– В сложившихся обстоятельствах я сделал все, что мог, все, что джентльмен посчитал бы своим долгом! Ведь получилось неплохо – разве нет, Эрардо? Хотя ваше предложение вынести Тристу с корабля, пожалуй, было уже лишним. Конечно, это очень романтично, но довольно тяжело! Прошу прощения, Фарленд!
Значит, он просил прощения? Она еще и в самом деле заставит его извиняться! Пробормотав непристойное французское ругательство, Триста швырнула через всю комнату свой ридикюль, едва не разбив лампу.
Она ненавидела Блейза Давенанта и злилась на Фарленда Эмерсона, ее якобы «настоящего» мужа. Черт его принес в вестибюль «Лик-Хауса»! Хотя, по совести говоря, он никак не мог предполагать, что его так называемая «жена» только что прибыла из Европы и собирается ночевать в том же самом отеле. Несправедливость в основном заключалась в том, что Блейз Давенант наткнулся на Фарленда первым и подготовил его к встрече. А вот она была застигнута врасплох.
Шок от неожиданной встречи с Фарлендом разогнал тот алкогольный туман, который до сих пор позволял Тристе безучастно воспринимать язвительные замечания Фернандо и притворное сочувствие Мари-Клэр по поводу ее не совсем трезвого состояния.
– Боюсь, что это был единственный выход – устроить фарс с бракосочетанием в присутствии перешептывающихся пассажиров и капитана…
– Если бы мой друг Эрардо Куэвас не рассказал мне обо всем и не заверил, что этот так называемый брак был вам фактически навязан, я бы ни за что не поверил в такой вздор! – Голос Фернандо был полон едва сдерживаемого гнева и чего-то еще, что Триста в своем взвинченном состоянии не могла определить. – Твоя репутация – или то, что от нее осталось после столь откровенного пренебрежения приличиями, – могла быть окончательно подорвана. Наверное, даже до тебя дошли все возможные последствия подобного безрассудного поведения! И если тебя, как обычно, не интересует мнение других, то хоть немного позаботься о чувствах тех, кто тебе якобы дорог! Здесь Калифорния, а не Париж или Рим, и богемные привычки твоих друзей могут вызвать, мягко выражаясь, недоумение.
– О Фернандо, любовь моя, я уверена, что Триста очень-очень сожалеет. Но разве ты не видишь, что сейчас она чувствует себя не совсем хорошо? Сначала дай ей отдохнуть, и, я уверена, она сможет все объяснить… разве не так, дорогой?
– Со мной все в порядке. Просто я выпила слишком много шампанского, чтобы… чтобы заставить себя молчать! И я не считаю, что должна кому-то давать объяснения, – так что, если вы ожидаете, что я буду пытаться вымолить прощение… Извини, Фернандо, но я не стану этого делать – по крайней мере по отношению к тебе! Тем более что ты уже вынес мне и обвинительное заключение, и приговор! Умоляю тебя: думай что хочешь, но только помолчи!
В общем, поездка от порта до гостиницы оказалась не очень приятной. Мари-Клэр пыталась успокоить Фернандо и заставить замолчать Тристу. Мрачная атмосфера ничуть не разрядилась, когда их карету обогнал шикарный английский фаэтон, которым твердой рукой правила столь же шикарная блондинка. Проехав мимо, она насмешливо помахала им рукой.
А это еще кто? Она, кажется, тебя знает – та дешевая пуль, которая нас сейчас чуть не перевернула? – Когда Мари-Клэр злилась или ревновала, она переходила на французский. – Она тебе знакома, да? С ней ехали твой друг Эрардо Куэвас и наш общий любимец Блейз Давенант! Что ты об этом думаешь, Триста? Несомненно, это ее сегодняшние клиенты! Ты тоже собираешься вечером поразвлечься, Фернандо? Это и есть твое собрание?
– Разве я не говорил уже, что тебе не пристало быть такой ревнивой, милая женушка? А что касается твоих нелепых подозрений – уверяю тебя, эту женщину я не знаю! Возможно, это одна из многочисленных подружек Эрардо: ему всегда нравились хорошенькие девицы, которые играют в карты, он же сам игрок. А теперь оставим эту тему!
Так, значит, это все-таки был Блейз! Несомненно, они с сеньором Куэвасом собираются насладиться всем, что может предложить Сан-Франциско. Ее же сначала силком выдали замуж, а через несколько часов выбросили как ненужную вещь! И теперь ей приходится выслушивать напыщенные проповеди и ненужные советы. Будь прокляты все мужчины! И почему она только сама не родилась мужчиной со всеми сопутствующими тому привилегиями?
«Это несправедливо! – возмущенно думала Триста. – Почему я тоже не могу немного развлечься? Мой дорогой братец Фернандо обвинил меня в гораздо худших грехах – и этот лицемерный подонок, за которого мне пришлось выйти замуж, тоже! Я должна… О, с какой радостью я тогда посмотрю на их лица! А почему бы и нет?»
Триста в возбуждении бросилась лицом вниз на узкую кровать. Многочисленные одежды и похожий на клетку кринолин, которые приходилось надевать, чтобы не отставать от моды, нестерпимо мешали. Триста едва могла дышать. Одежда тянула ее вниз, в глубь зеленых вод, легкие заполнялись и заполнялись болотной водой… и вот Триста уже сама стала частью вечного болота и всего, что оно дарит и что отбирает.
Несколько секунд Триста лежала без движения, слыша как бы со стороны собственное тяжелое дыхание. Пот лился градом по ее лицу и груди. Затем она принялась лихорадочно расстегивать высокий тесный воротник. Крошечные черные пуговицы разлетались во всех направлениях, усыпая пышный ковер. Они были пришиты по всей длине туго застегнутого лифа – до самой талии, – и Триста торопливо срывала их, стремясь освободиться и вдохнуть наконец полной грудью.
Покончив с пуговицами, Триста принялась расправляться с другими помехами. Она судорожно сдирала новое платье, множество шелковых, в кружевах, нижних юбок и, наконец, ненавистную железную клетку – нелепую конструкцию под названием кринолин. Больше она никогда его не наденет, пусть даже прослывет отставшей от моды!
Будьте прокляты также все корсеты, которые впиваются в тело и не дают вздохнуть. Зачем женщины доставляют себе такие неудобства лишь для того, чтобы по моде нелепо выглядеть? Если бы только можно было так же легко сорвать с себя туго зашнурованный корсет!
Но корсет был аккуратно зашнурован сзади, и Тристе было с ним не справиться одной. Она громко выругалась по-французски, вспомнив, что это работа Блейза – и сделал он это не далее как сегодняшним утром. Он специально зашнуровал ее так, чтобы она не могла освободиться без посторонней помощи! Блейз настолько обнаглел, что решил заставить ее таким образом дожидаться своего возвращения, хотя он может вернуться и под утро.
«Я найду кого-нибудь другого, кто расшнурует мне корсет, – только и всего!» – с вызовом подумала Триста. А почему бы и нет? Лучший способ излечиться от слабости, которую она испытывает, когда Блейз Давенант к ней прикасается, – это сравнить его с кем-нибудь другим. Нужно заняться любовью с каким-то другим мужчиной. Но с кем же? С незнакомцем? Нет, нельзя идти на такой риск. С кем-то, кого она знает и кто ей может понравиться? Внезапно ее озарило, и Триста вслух рассмеялась. Ну конечно! Симпатичный друг Блейза – Эрардо.
Он ведь говорил, что собирается сегодня рано лечь спать. Тристе внезапно очень захотелось оказаться в его постели. Бедный Эрардо так одинок, и она тоже одинока. А ведь наступает одна из тех туманных ночей, которыми славится Сан-Франциско, – когда нужно растопить огонь в каждой комнате, чтобы спастись от пронизывающего холода… «Обжигающе холодная ночь», как любила говорить тетя Чэрити, когда Триста была еще ребенком.
Почему она должна спать одна, не имея возможности ощутить тепло человеческого тела? Даже Фарленд, ее официальный «муж», без всяких угрызений совести оставил Тристу, чтобы отправиться в злачные места Сан-Франциско. Даже не поинтересовавшись, как там бедная Джессика и его сын. Почему только все мужчины такие похотливые свиньи?
К чему об этом думать? Гораздо проще не колебаться, а действовать, дав волю инстинктам.
Триста выбросила из головы все мысли и принялась вытаскивать бесчисленные шпильки и крошечные заколки, которые скрепляли прическу. Тяжелая черная грива волос в беспорядке опустилась на плечи и на спину. Не пытаясь найти расческу, Триста нервно провела по волосам дрожащими пальцами. Затем она сняла со спинки стула отороченную шелком кашемировую шаль, которую надевала за обедом, и обернула ее вокруг своего почти обнаженного тела на манер женщин полинезийских островов.
Снаружи не слышалось ни голосов, ни шагов. Уже поздно, и поблизости никого не должно оказаться. В любом случае его комната всего в нескольких ярдах, и если она быстро пробежит это расстояние…
«Нет, я не струшу – я это сделаю!» – внушала себе Триста, открыв дверь и выглянув в пустынный коридор. Босые ноги мигом домчали ее до двери номера, который занимал Эрардо Куэвас. «Не мешкай!» – напомнила себе Триста и тихо постучала. Не дождавшись ответа, она постучала более настойчиво. Ей показалось, что она услышала сонное бормотание, но тут внезапно раздавшиеся на лестнице голоса заставили ее вздрогнуть. «Какое счастье, что здесь не заперто!» – подумала Триста, чувствуя, как дверная ручка подалась под ее похолодевшими пальцами. Быстро закрыв за собой дверь, Триста скользнула в спасительную темноту.
Он уже спит? Сейчас, в последний момент, у нее внезапно сдали нервы. Тристе вдруг захотелось повернуться и убежать, скрыться в относительной безопасности своей комнаты, прежде чем Эрардо успеет что-либо понять. Но было уже поздно. Голоса, которые она только что услышала, стали громче и звучали совсем рядом. В темноте раздался зловещий щелчок, от которого Триста похолодела.
– Надеюсь, вы не станете стрелять в перепуганную женщину, сеньор! – прошептала она срывающимся голосом. – Если бы я знала, что вы уже спите, я бы ни за что на свете не стала вас беспокоить. Я… я так смущена! – Почему он молчит? Пусть бы сказал хоть что-нибудь, чтобы она не чувствовала себя так неловко! Тристе показалось, что она услышала, как Эрардо вполголоса выругался по-испански. – Пожалуйста… я не знаю, как объяснить, – продолжала она, стараясь не терять смелости, – но я… я не могу заснуть, потому что все время чувствую, что задыхаюсь! Некоторое время я не носила корсеты, и теперь…
– Корсет, сеньора? Я не мог себе представить, что мои самые смелые мечты станут прекрасной реальностью! Подумать только: я ведь мог разрядить в вас этот пистолет, не зная, что… Боже всемогущий! – Он столь страстно шептал по-испански, что Триста еще больше разволновалась. Но ведь она знала, на что шла, разве не так?
– Прошу прощения – мне не следовало приходить сюда, сеньор! Я извиняюсь за вторжение. Я не хотела… Что вы теперь подумаете обо мне? Надеюсь, вы забудете об этой… об этой глупости… О!
Когда он успел встать с кровати и незаметно для нее пересечь комнату? Внезапно Триста почувствовала на своих плечах его руки. Он развернул ее, шаль упала на пол, и в тот же момент она услышала сзади его шепот: «С вашего разрешения… прекрасная сеньора». Триста застыла на месте, ее босые ноги как будто приросли к полу. Она почувствовала, как теплые руки прикасаются к ее телу, безошибочно находя и развязывая в темноте нужные узелки. Внезапно между его руками и ее кожей не осталось ничего, кроме тончайшего слоя шелка, который только придавал прикосновениям новое, гораздо более чувственное и возбуждающее ощущение. Триста раньше не могла себе такого и представить: невидимые руки смело гладили и ласкали ее тело. Как зачарованная, она стояла, бессильно прислонившись, и знала, что сейчас не в состоянии ни в чем ему отказать – ни в чем…
Когда он поднял вверх тяжелую копну волос и поцеловал Тристу в шею, лаская другой рукой ее грудь и живот, у нее перехватило дыхание. Мучительно медленно мужчина спускался все ниже и ниже, и его прикосновения сквозь тонкий шелк были неописуемо эротичны. Ее возбуждение достигло максимума, когда невидимая рука скользнула в бездонные глубины узкого каньона.
Сказанные шепотом слова были едва слышны, хотя в их значении было невозможно ошибиться.
– En el piso, mujer! A rodillas…
Какая тут может быть ошибка, она же знает испанский. «На пол, женщина! – сказал он. – На колени…» И в то же мгновение руки, которые только что ласкали Тристу, стали пригибать ее книзу, нажимая на поясницу. Триста изогнулась, как кошка, и тут же, отбросив вверх шелковую завесу, мужчина резким, почти грубым толчком неожиданно вошел в нее. Казалось, он пронзил ее насквозь. Триста вскрикнула и закусила губу, ее лицо вжалось в грубую поверхность ковра. А он все двигался и двигался в ней, пока неожиданно то, что сначала казалось ужасно болезненным, превратилось в наслаждение более острое, чем что-либо испытанное Тристой раньше. Волны блаженства накатывали на нее одна за другой, рыдания и стоны непрерывно сотрясали ее тело. Как Триста ни сопротивлялась этому чувству, оно было сильнее ее.
Наверное, именно тогда она поняла, кто он. Или она знала правду с самого начала?
Оправившись (хотя и не полностью) от первоначального шока, Триста смогла вновь мыслить почти рационально. Она пришла к выводу, что он продолжает верить, будто она считает его сеньором Куэвасом, которому отдалась с такой легкостью и готовностью. Неужели он в самом деле вообразил, будто сказанные шепотом испанские слова могли ее обмануть? Ну что ж – пусть остается при своем мнении! Он чуть было не растоптал ее гордость, так почему бы на этот раз не пострадать его мужскому тщеславию?
Он лежал на ней сверху, чуть сместившись на сторону и дыша ей в шею. Он взял ее на полу, приказав встать на колени, как будто она была…
– О Эрардо! – притворно вздохнув, срывающимся голосом прошептала Триста. – Как только я увидела вас, я уже знала, что ваше прикосновение заставит меня забыть обо всем – буквально обо всем. Мне так хотелось быть с вами – только с вами – по своей доброй воле, без всякого принуждения! Когда вы занимались со мной любовью, у меня все время перед глазами стояло ваше милое лицо! Только вам я готова подчиняться – и с наслаждением!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40