Возможно, потому, что Триста почувствовала, как напряглась рука Фернандо на ее талии и увидела, как помрачнело его лицо, она со смехом ответила:
– Не только это! Я могу еще играть в рулетку и в «баккара»! Но до сих пор я ни разу не слышала о Виргиния-Сити!
– Дорогая, это город золотых россыпей, там всего полно! Единственно, чего там сейчас не хватает, – так это женщин! Понимаете, что я имею в виду? Вы не найдете города более безобразного с виду и более безнравственного, чем Виргиния-Сити! Но там есть настоящий театр. Я слышала, что Лола Монтес поставила там свой «Танец паука», а Ада Менкен сыграла роль в «Мазепе» – на коне и все такое. На сцену бросали мешки с золотым песком, а вместе с цветами за кулисы посылали самородки.
Рыжеволосая женщина представилась как Мартина Жерар. Вскоре, обнаружив, что Триста свободно говорит на парижском диалекте и только недавно покинула Францию, она призналась, что немного скучает по родине, несмотря на то что живет сейчас в стране больших возможностей. Лукаво улыбнувшись, она по-французски сказала Тристе, что если та когда-нибудь передумает и не захочет больше заниматься этой скучной медициной, то всегда сможет приехать в «Серебряный башмак» в Виргиния-Сити. Там ей не придется слишком утруждать себя!
– Интересная женщина! – заметила позднее тетя Чэрити. – И настоящий кладезь информации, – добавила она. – Тебе так не кажется, Фернандо?
– Наша дорогая тетя постоянно испытывает мое терпение своими колкостями и сарказмом! – заявил Фернандо вскоре после того, как они проводили мисс Чэрити Виндхэм на пароход, отплывающий в Бостон. – А что касается той дешевой проститутки… Вступив с ней в беседу, ты тем самым признала, что ты ей чуть ли не ровня…
– Ради Бога, Фернандо! – устало запротестовала Триста. – Может быть, мы хоть на этот раз не будем ссориться? Я понимаю, что мы оба по одной и той же причине чувствуем себя очень несчастными – у нас шалят нервы, – но давай пока заключим перемирие. Веришь ты или нет, но я любила папу – твоего отца – больше, чем могла бы любить родного отца. Фернандо, давай постараемся быть друзьями! Хотя бы ради папы… Я уверена, что он бы очень этому обрадовался.
– Вероятно, ты права, – с видимой неохотой согласился Фернандо, а затем в свойственной ему резкой манере спросил Тристу, что она теперь собирается делать.
– Заниматься медициной – где и как смогу. Если бы я только могла познакомиться с нужными людьми…
– Послушай, – грубовато сказал Фернандо, – я знаю, что я старомоден. Но если ты вбила себе в голову дурацкую мысль о том, что можешь заставить все врачебное сословие признать женщину-врача – кто я такой, чтобы тебя останавливать? Если удастся, я даже помогу тебе – только для того, чтобы доказать, насколько ты ошибаешься.
Фернандо тут же предложил представить Тристу своему другу, который тоже был врачом и мог ей помочь.
– Он турок и, на мой взгляд, слишком интеллигентен. Его зовут Али Ювуз, и его дом находится на пути к нашему – в Менло-Парке. Если он дома, я вас познакомлю, а там поступай как знаешь. – Фернандо внезапно расхохотался. – У моего друга Али есть только одна странность, – добавил он, искоса взглянув на Тристу, – он всем предлагает свой турецкий кофе. Он у него густой, как патока, и почти такой же сладкий, причем отказываться нельзя, иначе он обидится. Просто проглоти кофе, как касторку, и улыбнись – тогда он будет счастлив. Может быть, он поможет тебе – если ты еще не выбросила из головы свои глупые амбиции!
На этот раз Фернандо действительно старался быть любезным. Может быть, смерть папы на него повлияла и Фернандо все-таки решил относиться к ней как к сестре? А встреча с его другом и впрямь может быть даже полезной. Какой же смысл отвергать это предложение?
Триста застыла на краю кровати. Весь ужас происходящего только сейчас дошел до нее. Дом Али оказался лечебницей для душевнобольных, а она сама теперь стала его совершенно бесправной «пациенткой»! Звероподобный «санитар» по имени Нордстрем следит, чтобы она не убежала, Фернандо поливает ее оскорблениями. А что будет дальше?
Слезы наполнили глаза Тристы, придав им серебристый оттенок. Потеряв способность к сопротивлению, она ничего не отвечала. Но почему-то именно ее молчание и отсутствие реакции на его язвительные замечания окончательно придали Фернандо решимости.
Она рождена сукой, которая нуждается в дрессировке. Все это время она дразнила его, завлекая полунамеками и скрытыми обещаниями, которые не собиралась выполнять. О, Мари-Клэр много чего рассказала о его якобы невинной сводной сестричке! Да и письма из Парижа от его тещи только подтвердили то, о чем Фернандо и без того догадывался. А венчал все рассказ капитана Мак-Кормика о ее совершенно вызывающем поведении на борту его корабля. Вот почему Фернандо привез ее сюда! Пусть благодарит Бога, что он до сих пор ее не убил, хотя в ближайшее время она, может быть, об этом еще пожалеет!
– Ты не хочешь отвечать или тебе нечего ответить, а? Я был слишком терпелив с тобой, Триста, а ты, видимо, принимала мое терпение за слабость. Ну, сейчас ты получишь урок, который запомнится тебе надолго, – ты слышишь меня? И я заставлю тебя признать, что ты такая, какая есть, – на все согласная шлюха! Дешевая проститутка!
Не важно, как он ее называет. Важно то, что он сделает с ней потом, когда закончит выкрикивать ей в лицо поток проклятий.
– Раздень-ка эту дрянь и как следует свяжи. По крайней мере этот урок она никогда не забудет!
От сильной пощечины Триста упала на колени. Нордстрем одним рывком поднял женщину на ноги и сорвал с нее одежду, оставив ее совершенно обнаженной. Ее руки были туго связаны за спиной – Триста знала, что если бы стала сопротивляться, то их бы сломали. А мучителям это только доставило бы удовольствие, они смеялись бы еще громче, чем сейчас, когда Фернандо принялся дергать и щипать ее за наиболее чувствительные места. Причем он явно наслаждался, причиняя ей боль, – каждым криком Тристы, каждым ее стоном.
Это было само по себе ужасно, но впереди ее ждало еще худшее. Триста оказалась распластанной на кровати лицом вниз, причем бедра и ягодицы были приподняты с помощью матраса, который тщательно скатал Нордстрем. Ноги и руки ее были закованы в металлические браслеты, глубоко врезавшиеся в тело. Тристу начали безжалостно избивать, она корчилась и рыдала от невыносимой боли и унижения. Мучители не отставали даже тогда, когда Триста, забыв о гордости, принялась молить о пощаде, готовая обещать все, что угодно и кому угодно, лишь бы прекратилась эта пытка!
– Ты такая же шлюха, как и твоя мать, ведь правда? Ну-ка, скажи об этом – я хочу услышать, как ты говоришь это вслух!
Боль огнем полыхнула между бедер, заставив Тристу закричать.
– Тебе так нравится? Ты хочешь, чтобы я снова погладил тебя плеткой вон там? – Фернандо захохотал, слыша нечленораздельные звуки, которые издавала Триста, пытаясь повторить те слова, что он заставлял ее сказать. Фернандо снова засмеялся, когда хлестнул ее кнутом там, где, как он знал, это причиняет самую сильную боль. А потом Фернандо принялся насиловать эту надменную гордячку, с наслаждением, снова и снова, заставляя ее издавать громкие крики. Теперь она была готова говорить все, что он хотел от нее услышать, как и подобает прирожденной шлюхе, – абсолютно все! Сука, такая же, как ее мать! Между ними нет никакой разницы!
Закончив с ней, Фернандо дал знак Нордстрему, до сих пор бесстрастно взиравшему на происходящее, – тот тоже может ею попользоваться, если захочет. И тут Фернандо осенила еще одна мысль, заставившая его улыбнуться. А ведь и вправду! Яблоко от яблони недалеко падает – гласит пословица. Сейчас Триста может только подавленно всхлипывать, безропотно подчиняясь, когда неуклюжее животное – так называемый «санитар» – изо всех сил старается войти в нее. В следующий раз ее вряд ли нужно будет связывать. Нет, такие, как она, входят во вкус, когда над ними издеваются, – и этим стоит пользоваться!
Глава 27
Мари-Клэр пополнела и стала очень раздражительной. Она заявила, что ей до смерти надоела затворническая жизнь, которую приходится вести в Калифорнии, тем более сейчас, во время этой нелепой войны между штатами, когда все мужчины стали такими возбужденными!
Быть замужем оказалось совсем не так приятно, как она ожидала. Хотя Фернандо и подарил ей дорогие бриллианты, о которых Мари-Клэр давно мечтала, он одарил ее – одного за другим – еще и детьми. Мари-Клэр была только рада как можно быстрее сбыть с рук няням и кормилицам эти кричащие, постоянно мокрые создания. А что хорошего в бриллиантах, если у нее так мало возможностей появиться в них в обществе?
Фернандо больше занимает политика и какие-то дурацкие тайные общества, чем светская жизнь. А люди здесь так старомодны, что она не может нигде показаться одна. Даже нельзя одной пойти в театр, конечно, если она не хочет, чтобы о ней пошли разговоры! Ну разве это не смешно?
– Но ты вполне можешь меня сопровождать, ты ведь друг семьи! И ты это сделаешь, правда, Блейз? Ну пожалуйста – все, кто хоть что-то собой представляет, будут в «Метрополитен», чтобы увидеть эту скандальную Аду Как-бишь-ее-там в «Мазепе». А кроме того, тебе, как и любому мужчине, очевидно, нравятся некоторые вещи – м-м-м? Например, как я предполагаю, вот это, а еще вот это…
За те часы, что они провели вместе, Блейз уже понял, что Мари-Клэр нисколько не утратила своей квалификации в любовном искусстве. И сейчас ее жадные губы и нежный язык напоминали ему об этом…
Меньше чем за день она смогла заставить его почти забыть о своей «жене», которая оставила его, уехав со сластолюбивым мужем Мари-Клэр, Фернандо. Как поведала ее лучшая подруга, Триста всегда питала к нему тайную страсть.
– Конечно, они не могли пожениться, так как считались братом и сестрой, – пожав плечами, пояснила Мари-Клэр. – А я – я вышла за Фернандо, потому что не любила мачеху и хотела вырваться из этой дурацкой школы для девочек. В ней было все равно что в монастыре! Но я никогда не возражала, – прошептала Мари-Клэр, повернувшись к Блейзу и прижавшись к нему покрепче, – чтобы они спали вместе. Зачем? Пусть даже они в этот момент занимаются тем же, чем и мы. А тебя эта мысль не возбуждает?
Конечно, Блейз предпочел бы избавиться от своих мрачных мыслей, отдав себя в распоряжение искусных рук и губ Мари-Клэр. Пусть она доведет его до такого состояния, что желание вытеснит все остальное, лишив его способности думать.
К несчастью, как с бешенством обнаружил Блейз, в последнее время он оказался не в силах – как бы ни была искусна в постели его очередная партнерша – полностью избавиться от некоторых неотвязных воспоминаний. Точно так же, как не в состоянии избавиться от привычки думать или дышать!
– Дорогой, – вернул его к реальности голос Мари-Клэр, – ты меня слушаешь? Почему бы нам не уехать с тобой в Европу? Здесь так скучно! Нам будет очень хорошо вдвоем!
Издав хриплый рык, Блейз вскочил с постели. Напуганная Мари-Клэр инстинктивно схватила простыни и прикрылась ими, как бы пытаясь защититься.
– Что? – прорычал Блейз.
Увидев выражение его золотисто-зеленых глаз, Мари-Клэр съежилась от страха. Раньше она не замечала, что эти глаза могут так внезапно изменять свой цвет. Мари-Клэр еще никогда не видела Блейза в такой ярости.
– Я… я не думала, что ты рассердишься! Я полагала…
– У тебя, похоже, вообще нет привычки думать! Ради Бога, неужели ты не понимаешь, каковы могут быть для нас обоих последствия твоего каприза? Я не имею особого желания выступать в роли соответчика в скандальном деле о разводе, моя милая, какой бы прекрасной любовницей ты ни была!
Во всяком случае, он находит ее прекрасной любовницей! Это слегка успокоило уязвленные чувства Мари-Клэр. Она недовольно надула губы, а затем принялась в голос рыдать. Грубое, бесчувственное животное, в которое превратился Блейз, сначала облегчило себе душу ужасным ругательством, а затем сделало то, на что и надеялась Мари-Клэр, – уселось рядом на кровать, перестав метаться по комнате как раненый зверь.
Как только она крепко обхватила его за шею и притянула к себе – он оказался в ее власти! По крайней мере на некоторое время. Раньше Мари-Клэр считала этого человека всего лишь очень хорошим любовником и внимательным слушателем. Теперь же, внезапно открыв для себя совершенно новую, пожалуй, даже опасную сторону его натуры, Мари-Клэр испытала странное возбуждение. С опаской она подумала о том, как далеко можно зайти, дразня Блейза туманными намеками, чтобы не разбудить таящегося в нем зверя. Это было все равно что просовывать палку сквозь прутья клетки, за которой лежит спящий тигр. Когда тигр переполнится яростью и проснется, прутья могут оказаться недостаточно прочными…
– Значит, под тем, что мой муж называет «женоподобной мягкостью», скрывается настоящее чудовище, да? Теперь, когда я увидела, каким ты можешь быть свирепым, я понимаю, что ты, вероятно, как здесь говорят, авантюрист. Ведь правда? Ты меня немного напугал, Блэз Давенант… хотя ты ведь не станешь заходить так далеко и меня убивать, ведь так? Только за то, что я хотела немного поразвлечься, желая перемен? Сан-Франциско в последнее время стал таким скучным!
Мари-Клэр, француженка по происхождению, всегда произносила его имя правильно, на французский манер, в то время как сам Блейз предпочитал именно американизированную версию. Но сейчас… Почему, черт возьми, некоторые женщины все говорят и говорят? Блейза совершенно не интересует, что она о нем скажет или что подумает. Поняв, как сильно он напугал Мари-Клэр, Блейз уже сумел несколько овладеть собой, и сейчас ему требовалась отнюдь не беседа!
– Да замолчи ты! – проворчал Блейз и обеспечил дальнейшее молчание Мари-Клэр, прижав ее губы к своим. Все, чего он сейчас хотел и в чем нуждался, – ощущения вместо мыслей и страстные восклицания вместо слов. Если бы только на ее месте была ведьма с серебристыми глазами…
Мари-Клэр походила на змею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40