— вмешался отец Саймон. — Ведь она могла навести на него чары своим дьявольским взглядом и вложить в его уста лживое свидетельство. Мы не можем принять его показания.— Отец Саймон прав, — объявил епископ. — Мы не можем положиться на показания лорда.— Хорошо, — быстро сказал Мэтью, — тогда я вызываю в качестве свидетеля леди Жениву, графиню Киркли.— Она ничего не знает об этом деле! — не унимался отец Саймон.— Может, — вкрадчиво возразил Мэтью, — епископ Ламбертский сам захочет принять решение по этому вопросу.— Возможно, да, — сказал епископ, метнув тяжелый взгляд в сторону отца Саймона. — Вызывайте, да не канительтесь.Леди Женива прошла на свидетельское место.— Миледи графиня, — обратился к ней брат Мэтью, — вы были в замке Харфорд в тот день, когда была арестована леди Фальконер, и присутствовали при том, как лорд Фальконер пришел обсудить происшедшее с вашим братом Бернардом?— Да, я была там.— Итак, вы можете описать нам, какой разговор состоялся между ними в большом зале замка?— Лорд Фальконер предложил Бернарду все, чем владеет, в обмен на отказ от обвинений в адрес леди Фальконер.Раздались изумленные восклицания присутствующих. Мартина, как ужаленная, подскочила на своем стуле и повернулась спиной к суду, чтобы увидеть Торна. Глаза их встретились, и она поняла, что сказанное было правдой. Он хотел отдать Блэкберн, чтобы спасти ее. Его губы тронула улыбка, по-видимому, его забавляло удивление, написанное на ее лице.— Тишина в зале! — крикнул епископ Ламберт-ский. — Леди Фальконер, сядьте на место, — устало добавил он.Брат Мэтью, бросив взгляд в сторону Мартины, вновь обратился к свидетельнице.— Сказал ли лорд Фальконер, почему он намерен пожертвовать столь многим ради избавления своей жены от опасности?Леди Женива утвердительно кивнула.— Он сказал, что любит ее, — ответила она, глядя на Мартину. В ее глазах блеснули слезы. — Любит ее всем сердцем.Новая волна шума прокатилась по залу, но Мартина уже не слышала возбужденных голосов. Торн смотрел на нее в точности так, как приснилось ей сегодня: с нежностью и тоской. Епископ что-то прорычал. Руки стражей повернули ее и подняли на ноги.— Все кончилось? — спросила Мартина у стражника, который выводил ее из зала суда.— Остается официальный вердикт, миледи. Епископ объявил, что огласит решение завтра утром. — Офицер улыбнулся. — Ничего не бойтесь. Похоже, что они не много извлекли из этих обвинений. Завтра днем вы уже будете свободны, попомните мои слова.
На следующее утро едва Мартина заняла свое место на узеньком стуле, епископ Ламбертский, указав на нее пухлым пальцем, провозгласил:— Леди Фальконер, встаньте и подойдите ко мне.На негнущихся ногах она вышла вперед и встала перед внушающим страх епископским троном.Епископ выглядел недовольным и утомленным. Мартина не могла понять, хорошо это или плохо. Он откашлялся, прочищая глотку, служка обмакнул перо в чернила.— Рассмотрев обвинения в привороте и порче, повлекших смерть, и в убийстве путем отравления, суд счел, что представленные доказательства демонического воздействия недостаточны. Исходя из этого, я объявляю вас невиновной в ереси.Мартина закрыла глаза и неслышным шепотом произнесла слова благодарственной молитвы.Многие присутствующие в зале вздохнули с облегчением, их лица посветлели. Торн смотрел на нее с улыбкой, брат Мэтью радостно похлопал его по спине.— Милорд епископ! — раздалось посреди ровного гула голосов.Отец Саймон пронесся от дверей в середину зала, к возвышению перед епископским троном, его черная ряса развевалась, как крылья ворона.Вслед за ним в дверях появился Бернард, который, напротив, шел не спеша. Он мельком глянул на Мартину и кивнул ей.Холодок пополз у нее по спине.— Милорд епископ, — проговорил отец Саймон, задыхаясь, — с вашего соизволения, мы хотим представить еще одного свидетеля.— Вы опоздали, святой отец, — хмуро сказал епископ. — Я только что объявил леди невиновной по всем предъявленным обвинениям.— У нас есть новое обвинение. Этот свидетель…— Да это переходит все границы! — закричал Торн.— Новое обвинение? — вмешался Мэтью, поднимаясь на ноги. — Но до сих пор и речи не было…— Всем молчать! — гаркнул епископ. — Сядь, монах, и смотри, чтобы лорд Фальконер вел себя пристойно. Сэр Бернард и отец Саймон, изложите мне дело.Несколько минут все трое раздраженно шептались. Наконец епископ взмахом руки отпустил их прочь от себя и объявил:— Интересы Господа и церкви требуют, чтобы суд выслушал показания свидетеля.Отец Саймон скрылся в дверях. Он вернулся в сопровождении троих мужчин, указал двоим из них место на передней скамье, а третьего провел в центр зала к епископскому трону. Этот третий был высокий и грузный мужлан. Его физиономию украшали нарывы, в слюнявом рту не хватало доброй половины зубов. Мартина мгновенно узнала его.— Имя этого человека Джайрс, милорд епископ, — сказал отец Саймон. — Он шкипер торгового судна под названием «Дамская туфелька». На этом корабле под его командой в августе прошлого года леди Фальконер и ее брат проделали путь из Нормандии.— Вы можете задавать ему вопросы, — кивнув, сказал епископ.— К несчастью, милорд, он не способен отвечать и может только показать знаками «да» или «нет».— Хорошо. Продолжайте.Отец Саймон приступил к допросу:— Ты не можешь говорить?Утвердительный кивок.— Ты немой от рождения?Шкипер помотал головой, что означало «нет».— Верно ли, что ты лишился речи после того, как прошлым летом перевозил леди Фальконер в Англию через пролив?Новый кивок.— Верно ли также, что во время путешествия леди наслала на тебя проклятие в ответ на твои слова о том, что она вызвала бурю, а также заявила, что своей властью заставит тебя замолчать?Шкипер несколько раз поднял и опустил голову, подтверждая слова монаха.Отец Саймон обратился к двум спутникам Джайрса. Когда они вышли вперед — один верзила, второй щуплый коротышка, — Мартина поняла, что это были те самые два матроса, которые оказались свидетелями ее злосчастной вспышки гнева на палубе «Дамской туфельки». Судья поочередно спросил у каждого из них:— Вы оба присутствовали при том, как леди Фальконер поклялась заткнуть глотку этому человеку?И тот и другой выглядели смущенными, но, поколебавшись, оба сказали, что слышали это.Рослый моряк посмотрел в сторону Мартины, затем обменялся взглядом с товарищем и, видно, на что-то решился.— Святой отец, — произнес он, — ежели вы дозволите…— Это еще что? — рявкнул епископ. — Помолчите, вам разрешается отвечать только на вопросы суда!— Да я вот…— Я имею право наказать вас за неуважение к суду. Закрой свой рот, если не хочешь сам лишиться языка!— Слушаю, милорд, — опустив голову, пробормотал моряк.— Милорд епископ, я хотел бы также опросить этих людей, — заговорил брат Мэтью, поднимаясь со своего места и видя, как епископ Ламбертский жестом указывает страже на Джайрса и двух матросов, чтобы тех вывели из зала.— Не сомневаюсь, брат Мэтью, но суд окончен. — И, не обращая больше внимания на Мэтью, епископ Ламберт продолжил: — Итак, суд установил, что человек по имени Джайрс был лишен дара речи посредством колдовства, что леди Фальконер виновна в этом колдовстве и что такое колдовство следует признать видом ереси. Мужчина или женщина, которые общаются с духами или занимаются чародейством, должны быть преданы смерти, равно как и смерть через сожжение подобает еретикам, коим уготовано гореть вечно, и посему приговариваю казнить ее на костре завтра на рассвете, четвертого июня…Кровь ударила в голову Мартине, у нее зазвенело в ушах. Как сквозь сон, она слышала раздавшиеся в зале крики ужаса и возмущения. Все сорвались с мест и толпой стали тесниться к осужденной. Стража окружила ее, преграждая им путь. Руки стражников повернули Мартину по направлению к выходу. Точно окаменевшая, она сделала шаг, не чувствуя под ногами пол, не ощущая жесткие толчки в спину. Двое солдат перед ней расталкивали людей, прокладывая дорогу конвою. Мэтью, вскочив на скамью, кричал:— Так нельзя! Это противозаконно! У нее есть право обратиться к папе Александру!Мартина услышала свое имя. Торн! Двое или трое воинов наседали на него, выдворяя из зала в двери с противоположной стороны. Отбиваясь от них, он простирал к ней огромные руки и, задыхаясь, снова прокричал: «Мартина! Мартина!»Кто-то тронул ее за плечо. Обернувшись, Мартина оказалась лицом к лицу с Бернардом, который один стоял спокойно среди этой сутолоки.— Знаешь, твой костер уже сложен за городом, перед пустошью? Наш милый отец Саймон позаботился о том, чтобы в него положили побольше зеленых веток. — Бернард широко улыбнулся, обратив к ней мертвенно-пустые глаза. — Зелень плохо горит, очень медленно. Возможно, ты будешь умирать до полудня. Подумай об этом сегодня ночью.С какой-то из неведомых ей раньше глубин души возникшей силой Мартина вскинула голову и, заглянув прямо в глаза Бернарду, проговорила:— Даже если пытка будет длиться несколько часов, то потом я умру, и боли придет конец. Ты тоже умрешь однажды, но для тебя пытка тогда только и начнется, потому что ты будешь гореть вечно. Подумай и ты об этом сегодня ночью.Бернард отшатнулся, увидев улыбку на ее губах.
Она уже не улыбалась, когда преклонила колени на соломе в своем углу, изо всех сил обращая мысли к молитве в ожидании священника, которого ей должны были прислать в темницу.— Вы желаете какого-то особого исповедника? — спросил ее стражник.— Кого угодно, кроме отца Саймона.Она была довольна разыгранной перед Бернардом сценой — что ни говори, это все-таки заставило мерзавца лишиться дара речи. Конечно, все было лишь пустой бравадой. В ней не было ни спокойствия, ни отваги. Напротив, с каждым часом все больший ужас охватывал ее. Единственным способом можно было попытаться сохранить рассудок: не думать о своем положении, не представлять, что ее ожидало, как того хотел Бернард, а вспоминать о других вещах… О возлюбленном брате Райнульфе, который в тысяче миль отсюда скитался в поисках веры среди неверных. «Господи, облегчи его страдания, когда он узнает, что стало со мной. Дай ему силы. Пошли ему утешение».Мартина стала думать и о своем доме, о доме, который первый раз в жизни могла назвать своим. Она полюбила его, но никогда больше не сможет увидеть. И она подумала о Торне, чьи руки никогда уже не соприкоснутся с ее руками, чьих ушей уже никогда не достигнут слова, которые она должна была сказать ему раньше, очень давно, и теперь уже никогда не скажет.Наконец она услышала, как повернулся ключ в замке, и дверь распахнулась. В камере горела лишь одна масляная лампа и было намного темней, чем в освещенном факелами коридоре. В их колеблющемся свете Мартина различила приземистый силуэт своего стражника и рядом с ним высокого человека в монашеском плаще, с закрывающим лицо капюшоном. Но странно, монах достал и развязал кошель, стражник протянул руку. В его ладони блеснуло золото. Мартина замерла. Неужели судьба сжалилась над ней?— Я могу вам дать не больше часа, и это все, — прошептал стражник, пряча монеты.Он захлопнул дверь за спиной священника и закрыл замок. Монах сбросил на плечи капюшон, и она увидела лицо мужа. Расширенные глаза его сверкали в сумраке. Ее губы шевельнулись, чтобы произнести его имя, но с них слетел только слабый изумленный крик радости. Руки, сложенные для молитвы, распахнулись и сами собой упали ему на плечи, когда он бросился на колени и схватил ее в объятия.— Торн! Торн! — повторяла Мартина, уткнувшись лицом в его плечо. Он прижимал ее к себе, целовал ее волосы, шепотом повторял ее имя. — Торн… слава Богу, ты пришел. Господи, благодарю тебя, теперь я успею сказать… мне надо сказать тебе…— Не надо. Твое сердце открыто мне. Ничего не надо говорить…— Но я так хочу. — Откинув голову, она посмотрела ему в глаза. — Другого случая не будет, и я должна была сказать это раньше, но я… я люблю тебя. Я так сильно тебя люблю и любила всегда, но была слишком глупа. Прости меня.— Это я должен молить о прощении. Ведь я оставил тебя. Если бы я не сделал этого, они не получили бы тебя.— Но я же сама вынудила тебя. Я была бесчувственной, я… довела тебя до того, что ты оказался… в том месте…Он усмехнулся.— Ту ночь я провел в обнимку с кувшином бренди. Ни с одной женщиной я не был близок, после того как узнал тебя. Ни одной, кроме тебя, я с тех пор не желал. И никогда этого не будет.Торн наклонился и поцеловал ее. Его губы с жадностью впились в ее рот, и Мартина ответила ему таким же страстным поцелуем. Ее руки сами поднялись к волосам Торна, чтобы еще ближе склонить его голову. Они оторвались друг от друга, лишь когда у обоих перехватило дыхание.— Что ж, теперь я могу умереть, — прошептала она. — Я вынесу это, раз я успела сказать…— Ты не умрешь, — возразил Торн. — Я не допущу этого. Теперь я тебя уже не отдам. Я так люблю тебя, что не могу потерять.Надежда заставила сильнее забиться ее сердце.— Можно как-то выйти отсюда? Ты поможешь мне выйти?Он печально покачал головой.— Везде полно стражи. Во всех коридорах, и все с оружием. Бернард рассказал им, как тебе удалось бежать из замка Харфорд, так что они приняли все меры, чтобы ты не могла вырваться отсюда.— Значит, надежды нет. — Она помолчала. — Передай мою благодарность брату Мэтью за то, что он защищал меня. Если бы он успел допросить тех двух матросов…— Они свидетельствовали без особой охоты.— Мало сказать, без охоты! Они ведь хотели что-то сказать, но епископ им не позволил. Они что-то знают, что доказывает мою невиновность. Я совершенно уверена.— Я согласен, — сказал Торн задумчиво, — но и епископ, к несчастью, это понял. Ты же слышала — он им пообещал отрезать язык, если они скажут хоть слово.— Из-за того, что они промолчали, меня завтра сожгут.— Нет! — воскликнул он, стискивая своими ручищами ее плечи. — Не думай об этом. Я спасу тебя. На рассвете они выведут тебя из аббатства, чтобы везти…— На костер, — докончила она.Торн опустил глову.— Да. Но в городе, на улицах будет проще.— Но что ты можешь сделать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49