Байрам, Этель и кухарка добросовестно выполняли свои обязанности, что не мешало Рольфу Лефевру постоянно устраивать им разносы из-за реальных и вымышленных проступков. Особенно он бесился, когда заставал хорошенькую пухленькую кухарку флиртующей с Байрамом. Грэм гадал, как бы Лефевр отреагировал, если бы знал, что почти каждое утро, когда он отбывал из дома, парочка уединялась на конюшне и спустя некоторое время появлялась растрепанная и облепленная соломой.
Ближе к вечеру Лефевр обычно принимал посетителей в своей гостиной, преимущественно торговцев, приходивших к главе гильдии, чтобы заключить сделки. Переговоры сопровождались обменом документов, а иногда и передачей денег.
В полдень мимо его окон проходила рыжеволосая девушка по имени Олив, доставлявшая флакон снадобья для мистрис Ады из аптеки на Вуд-стрит. Чтобы не попасться ей на глаза, Грэм взял за правило прикрывать ставни в полуденные часы.
Джоанна оказалась права – люди любят заглядывать в окна. В принципе Грэм не возражал против подобного вторжения в его частную жизнь. Так, беседы о литературе и истории с Томасом-арфистом скрашивали эти бесконечные дни. Даже Леода с ее замашками стареющей грошовой шлюхи обладала грубоватым обаянием, вносившим разнообразие в его жизнь, когда она останавливалась поболтать с ним. Его не беспокоило, что они в курсе его присутствия в задней комнате дома Джоанны, поскольку ни Томас, ни Леода не знали о причинах его пребывания в Лондоне.
Ада Лефевр не показывалась, хотя в последние дни стояла необычно теплая и солнечная погода. Окна спальни Рольфа Лефевра, где, судя по всему, обитала его больная жена, были постоянно закрыты ставнями. В сумерках там загорался слабый свет – от масляной лампы или одинокой свечи, – чтобы погаснуть с вечерним звоном колоколов на близлежащей церкви.
Стук захлопнувшейся двери снова привлек внимание Грэма к заднему двору Лефевра. Олив, доставив лекарство хозяйке дома, направилась к воротам, выходившим в переулок. На всякий случай Грэм отодвинулся от окна, хотя едва ли его затененную фигуру можно было различить сквозь полузакрытые ставни.
Петронилла выбрала этот момент, чтобы навестить Грэма. Запрыгнув на постель, она ткнулась мордочкой в его руку и уставилась на него, как бы спрашивая: «Как дела?»
– Кокетка, – улыбнулся Грэм и повернулся к окну, продолжая наблюдение за девушкой.
– Олив, – послышался молодой мужской голос.
– Деймиан, – тихо отозвалась она. – Что ты здесь делаешь?
– Жду тебя.
Петронилла снова ткнулась головой в руку Грэма и громко мяукнула.
Олив испуганно вскрикнула.
– Это всего лишь кошка. Олив, я хотел бы поговорить с тобой.
Последовала пауза.
– Ты не должен этого делать. Вдруг кто-нибудь увидит? Твой отец, например?
Кошка снова мяукнула. Чертыхнувшись про себя, Грэм почесал животное по голове.
– Мне плевать, что скажет отец, – заявил юноша.
– В таком случае ты дурак.
– Возможно, но он требует, чтобы я… Впрочем, не важно. Ничто не имеет значения, кроме нас с тобой.
– Ты… – Девушка прерывисто вздохнула. – Ты ничего не знаешь обо мне. Есть вещи, которые я не могу тебе рассказать.
– У меня есть глаза и уши, Олив, – отозвался он серьезным тоном. – Нет ничего касающегося тебя, о чем бы я уже не догадался.
– О Боже, – пробормотала она дрогнувшим голосом.
– В любом случае я люблю тебя, – произнес он так тихо, что Грэм едва расслышал. – Я люблю тебя, Олив.
– О Боже, – повторила она со слезами в голосе. – Ты не можешь знать.
– Это не важно, Олив, ничто не важно, кроме нас. Я люблю тебя.
– Нет… нет… мы не можем быть вместе. Как ты не понимаешь? – Она всхлипнула. – Пусти меня.
– Олив, не уходи! Пожалуйста. Олив! – Раздались быстрые шаги, удалявшиеся в направлении Вуд-стрит. Затем послышался продолжительный вздох и приглушенное проклятие, за которым последовали шаги, направлявшиеся в противоположную сторону. Выглянув в окно, Грэм увидел фигуру в черном плаще и фетровой шляпе, шагавшую в направлении Милк-стрит.
– Вот, посмотрите! – сказала Джоанна, входя в кладовую со связкой свечей. Петронилла, спрыгнув с постели Грэма, потерлась о ее ноги. – Я продала платок торговке свечами, и она расплатилась со мной своим товаром Конечно, сальные свечи – это не то что восковые, но они дают куда больше света, чем масляная лампа с тростниковым фитилем.
– Отлично, – рассеянно отозвался Грэм, глядя поверх ее плеча в переднюю часть дома. Обернувшись, Джоанна проследила за его взглядом, устремленным на улицу, видневшуюся за окном лавки. Ее внимание тут же привлекла молодая женщина, перебегавшая через Вуд-стрит. Капюшон ее зеленого плаща соскользнул, обнажив облако медных кудрей, разметавшихся на бегу. Она вбежала в аптеку и исчезла из виду.
– Это Олив, – сообщила Джоанна. – Дочка аптекарши. – И добавила, одарив Грэма понимающим взглядом: – Очаровательная девушка.
Грэм улыбнулся, невозмутимо встретив ее взгляд.
– Неужели?
– Разве не по этой причине вы так уставились на нее?
– Вообще-то нет. Мне показалось, что она… расстроена. Я слышал, как она беседовала в переулке с каким-то парнем – поклонником, насколько я понял, правда, она отказывается иметь с ним дело.
Джоанна недоуменно выгнула бровь.
– Вот, значит, как вы развлекаетесь, сержант? Подслушиваете чужие разговоры?
– Это помогает коротать время. – Он посерьезнел. – Она убежала в слезах.
– Бедняжка. Последнее время ей приходится нелегко. Попробую поговорить с ней завтра утром, перед ярмаркой. Прежде чем встанет ее мать, которая обычно дрыхнет до полудня.
– Какой ярмаркой?
– В Смитфилде. По пятницам там устраивают ярмарки. Хью договорился, чтобы туда доставили вашу верховую лошадь из церкви Святого Варфоломея. Он собирается продать ее.
– Я доставляю вашему брату множество хлопот, вы не находите?
– Он не возражает. Все равно он мается от скуки. – Джоанна улыбнулась с видом заговорщицы. – Чем больше поручений вы ему даете, тем меньше времени у него остается на выпивку, игру… и доступных женщин.
Грэм не стал возражать, хотя и подозревал, что никакие поручения не способны удержать Хью вдали от доступных женщин.
– Вы поедете на ярмарку вместе с ним?
– Да.
– И закроете лавку на целый день?
– Неделю назад я не рискнула бы лишиться даже нескольких покупателей. Но благодаря вашим деньгам мое положение несколько улучшилось, и Хью подумал, что посещение ярмарки даст мне возможность немного развеяться. – И восстановить знакомство со старым другом, за которого он надеется ее выдать. «У тебя будет шанс встретиться с Робертом, – сказал он. – Я не могу привести его в лавку, пока у тебя постоялец. Что Грэм подумает, увидев, что ты принимаешь поклонников, пока твой муж в отъезде? Надень что-нибудь нарядное в пятницу и не вздумай прятать волосы».
Вечером Джоанна собиралась вымыться, но присутствие Грэма ее стесняло. Возможно, когда он заснет…
– Мне нравилось бывать в Смитфилде, – задумчиво произнес Грэм. – Летом мы проводили там чуть ли не каждый день. Я имею в виду мальчиков из монастыря Святой Троицы. Брат Саймон, наш настоятель, любил повторять, что нужно воспитывать не только умы и души, но и тела. Мы играли в мяч, соревнуясь с воспитанниками из обителей Святого Павла и Святого Мартина. А по воскресеньям там устраивали рыцарские турниры.
Джоанна улыбнулась, пытаясь представить этого сильного мужчину мальчишкой. Наверное, он был долговязым и нескладным. В подростковом возрасте мужчины его конституции зачастую выглядят неуклюжими, пока их крупные кости не обрастут мускулами.
Теперь в нем не было ничего неуклюжего, и определенно он ничем не напоминал бродягу, которого она обнаружила в тот вечер в своей кладовой, грязного и одуряюще пахнувшего алкоголем. Он ежедневно брился, скорее от скуки, чем от одержимости своей внешностью. У него были необычайно яркие голубые глаза, каких она не встречала ни у одного мужчины. Мужественная красота Грэма не оставляла Джоанну равнодушной, и она не решалась смотреть на него в упор.
Его отношение к ней всегда было учтивым и уважительным. Хотя он томился от безделья и был бы рад, если бы она задержалась в его комнате, когда приносила ему еду или наводила порядок в кладовой, он ни разу не попросил ее об этом, понимая, что у нее есть дела в лавке и по дому.
И ее ужасно нервировало, когда Грэм, такой чистый и красивый в белой рубахе Прюита, наблюдал за ней. Она не могла не испытывать странного беспокойства, ощущая на себе его неотрывный, испытующий взгляд.
А еще она не могла забыть медленного скольжения его пальцев по ее груди в ту первую ночь, когда ее разбудил стон Грэма. В ночном мраке, напряженном и безмолвном, то, что началось как случайное прикосновение, превратилось в сознательную ласку. Она все еще помнила обжигающее тепло его руки, отозвавшееся в ней странным возбуждением, пугающим и восхитительным.
– …я скидывал одежду и нырял в воду. Это было божественно.
Джоанна моргнула, очнувшись.
– Простите, я… Грэм хмыкнул.
– Я рассказывал, как летними ночами сбегал из обители, чтобы искупаться в лошадином пруду в Смитфилде. Полагаю, это была не слишком увлекательная история. – Он смущенно улыбнулся. – Честно говоря, я пытался задержать вас разговорами. Боюсь, решив остаться здесь, я не учел, что буду так невыносимо скучать.
– Мне очень жаль.
– Вы не виноваты, у вас полно собственных дел.
– Да, но…
– В конце концов, я здесь не гость, а всего лишь постоялец. Я и так доставляю вам слишком много хлопот.
– Мне нужно вернуться в лавку.
Грэм кивнул:
– Значит, завтра вас не будет целый день?
– До вечера. Я оставлю вам еду и эль.
– Спасибо.
Она помедлила в дверях.
– Полагаю, вам будет еще скучнее, чем обычно. Мне очень жаль.
– Едва ли я могу рассчитывать, что вы останетесь здесь ради меня.
Джоанна опустила взгляд, теребя бечевку, которой были перевязаны свечи.
– Да, пожалуй. – Она повернулась, сделав шаг в сторону лавки.
– Вы счастливы?
Удивленная, она медленно повернулась, прижимая к груди свечи.
Грэм сидел на кровати, устремив на нее пристальный взгляд, т которого все ее тело затрепетало.
– Понимаю, это звучит бесцеремонно, – сказал он. – В последнее время у меня вошло в привычку задавать подобные опросы. Должно быть, от скуки.
Джоанна настороженно кивнула.
– Так как же? – Его грудь, обтянутая белой рубахой, вздымалась и опускалась в такт дыханию.
– Я… даже не знаю, что ответить. – Она бросила взгляд через плечо в направлении лавки. – Мне и вправду нужно заняться…
– Я хотел бы поужинать с вами сегодня вечером.
– Поужинать? – тупо переспросила Джоанна.
– Да, я хотел бы поесть с вами за столом, а не лежа в кровати. Собственно, я предпочел бы есть там – начиная с сегодняшнего дня.
– Но ваша нога…
– Гораздо лучше. Я в состоянии добраться до стола, если понадобится. – Опираясь на костыль, он сделал несколько шагов по направлению к Джоанне.
Она поспешно попятилась.
– Вы должны оставаться в постели. Мастер Олдфриц сказал…
– Я потеряю форму, если буду валяться в постели два месяца. Ну пожалуйста, позвольте мне поесть с вами, – взмолился он и добавил: – Обещаю, что не буду спрашивать, счастливы или нет.
Глава 8
– Вы очень несчастливы? – поинтересовался Грэм, отломив ломоть хлеба и обмакнув его в рагу из ягненка.
Джоанна бросила на него укоризненный взгляд:
– По-моему, вы обещали не спрашивать.
– Счастливы ли вы? – закончил он за нее. – Но я не говорил, что не буду спрашивать, несчастливы ли вы.
– Вы и в самом деле на редкость бесцеремонны. – Потянувшись к кувшину, стоявшему на столе, Джоанна наполнила вином их опустевшие кружки. Вино, как и ягненок, было роскошью, и Грэм настоял, что заплатит за них.
Секунду он задумчиво смотрел на нее, жуя хлеб, пропитанный соусом.
– Так как же?
– Разве я выгляжу несчастной?
– Нет… но некоторые люди обладают даром сохранять достоинство перед лицом бедствий. Я наблюдал за вами.
Джоанна посмотрела на него в упор, затем опустила глаза, сделав глоток вина. Грэму показалось, что ее щеки порозовели, но он не мог поручиться, что это не игра света. Как обычно, ее волосы были убраны под платок. Уродливое платье из коричневой шерсти выглядело поношенным, и он заметил аккуратную штопку у ворота, из-под которого выглядывала узкая полоска белой сорочки. В ее одежде всегда присутствовал некоторый беспорядок, словно ей некогда было заняться собой, и сегодняшний вечер не явился исключением. Тесемки сорочки не были завязаны, свисая вдоль лифа платья. В растянувшемся вороте виднелась верхняя часть ее груди, и Грэму пришлось сделать над собой усилие, чтобы оторвать взгляд от этого соблазнительного зрелища.
– Вы работаете с рассвета до заката, – продолжал он. – И часто принимаетесь за вышивание, когда я уже ложусь спать.
– Днем я слишком занята, чтобы поработать над вышивкой.
– А помимо этого вы готовите, стираете и заботитесь о моих нуждах. И все это без единой жалобы, без упреков и раздражения, словно… – Он помедлил, колеблясь, затем решительно закончил: – Словно вы родились для подобной жизни, словно это ваше предназначение… а не превратности судьбы. Джоанна бросила на него испытующий взгляд:
– Что наболтал вам Хью?
– От вашего брата я узнал, что вы вышли замуж… по любви. Джоанна отодвинула миску с недоеденным рагу и поднесла к губам кружку.
– И что вы добились успехов, управляя лавкой. Насколько я понял, ваш муж подолгу бывает за границей. Должно быть, вы чувствуете себя одинокой.
– Нисколько.
Было очевидно, что Джоанна слишком горда, чтобы признаться в том, как ей тяжело без поддержки родственников.
– Тем лучше. Мне не следовало затрагивать эту тему.
– Зачем тогда вы это сделали? К чему эти бесконечные вопросы? Вам что, нечем заняться?
Грэм пожал плечами.
– Вы интригуете меня.
Она издала невеселый смешок:
– Странно. Я заурядная лондонская лавочница, не более того.
– Но так было не всегда, – возразил Грэм. – И это заметно.
Джоанна отвела глаза, не выдержав его испытующего взгляда, и переключила внимание на Петрониллу, которая громко мяукала, выпрашивая подачку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41