замолчал, и она с тревогой взглянула на него:
— Ройс, что с вами?
— Вот здесь, возле очага, я недавно вас видел, — произнес он внезапно охрипшим голосом.
— Что вы такое говорите? — Девушка содрогнулась. — Я не понимаю.
— Да, здесь… — повторил он. — Позапрошлой ночью. Я видел очень явственно… Мы были вместе… Под этим мечом и щитом…
— Ройс, — сказала она, вмиг успокоившись, — это был сон.
— Да, моя Кьяра, — грустно подтвердил он, — только сон. И он больше не повторится.
Она ласково прикоснулась к его щеке, как бы для того, чтобы стереть с нее пятно грязи.
— Вы говорили о мече, — напомнила она.
— Да. — Левой рукой он поднял блестящий клинок. — Это близнец того, что затерялся в снежной лавине и был подарен мне отцом в тот день, когда я удостоился чести стать рыцарем. Мне было тогда восемнадцать, и я отправился ко двору короля Альдрика, взяв с собой две дорогие для меня вещи: отцовский меч и кольцо моей матери.
Кьяра прижала к груди левую руку с этим кольцом.
— Значит, оно фамильное?
— Конечно. А вы что думали?
— Я… — Она, покраснев, опустила глаза. — Мне показалось, это знак любви какой-нибудь дамы, оставшейся во Франции.
Он слегка приподнял ее подбородок.
— Нет, Кьяра. У меня не осталось дамы во Франции. А кольцо преподнес матери мой отец, когда они пообещали принадлежать друг другу. Ей было тогда всего четырнадцать. После свадьбы мать носила его вместе с обручальным до моего отъезда из родного дома и при расставании дала с собой на тот случай, как она сказала, если я найду себе невесту при дворе вашего отца. — Ройс неотрывно смотрел на нее. — И я ее нашел.
Девушка не могла сдержать слез. Она отчаянно цеплялась за него и сбивчиво говорила:
— Да… да… Но все получилось не так, как должно было быть.
Ройс отложил меч и обнял рыдающую Кьяру.
— Моя мать оказалась провидицей, малышка, — прошептал он. — Я нашел при дворе вашего отца ту, кого жаждет мое сердце.
— Но она не может. О, Ройс!
— И все равно она моя избранница, — произнес он, словно не слыша ее слов. — Та единственная, кому я мог отдать и отдал уже материнское кольцо. Это про тебя на нем написано: «Ты, и никто иная…» Теперь я знаю, что означают эти слова.
Как хотелось ей, чтобы он никогда не выпускал ее из объятий, чтобы их губы слились в поцелуе, но она, сделав над собой усилие, вырвалась из его рук и сказала:
— Надо позаботиться о вашей ране. Давайте найдем воду и сменим повязку. Это необходимо.
Он подчинился. Лучше опять терпеть боль, чем думать о том, что терзает его дни и ночи напролет. Ройс понимал: их чувства друг к другу напоминают сейчас крепчайший канат, но напряжение осталось. Одно неосторожное движение — и канат может лопнуть. А что за этим последует, одному Богу известно. Как тот обвал, из которого они чудом вырвались несколько дней назад.
— Пойдем туда, где была кухня, — сказал он, подхватывая меч и стараясь говорить спокойно, хотя внутри у него все бушевало.
Двумя часами позже Кьяра стояла перед пылающим огнем главного кухонного очага, пытаясь вытащить оттуда небольшой металлический котелок и при этом не обвариться. Осуществив задуманное, она, сморщив нос, недоверчиво заглянула в него, не будучи уверенной, что варившийся в нем бульон пригоден для еды. Это был первый в ее жизни опыт приготовления пищи. Хорошо, что Ройс не видит.
Девушка скосила глаза на Ройса, дремавшего на импровизированном ложе из скатертей, снятых со столов. Вид у него был нездоровый и по-прежнему вызывал ее беспокойство. Но чем она может помочь? Разве что снова промыть рану и перевязать чистой тряпицей. И еще накормить горячей едой, которая, как она надеялась, быстро восстановит его силы.
Решив, что супу следует повариться еще, Кьяра снова сунула котелок в огонь. Очаг был таких размеров, что туда во весь рост мог войти человек. Такой, например, как Ройс. Разумеется, когда там не горит огонь.
А сейчас Кьяра, мешая варево металлической ложкой, обожгла себе ладонь. Пробормотав одно из тех проклятий, которых вдоволь наслышалась от Ройса, она отдернула руку и уронила ложку на каменный пол.
До нее донесся смешок. Оказывается, Ройс уже проснулся и с интересом наблюдает за ней.
— Надеюсь, вы не слышали того, что я только что сказала, — невнятно произнесла девушка, зализывая обожженную руку.
— Кое-что, кажется, дошло до моего слуха, — сказал он с улыбкой. — Не совсем принятое среди дам. По-моему, я заспался… Что вы делаете?
— Разве не ясно? Готовлю ужин. А что касается некоторых слов, которые случайно сорвались у меня с языка, то, как вы уже знаете, я неплохая ученица.
Ройс приподнялся, подвинул свою постель к огню и вновь уселся на груде скатертей.
— Вы не только хорошая ученица, но и прекрасная хозяйка. А я-то имел наглость думать, что, кроме чтения стихов и вышивания, вы ничего не умеете. Примите мои извинения, миледи.
— Если я чему-то и научилась, — ответила она, покраснев, — то исключительно благодаря вам, милорд.
Ройс ничего не сказал, и она поняла: он подумал о том же, что и она. О чем ни ему, ни ей не следует думать. Особенно сейчас, когда они уже, можно сказать, в Тюрингии и вскоре должны прибыть во дворец Дамона.
Отвернувшись, она принялась искать другую ложку, чтобы без опаски размешать закипающий суп, Некоторое время в огромной кухне царило молчание, нарушаемое лишь бульканьем жидкости. Потом девушка вновь услышала голос Ройса, который не сразу узнала:
— Кьяра…
Она взглянула на него.
— Кьяра… Я лишился рассудка с той минуты, как вас увидел. И мое безумство только крепло с каждым часом. Я сказал, что привез вас сюда, в мое разрушенное жилище, потому что заботился о вашей безопасности… Это ложь.
Он уже поднялся с пола и теперь встал рядом.
— Ложь? — повторила она в недоумении.
— Да. Я думал о другом. О том, чтобы вы были со мной, только со мной. О том, чтобы увезти вас от всех. От отца, от…
— От Дамона?
— Да, я хотел, чтобы вы побыли здесь совсем недолго; перед тем как решиться…
— Исчезнуть?
Мысль об этом заставила ее задрожать. Ладоням стало горячо, словно в них упала с неба жаркая звезда.
Кьяра смотрела на него со страхом и надеждой.
— Никто не будет знать, — прошептал она. — Верно? Мы просто сгинем в горах. Растаем как снег.
Ройс мыслил более прозаично.
— Мы двинемся на юг, — сказал он.
— Во Францию или в Испанию, — подхватила девушка. — Или на какой-нибудь остров, о котором никто не знает.
— Да, в такое место, какое не найти на картах. Где люди не ведут войн.
Кьяра закрыла глаза.
— И останемся там навсегда.
— До конца жизни. Вдвоем…
Еще одна ложка упала из ее рук, когда она бросилась к нему в объятия, не открывая глаз, не расставаясь с только что вспыхнувшей мечтой. Прильнув к его широкой груди, прильнув к своей мечте.
— О, если бы можно было взять туда их всех! — воскликнула она с ликованием.
— Кого? — спросил он недовольно.
— Как «кого»? Наших людей. Горожан, крестьян, рыцарей и воинов. Всех, кому мы нужны.
— Мне нужна только ты! — резко сказал он, — Зачем думать о других?
— Потому что они тоже страдают. О, если бы не война, были бы живы тысячи людей. И мой бедный брат, твой друг.
— Представляю, как этот друг отнесся бы к тому, что я намерен выкрасть его любимую сестру!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35