Под деревьями растянулось несколько спящих погонщиков. Следующая смена придет с дежурства не раньше чем через час.
Повернувшись к Дрю, она сказала:
— Надо пойти прогуляться с Верным. Не хочешь пойти с нами?
Шотландец подозрительно прищурился.
— Ладно, — сказал он.
Направившись к хозяйственному фургону за Верным, она чувствовала спиной неотрывный взгляд Дрю. Собака вяло ее оглядела и уронила голову на лапы.
— Ах, Верный, — сказала Габриэль, с трудом сдержав слезы. — Как мне тебе помочь?
— Время, — отозвался сзади шотландец, — время и терпение ему помогут.
Габриэль обернулась к Дрю:
— А у тебя есть время и терпение?
— Время бежит, девушка, — ответил он, — и в твоих песочных часах песка уже не осталось.
В голосе Дрю прозвучало явное предостережение. И холодный блеск его глаз тоже не оставлял места для сомнений. В них не было ни искры нежности, которая раньше сияла во взгляде Дрю, и она усомнилась, что чистосердечное признание вернет его. Ну да делать больше нечего.
Молча она отвязала веревку, которой пес был привязан к колесу фургона. Верный с готовностью вскочил, но хвост его все еще был поджат. Она легонько дернула за веревку, и пес пошел за ней, а Сэмми жалобно мычал им вслед: зачем, мол, они оставили его в одиночестве?
Габриэль с собакой шла впереди, Дрю — за ней, и нервы обоих были натянуты до предела, того и гляди лопнут.
Из безопасного убежища, которое представлял хозяйственный фургон, Габриэль без особой охоты направилась к небольшой рощице на берегу. Прошедшие ранее этой дорогой стада почти уничтожили всю зелень и замутили воду.
Они прошли в молчании с четверть мили, подальше от любопытных ушей, оставили позади небольшой пригорок и наконец увидели укромное местечко около огромного тополя. Дерево было слишком массивное, чтобы пустить его на топливо, и лишь поэтому уцелело и стало свидетелем многих перегонов. Верный понюхал землю, задрав хвост от любопытства, которое пересиливало скорбь. Габриэль привязала его к дереву, затем села на мощный корень, выпиравший из земли.
Шотландец прислонился к тополю, очевидно, с нетерпением ожидая, как она объяснит свое поведение, а Габриэль ужасно не хотелось этого делать. При одном взгляде на Дрю у нее гулко забилось сердце. За день у него отросла щетина, делавшая его похожим на разбойника, глаза блестели зловеще, как у горной дикой кошки. Худощавое, стройное тело было налито силой, и она покраснела, вспомнив ощущение его жаркой, жизнелюбивой наготы.
— Габриэль?
Она с трудом сглотнула, все еще колеблясь, стоит ли объясняться начистоту. Она, видимо, в любом случае его потеряет, но все же, может быть, правда — ее последний шанс удержать Дрю.
Она медленно подняла глаза.
— Не знаю, с чего начать.
— Обычно начинают с начала. Габриэль — твое настоящее имя?
— Среднее. Мое полное имя — Мэрис Габриэль Паркер.
И замерла, ожидая, проявит ли Дрю какие-то признаки узнавания, но в глазах шотландца отразился только ленивый интерес и ничего больше.
— И зачем же Мэрис Габриэль Паркер вырядилась мальчиком и устроилась подручным на перегон скота?
— Я не солгала, когда сказала, что за мной охотятся.
— Но ты солгала относительно причины преследования, — закончил Дрю вместо нее.
Девушка поникла.
— Да.
— Так почему же тебя преследуют?
Дрогнув под его взглядом, Габриэль протянула руку. После минутного колебания он взял ее руку и сел рядом.
Воцарилась напряженная тишина.
— Так что же дальше, Габриэль?
— Я не знаю, могу ли довериться тебе во всем, — сказала она с отчаянием.
Опять наступило молчание, а потом шотландец насмешливо переспросил:
— Тебя беспокоит, можно ли доверять мне? Черт побери, что же я такое сделал, почему вызываю такое недоверие?
Габриэль поколебалась и медленно сказала:
— Ты друг… мистера Кингсли.
Дрю напрягся, пальцы его, сжимавшие руку девушки, словно окаменели — однако он промолчал.
— Поклянись, что ты ему ничего не расскажешь, — потребовала Габриэль тем же отчаянным тоном. — Поклянись!
— Не могу, — ответил Дрю, — пока не узнаю, почему должен поклясться.
Габриэль умоляюще поглядела на него, а потом еле слышно сказала:
— Я думаю, что Керби Кингсли — убийца моего отца.
Дрю даже рот разинул от изумления.
— Керби?
— Да, — ответила она, чувствуя себя совсем несчастной.
Дрю некоторое время в недоумении смотрел на нее, а потом резко рассмеялся.
— Ты сумасшедшая, — сказал он и разжал пальцы.
Габриэль обхватила себя руками, словно озябнув, и покачала головой:
— Нет, я не сошла с ума. Мой отец… Джеймс Паркер… был убит три месяца назад в Сан-Антонио. Я была с ним. Убийца стрелял и в меня, но папа прикрыл меня своим телом, и он промахнулся. Я плохо его разглядела, он был далеко от нас, и уже стемнело. Папа умер у меня на руках… но перед смертью сказал: «Кингсли. Это он… Опасность…»
Дрю продолжал неотрывно смотреть на нее так, словно она не в своем уме. Наконец он тряхнул головой:
— Но это же безумие! И, может быть, мы снова вернемся к началу? Что ты делала в Сан-Антонио?
Габриэль закусила губу. Очень многие считают, что актрисы и певицы — и те, что поют в салунах, и те, что выступают в концертных залах, — немногим отличаются от древнейшей в мире профессии.
— Так что же, Габриэль? — спросил он, повышая голос, и девушка, искоса глянув на него, поняла, что он ждет чистосердечного признания.
Ну что ж, она все расскажет — даже если Дрю не очень понравится правда.
— Я выступала в концертном зале Сан-Антонио. Я певица, а мой отец аккомпанировал мне.
— Певица?
— И актриса, — почти вызывающе добавила она.
И, затаив дыхание, наблюдала, как он воспринял это сообщение. Наконец Дрю как будто осознал ошеломляющую новость, и взгляд его немного прояснился.
— Так вот, значит, почему тебе это удалось, а я все удивлялся твоей развинченной походке! Так ходят мальчишки в порту Глазго.
— Я играла мальчиков на сцене, — объяснила Габриэль мрачно. На душе у нее было пакостно.
Однако следующие слова Дрю ее просто ошеломили.
— Почему же Керби?
— Но я же сказала: его имя назвал отец, умирая.
Дрю покачал головой.
— Да зачем Керби понадобилось убивать твоего отца — или стрелять в тебя?
Она медлила с ответом.
— Габриэль, ради всего святого!..
— Отец, мистер Кингсли и еще два человека совершили преступление двадцать пять лет назад.
Дрю нахмурился:
— Объясни.
Габриэль с трудом сглотнула.
— Когда папа умирал, он еще сказал: «В сундуке. Письмо. Все объясняет». Я… я нашла письмо в его сундуке, и к нему была приложена газетная статья о Керби Кингсли и о ближайшем перегоне стада. Папа прочел эту статью и написал мне письмо на тот случай, — она прерывисто вздохнула, — если с ним что-нибудь случится… чтобы я знала всю правду.
Габриэль помолчала, глянула на Дрю — но его лицо оставалось бесстрастным.
— Продолжай.
— Папа написал, что он, Кингсли и двое других ограбили банк. Во время ограбления был убит банковский клерк. А после все четверо решили, что каждый пойдет своим путем, возьмет другое имя и больше они никогда не встретятся.
Габриэль умоляюще взглянула на Дрю.
— Их же до сих пор могут повесить, понимаешь?
Дрю нахмурился еще сильнее.
— Но если они переменили имена, каким образом твой отец узнал, что Керби…
— Там, в газете, был портрет Кингсли. И папа его узнал.
Дрю с минуту пристально смотрел ей в глаза, затем перевел взгляд на реку у их ног.
Габриэль тоже посмотрела на мутную воду, блестевшую в последних лучах солнца. Она казалась себе такой же, как Верный, лежавший в нескольких шагах от них. Сердце ее разбито. В будущем для нее нет просвета, и жизнь вот-вот кончится. Грядущее обещало ей лишь горькое одиночество. Так и будет — без Дрю Камерона. Нет, он должен, он обязан ей поверить!
Наконец шотландец проговорил:
— Габриэль, ты обращалась к шерифу?
— Конечно, — едва слышно ответила она, — но он мне поверил не больше, чем веришь ты. Кингсли — слишком важная персона, и у меня нет никаких доказательств.
Дрю вздохнул.
— А что шериф сказал о письме твоего отца?
— Я его не показала, — сказала она с вызовом, — я же знала, что он бы мне не поверил, а я не хотела бросать тень на доброе имя отца, тем более что у меня не было прямых улик против Кингсли.
Тишина оглушала. Габриэль могла почти слышать вопросы, которые не задал Дрю, чувствовала его сомнения… и безнадежность затопила ее душу.
— Ты мне не веришь, — упавшим голосом сказала она.
Дрю сделал вид, что не слышал. Вместо этого он спросил каким-то странным тоном:
— Говоришь, это произошло в мае?
Девушка кивнула.
— В марте напали на Керби, — сказал он медленно, — устроили засаду.
Она резко подняла голову.
— На мистера Кингсли?
— Угу, — кивнул Дрю, — и тут наблюдается некоторое совпадение, не так ли?
— Засаду? — повторила Габриэль. — Ты уверен?
Он снова кивнул:
— Я сам там был. Я случайно подслушал разговор троих человек в салуне, которые договаривались устроить засаду. Кто-то предложил им пять тысяч долларов, чтобы они убили Кингсли. На следующее утро я поехал за ними… ну и достаточно сказать, что планы эти не удались.
Габриэль была потрясена. Она ни минуты не сомневалась в правдивости Дрю. И, разумеется, он сорвал планы заговорщиков. Но если кто-то напал и на ее отца, и на Кингсли, то кто же?..
Холодок пробежал по ее спине. И то, что Дрю добавил, лишь усилило страх.
— Четверо… — сказал он. — А кто были те двое?
— Не знаю, — выдохнула Габриэль. — Отец не назвал их в письме, но, думаю, теперь они живут под другими именами.
— По-видимому, — пробормотал Дрю. — Но, предположим, тебе удалось бы добыть некоторые доказательства. Думаешь, Керби сознался бы в своей вине?
Габриэль опустила взгляд. Ее пальцы теребили край потрепанного плаща.
— Не знаю. Но, может быть, я сумела бы заставить его сознаться. Я даже… думала, что смогу убить его…
Повисло молчание, и Габриэль постаралась взять себя в руки. Не глядя на Дрю, она продолжала:
— Когда я уезжала из Сан-Антонио, то была… я сама не знала, на что готова. Я все время видела одно и то же: отец лежит мертвый в луже крови. Мне совершенно некуда было податься. Родственников у меня нет. Я могла думать только о возмездии — возмездии любой ценой.
И она беспомощно развела руками.
— А затем, когда я попала на перегон — наверное, то было в ночь паники или тогда, когда мы… — и она молниеносно взглянула на Дрю, — в ту ночь, что мы провели у ручья, после Уиллоу-Спрингс… словом, я поняла, что не смогу его застрелить. И никого другого тоже.
И она сжала кулачки.
— Но я все равно хотела, чтобы справедливость восторжествовала. И я решила найти все же какое-нибудь доказательство, что это Кингсли убил моего отца. Вот что я делала в главном фургоне. Искала доказательство его преступления. Или хоть какое-то объяснение случившегося…
Габриэль умолкла. Сердце в ее груди стучало, точно взбесившийся молот. Опасаясь, что она сейчас может увидеть, Габриэль повернулась к Дрю. Шотландец смотрел на нее так, словно видел в первый раз.
— Ты хотела убить Керби, — медленно произнес он. — Потому решила найти доказательства его вины. Ты считала его убийцей своего отца, а также подозревала в намерении убить тебя. И все это время ты ни разу не подумала о том, что он с тобой сделает, если узнает, кто ты есть. — Дрю умолк, удивленно покачал головой, — Ты, девушка, потрясла меня до самых печенок.
— А я думала, что тебя ничто потрясти не может.
— Тебе это удалось, — ответил он. — Человек, который рискует погибнуть под копытами обезумевших коров, утонуть или попасть в лапы индейцев — и все это ради мести…
— Нет, не ради мести! — перебила она его.
— Для чего же тогда?
— Во имя справедливости.
Дрю насмешливо улыбнулся.
— Ну, это просто другое название мести.
— Дрю, я должна узнать, что случилось. Ты можешь это понять?
— Конечно, могу, — сказал он, и взгляд его смягчился. — Я даже могу понять, что тебе хотелось убить человека, которого ты считала убийцей своего отца. Но я не понимаю, чего ты хотела достичь, прошмыгнув в лагерь, вынюхивая, кто есть кто, — ведь ты рискуешь жизнью.
Задетая за живое, Габриэль возразила:
— Я не прошмыгнула и ничего не вынюхивала.
— А как называется твое поведение?
— Я хотела установить правду с твоей помощь или без тебя.
— Без меня!
— Но ведь он убил моего отца! Он пытался убить меня!
Дрю покачал головой:
— Я не представляю, что Керби Кингсли вообще способен кого-либо убить. Думаю, гораздо вероятнее другое: тот, кто дважды устроил на него засаду, и есть тот самый человек, кто убил твоего отца.
Габриэль стиснула зубы. Да, в словах Дрю есть резон. Да, это похоже на правду. Но ведь отец сказал, что это был Кингсли. Она точно помнит его предсмертные слова. И она слишком долго держалась этого убеждения, чтобы вот так, сразу от него отказаться.
— Керби твой друг, — с упреком сказала Габриэль, — вот поэтому ты и мысли не допускаешь, что он может быть убийцей.
— Это верно, — согласился Дрю.
— А что, если ты ошибаешься?
Он помолчал.
— Если он не виноват, — продолжала она, — я не сделаю ему ничего плохого тем, что буду за ним следить.
— Но если он виноват, тебя могут убить, — Ты, значит, допускаешь возможность его вины?
— Нет, — сказал он тихо, — не допускаю. Просто хочу, чтобы ты взвесила рискованность и последствия своих действий.
— Неужели?
На лице его промелькнула грусть.
— Да. Именно поэтому я не вскакиваю и не бегу прямиком к Керби. Но я сам, кстати, никогда не был образцом добродетели.
Габриэль снова вложила руку в его широкую ладонь.
— Я знаю, что я делаю, и не дам себя убить.
Немного помедлив и закусив губу, она продолжала:
— И я, наверное, должна признаться, что уроков стрельбы мне не требуется. Несколько лет назад отец научил меня стрелять, так что я сумею себя защитить. Я ненавижу оружие — особенно после того, как на моих глазах убили отца, — но я знаю, как пускать его в ход. И я не ребенок.
Дрю хотел было рассердиться за эту новую ложь — но вздохнул и сдался. И впервые за время разговора в его взгляде Габриэль увидела искорки смеха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45