Она, по-видимому, думала, что чем ярче будет демонстрировать свои чувства, тем больше поможет мне преодолеть жизненный кризис. Ее артистическая натура была бы оскорблена, если бы оказалось, что я больше не страдаю, а радуюсь жизни. Тетя Гарриет поцеловала меня, а я, обнимая ее, поразилась, как она похудела; в моих руках ее маленькое тело было совсем как птичье, и я с тревогой посмотрела на тетушку. Ее глаза светились доброжелательностью, но в лице была напряженность, которую только такой слепой человек, как Фил, мог не замечать. Я дала себе слово, что при первом, же удобном случае поговорю с тетей Гарриет о ее здоровье, хотя это будет и нелегко. Она считала, что не подвержена никаким телесным недугам и, когда мой отец еще был жив, доводила его до безумия, упрямо отказываясь уделять ему внимание.
– Дженни, мы так беспокоились, – сказала Мэри, крепко обнимая меня. – Ну почему ты не приехала сразу сюда? – И, не дожидаясь ответа, продолжила:
– Фил хотел поехать в Виану, чтобы привезти тебя, но тетя Гарриет сказала, что разговаривала с тобой по телефону и что ты в порядке… – Ее тревога сменилась удивлением, когда она, отпустив меня, впервые внимательно посмотрела на мое лицо. – Ты выглядишь замечательно! Дорогая, дорогая Дженни, ты действительно выглядишь великолепно!
– Так и есть, Мэри. Все правильно, – ответила я, и в этот момент Том пожал мне руку. – Совсем не нужно было беспокоиться обо мне.
– Да, но… – собралась возразить Мэри, однако, встретившись взглядами, мы обменялись безмолвным сообщением. Оно означало то же самое, что означало в детстве: нам нужно увидеться позже и поговорить кое о чем наедине. Ее тревога улеглась, но мне показалось, что у Мэри, как и у тети Гарриет, я заметила морщинки беспокойства, которых не было, когда я последний раз видела их в Темплас-Уэй. Вслед за мыслью, что напряженность на лицах двух любимых мною людей вызвана исключительно тем, что я провела неделю в Виане, на меня нахлынуло чувство вины, но я мгновенно подавила его. С чувством вины я покончила и имела полное право насладиться недельным отдыхом в одиночку. Разговаривая с тетей Гарриет, я успокоила ее в отношении моего самочувствия, так что ни у кого не было ни малейшей причины переживать до такой степени, что даже мой приезд не смог рассеять тревогу. Нет, существовало что-то другое, что расстраивало тетю Гарриет и Мэри, и я решила, что непременно выясню, в чем дело.
– Дорогая, ты ведь помнишь Майлза Салливана? – спросила Розалинда, подталкивая меня изящной наманикюренной рукой к порочно красивому типу.
– Приятно снова встретиться с тобой, Дженни. – Майлз улыбнулся. – Я слышал, ты останавливалась в «Санта-Луции». Приятный отель. Несколько лет назад я сам останавливался там пару раз. Очень похоже на Ривьеру, насколько я помню.
– Да. Сейчас там очень тихо, в отеле всего несколько человек. Поток начнется в ближайшие недели.
– Тогда ты поступила мудро, что уехала. – Он улыбнулся мне заговорщицкой улыбкой, словно у нас был общий секрет.
Я тоже улыбнулась и снова обернулась к Мэри, а Розалинда, артистично всплеснув руками, опустилась в обтянутое бархатом кресло.
– Нет, это же просто невероятно! Дорогая Дженни здесь, и вся наша компания снова вместе! По-моему, это необходимо отпраздновать. Шампанского, Гарольд. Скажи Марии, что мы хотим холодного шампанского.
Я только мельком увидела Гарольда, он с сияющей улыбкой топтался позади всех, так как Розалинда строго следила за тем, чтобы муж не появлялся в середине ее сцены.
– Дженни. – Радостное выражение сменилось глубокой печалью и сочувствием человека, который полностью понимает страдания другого. – Дженни, дорогая, ты не должна была останавливаться и скучать в этом дурацком старом отеле, мы все ждали тебя здесь, прекрасно понимая, что тебе пришлось вытерпеть. Нет… – Розалинда выразительно подняла руку, предотвращая мои возражения. – Мы действительно понимаем и именно поэтому хотели, чтобы ты была здесь, чтобы забыла обо всем среди тех, кто по-настоящему любит тебя.
– Вряд ли она о чем-нибудь забудет, если ты без конца напоминаешь ей обо всем, – довольно грубо заметил Фил.
– Ты мужчина. – Розалинда посмотрела на него с сожалением. – Тебе этого, возможно, не понять. А мы понимаем. Правда, Мэри?
Мэри смущенно улыбнулась, а я… рассмеялась.
– Ты напрасно растрачиваешь свое сочувствие, Розалинда, мне оно не нужно. Пойми, я не инвалид, и я с удовольствием буду отдыхать здесь вместе со всеми вами.
Розалинда мило надула губки.
– Не физически, дорогая, а…
– О, Роз, прекрати, – возмущенно оборвал ее Фил, а она недовольно посмотрела на него, потому что имя «Роз» не укладывалось в имидж Розалинды.
– Да, – неожиданно объявил Гарольд, – больше никаких напоминаний о прошлом!
– Очень разумно, Гарольд. – Тетя Гарриет поспешила прийти на помощь, пока жена не растерзала его на мелкие кусочки. – Это шампанское скорее замороженное, а не охлажденное. Было бы хорошо, если бы кто-нибудь из нас говорил по-португальски и мог бы объяснить Марии, чего мы хотим. Бедная девочка, это не ее вина…
– Ее. – Розалинда изменила свою томную позу, больше не требуя внимания к себе, и поднялась. – Боже правый, служанка хотя бы должна уметь говорить по-английски. Я думала, по-английски умеют говорить все!
На губах Фила промелькнула улыбка – он знал, что Розалинда говорит совершенно серьезно.
– Думаю, она прекрасно справляется с обязанностями, – заметил Гарольд с видом человека, который знает, что поступил мужественно, и справедливо гордится собой. – Во всяком случае, остальные служанки исполняют все, что она им скажет.
– А где же огромная армия прислуги? – поинтересовалась я, потому что Розалинда никогда не путешествовала без личного секретаря, частного парикмахера, собственной горничной, повара, лакея и нескольких подсобных рабочих.
– Они приходят каждое утро, – объяснила тетя Гарриет. – Здесь слишком мало места, чтобы разместить их, только Мария остается на весь день. Она готовит и подает ужин, а потом уходит домой.
– Где же она живет? На несколько миль в округе не видно ни одной деревни.
– Есть одна – в устье реки, по другую сторону. Наверное, она приходит оттуда, – беззаботно ответила Розалинда. Ее никогда не волновали такие мелочи.
– Я позаботился о том, чтобы такси привозило и отвозило ее и остальных слуг, – сообщил Гарольд, и я улыбнулась ему. Возможно, его общество было не самым лучшим в мире, но он по крайней мере вел себя по-человечески. Его жене никогда не пришло бы в голову позаботиться о том, чтобы слуги благополучно добирались до дома.
– А твой парикмахер и прочие, прочие, прочие? – снова спросила я.
– Я хочу отдохнуть, дорогая, – пожала плечами Розалинда, – только с теми, кто мне по-настоящему близок.
Я на мгновение испугалась, подумав, что Фил собирается что-то сказать, но его опередил Том:
– Именно это ты и получила. Близкие друзья дома и никаких посторонних. Чего еще можно желать?
Шампанское выстрелило и запенилось, наполняя наши бокалы, и Розалинда снова просияла, когда Том поднял бокал за нее как за хозяйку дома. Она покровительственно обнимала меня за плечи, и стойкий запах ее духов перебивал все остальные запахи.
Заметив молоденькую девушку, нерешительно замершую на пороге, Гарольд обратился к ней:
– Мы готовы, Мария? Хорошо. Подавайте. В столовой.
Розалинда села во главе стола, Гарольд на противоположном конце; по сторонам от Розалинды заняли места Том и Фил, потом шли Мэри и я, сидевшие друг напротив друга, рядом со мной – Майлз, а напротив него – тетя Гарриет. В такой обстановке о личном разговоре как с тетей Гарриет, так и с Мэри не могло быть и речи. Но чем дольше я смотрела на них, тем тревожнее становилось у меня на душе. Морщины, частично разглаженные радостью от моего приезда, теперь были почти незаметны. Розалинда рассадила своих гостей так, что у Мэри не было возможности поговорить с Томом, и во время всей трапезы она пыталась поймать его взгляд. Но Мэри – это не Розалинда, которая не переставая кокетливо болтала с обоими соседями – и с Томом, и с Филом, а поскольку была хозяйкой, то им не оставалось ничего другого, как поддерживать разговор. Правда, Фил то и дело бросал взгляды в мою сторону, и у него на губах играла скрытая насмешка. Я знала, что в любой момент он может выдать меня, вызвав тем самым гнев Розалинды, а я предпочла бы сначала поговорить о Джонатане с тетей Гарриет. Но я видела, что Фил с трудом борется с искушением завести разговор на эту тему, и, когда Розалинда наконец сделала паузу, чтобы перевести дух и изящно подцепить вилкой гриб, он все же сказал:
– Я знаю, что у Дженнифер есть друг, которого она хотела бы пригласить сюда.
Только Фил всегда называл меня Дженнифер, и когда он повернулся ко мне, его улыбка была настолько полна соучастия, что мое недовольство превратилось в такое же изумление, как и у остальных.
– О, дорогая, ну конечно же! Это кто-то, с кем ты познакомилась в Виане?
Я кивнула.
– Замечательно. Разумеется, приглашай сюда свою подружку. В твоей вилле вполне хватит места на двоих. Я скажу кому-нибудь из горничных, чтобы завтра приготовили еще одну постель.
– Боюсь, все не так просто, Розалинда. – Я постаралась не встречаться взглядом с Филом.
– Да нет же, ничего сложного нет. – Розалинда импульсивно наклонилась вперед, втиснувшись между Томом и его едой, и схватила меня за руку. – Если она твоя подруга и ты хочешь, чтобы она приехала, она, разумеется, может приехать.
– Это не подруга, – сказала я, когда Розалинда отпустила меня и Том смог снова увидеть свою тарелку, а не чересчур открытую грудь Розалинды. – Это мужчина.
Розалинда тут же перестала быть центром всеобщего внимания.
– Вот видишь, Роз, – с нескрываемым удовольствием прокомментировал Фил. – Поставить вторую кровать на вилле Дженнифер несколько непристойно. Хотя не думаю, что Дженнифер уж очень увлекается высоконравственными сценами в фильмах.
– Дорогая, это же чудесно! – воскликнула Розалинда, проигнорировав все замаскированные оскорбления Фила. – Значит, вот почему ты скрывалась от нас. Ты должна рассказать нам о нем. Кто он и где ты встретилась…
– Его зовут Джонатан Браун, я встретилась с ним в «Санта-Луции».
– Не пытайся узнать какие-либо подробности. Она их не знает, – язвительно вставил Фил.
– Когда он собирается приехать, Дженни? – Тетя Гарриет остановила поток вопросов Розалинды.
– В конце недели. Сейчас он гостит у своих друзей в Виго.
– Курортный роман! – с наигранным восхищением продолжала Розалинда. – Какое восхитительное начало твоего пребывания в Португалии!
– Это не курортный роман, – возразила я, глядя теперь не на нее, а на тетю Гарриет. – Я выхожу за него замуж.
Я догадалась, что в голове у тети Гарриет пронеслись те же мысли, что и у Фила, и улыбнулась, желая, чтобы она поняла, что я поступаю не сумасбродно и не под воздействием того, что случилось в последние месяцы. Какая-то доля моей вновь обретенной уверенности, должно быть, передалась тетушке, потому что ее плечи, застывшие от услышанной новости, немного расслабились.
– Выходи за него! – искренне посоветовала Мэри. – О, Дженни, я очень рада.
– И я тоже, – присоединился к ней Том и, повернувшись, пожал мне руку. – Поздравляю, Дженни.
– Позволь и мне выразить свои поздравления, – сказал Майлз, задержав мою руку дольше, чем следовало. – По-моему, это требует шампанского. Как думаешь, Розалинда?
На долю секунды на лице Розалинды мелькнуло выражение, которое не предназначалось для всеобщего обозрения и от которого она вдруг состарилась, но Роуз тотчас снова стала самой собой и, подняв высоко над головой загорелые руки, так что золотые браслеты скользнули вниз, хлопнула в ладоши, потребовала, чтобы Гарольд открыл еще бутылку шампанского, и сказала, что ей просто не терпится увидеть моего Джонатана.
Следующие несколько минут я могла сидеть и наблюдать за всеми. Быстрый взгляд на Розалинду напомнил мне то, что раньше сказал Фил: она, в сущности, пряталась в Офире, и даже специально приехавшему Майлзу не удалось соблазнить ее главной ролью в фильме и вытащить отсюда.
Трудно было сказать, действительно ли она нуждается в отдыхе или нет. Розалинда никогда не переставала быть актрисой, и я давным-давно отказалась от попыток определить, каково ее истинное отношение к чему-либо или к кому-либо. Иссиня-черные волосы создавали облако вокруг ее лица подчеркивали неотразимые сияющие фиалковые глаза. То, что она родилась с серыми глазами, Розалинду не устраивало. Фиалковые глаза были более фотогеничны, и она приобрела их благодаря мягким контактным линзам. Такая же история и с ее волосами – в детстве они были неопределенного пегого цвета.
Не думаю, что у кого-то был бы шанс выжить, если бы он напомнил об этом Розалинде теперь. Однажды тетя Гарриет с крайним неудовольствием сказала мне, что Розалинда уничтожила все свои детские фотографии, чтобы ни одна из них случайно не попалась какому-нибудь пронырливому репортеру. Розалинда – натуральная красавица, а это означало, что ее фиалковые глаза и иссиня-черные волосы тоже натуральные!
Фил когда-то грубо заметил, что и грудь она сделала себе с помощью операции. Грудь у нее действительно была потрясающая, но я не помню, чтобы она производила такое же впечатление, когда мы жили в Темплас-Уэй. Почему именно Фил, а не кто-то другой знал такие подробности, остается выше моего понимания.
Розалинда была Розалиндой: яркой, блистательной, кокетливой, требующей постоянного внимания к себе, но в этот вечер в ней было и еще что-то – какая-то спрятанная под веселым смехом ранимость, которой я никогда прежде у нее не замечала. Возможно, она действительно устала, ведь быть постоянным секс-символом не так уж легко.
Фил, удовлетворенный тем, что сделал свое черное дело, стал больше обычного похож на маленького мальчика. Его лицо с правильными чертами, красиво обрамленное кудрявыми золотистыми волосами, как правило, было чересчур серьезным, и, как говорила тетя Гарриет, только в моем обществе открывалась мальчишеская сторона Фила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19