https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/keramika/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Сенека?
Он ничего не ответил ей, а просто пробормотал:
— Теперь моя очередь… — Но как он ни старался, он не мог сосредоточиться, и в голове крутились только «мама» и «папа».
— Я не могу придумать ни одного слова, Пичи. Продолжай!
— Книга, — произнесла Пичи.
— Золотые полосы… — продолжил он. Она повернулась и посмотрела на него вопросительно.
— Полосы золота? Что это? — переспросила Пичи.
— Я имею в виду тонкую, золотистого цвета полоску, которая используется как закладка в книге.
— Я не пользуюсь закладками, — сказала Пичи.
— А как же ты тогда замечаешь место, где закончила читать? — спросил Сенека.
— Я загибаю страницу.
Сенека съежился от такого признания. Его воспоминания унесли его в события двадцатипятилетней давности… Ему было семь лет, и он так вот загнул страницу в книге, которую читал. Книга называлась… Нет, он сейчас не вспомнит. Но он отчетливо помнит, как разъярилась леди Макросе, знав об этом. Она медленно подошла к нему. вырвала книгу из его рук и отшлепала его своей тростью. Та трость! Он с ужасом вспомнил, как ему было больно и как он разделался с этой тростью, когда ему исполнилось двенадцать лет. Он попросту переломал ее у себя на коленях. Вот и все. Но с тех пор он никогда не загибал в книгах страниц.
— Сенека! — позвала Пичи. — Боже! Что ты так опечалился?
Сенека расстался со своими печальными воспоминаниями и пристально поглядел на Пичи.
— Не загибай больше страниц, Пичи! Прошу тебя! — произнес Сенека.
— Не буду! Я не всегда так делала. Когда я была маленькой девочкой, я закладывала страницы полоской бумаги. Но однажды я увидела, как отец загнул страницу в Библии. Я ему сказала не делать этого. Он улыбнулся. Это была особенная улыбка, Сенека! Он сказал мне, что книги с загнутыми листами — это любимые народом книги.
«ЛЮБИМЫЕ НАРОДОМ КНИГИ», — удивился Сенека.
— И теперь я все рассматриваю с этой точки зрения. Если тебе не нравится книга, то зачем ее держать у себя? Я буду любить все, что у меня будет… Даже людей… А впрочем, не обращай внимания…
— Постой, постой! Расскажи мне про людей… Что ты хотела о них сказать?
— Я… Ничего…
— Скажи мне! Прошу тебя, Пичи. Она заметила, как он оживился, когда она сказала про людей.
— Я просто хотела сказать о том, что в этом замке все закрыто…
— В целях безопасности… Я тебе об этом говорил
— Но… Сенека… Однажды я хотела взять крошечную маленькую леди… как ее называют… статуэтку, что находится в нижней комнате. Она такая хорошенькая. Кажется, сделана из мрамора. Я пошла туда, но комната была закрыта.
Сенека ничего необычного в этом не видел.
— Статуэтка может разбиться, вот поэтому она и закрыта, — пояснил он.
— Значит, эту статуэтку не любят в народе, если она закрыта от глаз людских, так, Сенека? Я не понимаю, почему я должна смотреть на ту статуэтку из-за стекла? Почему я не могу взять ее в руки?
— Пичи…
— У меня в детстве было одеяло, — продолжала она. — А вообще, это был кусок красного бархата. Моя матушка принесла его, когда я еще была «ручная».
— «Ручная»? — переспросил Сенека. — Что это значит?
— «Ручная» — это значит, что меня еще носили на руках. А еще есть дети «подольные». Их матери носят в подолах одежды. Чуть постарше — «коленные» дети. Эти уже могут сами сидеть на коленях у матери. «Верандные» дети — те, которые могут ползать по веранде, но их нельзя еще выпускать во двор. Эти дети хватают все, что им в рот попадет, они ползают на коленях, а «дворовые» — те, кого родители могут выпускать во двор. Они копаются в грязи, но родители так уже за них не беспокоятся. Понимаешь?
— Да, — ответил он, хотя это было длинное объяснение и он еще не понимал хода ее мысли.
Пичи продолжала свой рассказ:
Ну, вот я еще была совсем маленькой, когда принесла тот кусок красного бархата в наш дом я устроила такой рев, так ухватилась ручонками за этот бархат, что моя бедная матушка отдала его мне, хотя она собиралась пошить себе капор из той материи. У нее было горячее сердце! Сенека вспомнил свою собственную мать.
— А как, по-твоему, выглядит человек с холодным сердцем? — спросил, не раздумывая, он. Он не знал, почему так сразу спросил у нее, но в душе знал, что это все относилось к его отцу, а может быть, и к матери тоже, но он не был уверен в этом.
— Человек холодный. Это обычно бывает в бисквитную погоду.
Сенека удивился;
— Постой, постой! Объясни мне, пожалуйста, что это такое — «бисквитная» погода?
— Ох, Сенека, — вздохнула Пичи. — Самое лучшее время есть горячий бисквит, когда на улице идет снег. Вот это время и называется «бисквитной погодой»… Ты сидишь в доме, у огня, попиваешь чай со свежим бисквитом. Это такое блаженство…
Слушая ее, Сенека представил себя с Пичи в ее маленьком домике ночью. О, как бы ему хотелось провести с ней ночь там, в том домишке! В его большом светлом дворце было холодно, как на льдине!
— Я люблю снег, Сенека, — пробормотала Пичи, закрывая глаза и вспоминая снежные Аппалачи. — Зимой у нас всегда много снега. Я помню, как четыре года тому назад у нас все завалило снегом. Снег шел. не переставая, три недели. Намело так, что мы могли выбираться наружу из своих домов только через дымоходы каминов. А о том, что мы живы, мы сообщали друг другу выстрелами из ружья.
Он улыбнулся и сказал:
— Представляю, как плохо вам было. Она кивнула головой и захихикала.
— Да, и еще о моем бархатном одеяле. Моя мать знала, что это была очень дорогая ткань, но отдала ее мне. И даже если я пачкала его, она молча стирала его, не говоря ни слова. Видишь, какая у нас была мама. Мы все ее любили, — закончила она
Затем Пичи повернулась и поцеловала Сенеку в губы.
— Ты сделал меня счастливой, Сенека. Помнишь, я тебе говорила, там, в башне, что хочу полюбить тебя. Я буду любить тебя до конца дней своих.
Сенека задумался. Прошло много времени, прежде чем он заметил, что Пичи заснула. Заснула прямо здесь, на ковре перед камином. Он перенес ее в кровать и улегся рядом с ней. Она божественно выглядела лежащей на темно-голубых атласных простынях. Он тихо прилег рядом. Ее нежное дыхание убаюкивало его, но сон никак не шел. Он достал книгу, лежавшую на тумбочке, раскрыл там, где лежала золотистая закладка, а затем завернул страницу и отложил ее в сторону. Эта процедура доставила ему удовольствие.
Он обнял Пичи и закопался своим лицом в ее золотистых кудрях. Запах магнолии, тепло тела и — все это закружило его и унесло куда-то вдаль.
— Сенека?
Он неожиданно вздрогнул.
— Я здесь.
— Ты уверен, что все так и должно быть? Он прекрасно понял, что она имела в виду: она говорила об их близости.
— Обещаю тебе, все будет, милая моя!
— Когда время придет. Когда мы будем готовы для этого. Когда все об этом узнаем, да? Сенека?
— Пичи…
— Как это чувствуется? — спросила она.
Сенека нахмурился.
— Как это чувствуется? — переспросил он.
— Какие это чувства, когда загнешь страницы той книги?
Он понял, что она наблюдала за ним, когда он загибал страницу.
— Хорошее чувство, Сенека?
— Ложись спать, — сказал он и закрыл глаза. Пичи лежала открыв глаза. То, что она увидела, развеселило ее. Сенека также улыбался.
Глава 10
Когда Пичи проснулась, Сенеки рядом не было. Было девять утра. Боже! Она никогда так долго не спала в своей жизни. Она отбросила в сторону одеяла и села. Острая боль внезапно пронзила ей шею. Ее глаза раскрылись от ужаса: она спала… долго… у нее болела шея…
Ей стало все ясно. Это были два признака «типинозиса». Очень медленно она улеглась вновь в постель, стараясь не делать резких движений. В глазах у Пичи появились слезы. Она смахнула их рукой. Мало-помалу к ней стали возвращаться силы. Боже! Ей так мало осталось жить на свете. Она хотела, чтобы Сенека лежал рядом с нею и держал ее в своих руках.
— Вещая птица, — прошептала она. — Будь счастлива, Пичи.
Боль отступила. Она смогла встать и начала искать корону. Она нашла ее посередине кровати под одеялами, надела ее себе на голову и направилась в гостиную.
И только взявшись за дверную ручку, остановилась, поняв, что она совсем обнажена.
— Черт побери!
Она пошла в ванну, чтобы найти там одежду в которой была вчера вечером. Но ни ее, ни одежды Сенеки там уже не было. Она поняла что служанки уже убрались в покоях. Тогда, обернувшись атласной простыней, она вышла. Может быть, если она поторопится, ее никто не заметит, кроме служанок. Но их она попросит помолчать, и они послушаются.
Спустившись в коридор, устланный красными коврами, она услышала девичьи голоса. Голоса были плачущие. Пичи побежала на звук голосов, свернула за угол и остановилась. Здесь стоял Тиблок, а перед ним низко склонились в поклоне две девушки-служанки. Он ударил одну, затем — другую, и девушки упали к стене.
— Черт побери! Ты что делаешь? — закричала она.
Крепко удерживая на себе простынь, она подбежала и встала между Тиблоком и девушками.
Тиблок уставился на ее обнаженные плечи, на спутанные, растрепанные волосы, на простынь, прикрывавшую тело. Она походила скорее на потаскушку, чем на члена королевской семьи. Только сверкающая корона на голове говорила о том, что перед ним все же была принцесса Авентины.
— Мадам, — начал было Тиблок.
— Ты подлец! Змея в шоколаде! Что ты делаешь? — сказала она и повернулась к девушкам.
— С вами все в порядке, дорогие мои? Пичи еще больше разозлилась, когда увидела следы пощечин на бледных лицах девушек.
— Эти негодяйки обронили полотенца Его Величества, — указал он на гору чистых белых полотенец, лежащих на алом ковре. — Теперь прачкам придется стирать их заново.
Пичи посмотрела на полотенца.
— А почему ты не помог им поднять полотенца, а стал колошматить? — спросила она у Тиблока.
У Тиблока раздулись ноздри от негодования.
— Ваше Высочество! Это — их работа. Я служу королевской семье двадцать один год и точно знаю обязанности всех и каждого в этом замке. Заверяю, я — личный слуга короля-
— Полагаю, что ты был у короля на побегушках.
Тиблок раскрыл рот от возмущения.
— Я личный Его Высочества слуга. А еще я слежу за тем, кто и как выполняет свою работу. Кто же еще присмотрит за этими бездельницами? — спросил он и указал на служанок.
— Меня не интересует, сколько ты здесь работаешь, Руперт-Дуперт. Ты не имеешь права бегать по замку и бить всех слуг направо и налево. Ты… — тут она вспомнила красную отметину на щеке у Нидии, — ты ударил мою служанку Нидию…
— Неуклюжая девчонка разбила чайную чашку.
— И ты отхлестал ее за это?
— Это безобразие с ее стороны. Нужна твердая рука, когда имеешь дело с низшим классом,
Пичи подошла к стене рядом с Тиблоком, где висела коллекция оружия, сняла оттуда меч и взяла его в руки. Придерживая одной рукой простынь, а другой рукой держа меч, она подошла к Тиблоку.
— Нидия — не низшего класса!
Тиблок стоял ни жив ни мертв, так как у его горла стоял меч.
— Что же это за мужчина, который поднимает руку на женщину? Ты — не мужчина, Руперт-Дуперт! А если ты не мужчина, то тебе твое «хозяйство» не нужно! — заявила она и поднесла меч к его промежности.
— М…м…мадам… Вы что?
— Пичи, — раздался голос Сенеки в коридоре. Пичи увидела бегущего к ней Сенеку. В глазах его сверкали гром и молнии. Он был разъярен, как бык. Нидия и Кэтти бежали за ним и несли ее одежду, которую должны были принести к Сенеке в спальню. Сенека подбежал к ней и вырвал меч из рук. Он чуть в обморок не упал, когда увидел, как она была одета.
— Ваше Величество, — сказал Тиблок, — служанки растеряли белье, и мне пришлось их наказать.
— Не жалуйся Сенеке! Ты лучше расскажи ему правду, что ты сделал!
Потрясенный происходящим, Сенека схватил Пичи за руку и сказал:
— Пичи, ступай к себе!
— Старый Руперт-Дуперт избил этих девушек, — сказала она Сенеке. — И все за то, что они уронили эти чертовы полотенца. А вчера он отшлепал по щекам Нидию за то, что она разбила чашку. Он считает себя хозяином в замке.
Тиблок громко закричал:
— Ваше Высочество! Я старался объяснить Ее Высочеству, что я отвечаю за каждого слугу здесь, в замке.
— Заткнись, Тиблок! — закричала в ответ Пичи. — Ты чудовище, которого я никогда раньше не видела. Если тебе случится кого-нибудь полюбить так, как ты любишь себя, то это будет величайший любовный роман.
Тиблок уставился на своенравную принцессу. Сенека разозлился, когда увидел, что простынь, которой укрывалась Пичи, соскользнула, обнажив ложбинку между ее грудей. И взгляды всех были прикованы к этой ложбинке! Подумать только! Сенека заслонил Пичи собой.
— Кэтти и Нидия! — сказал он. — Пожалуйста, проводите принцессу к себе.
— Но я еще не закончила с этим разбойником, — запротестовала Пичи.
— Ты уже закончила, Пичи! — сказал Сенека, все еще продолжая закрывать ее собой. А Тиблок не сводил глаз с Пичи.
— Вы, девушки, прощены, — сказал Сенека служанкам, которые уронили полотенца.
Пичи увидела, как девушки начали собирать разбросанные по полу полотенца.
— Прекратите, девушки! — обратилась она к ним. — Руперт-Дуперт подберет их сам. И если уж он так беспокоится об их чистоте, то он их сам и постирает! — сказала Пичи, выглянув из-за спины Сенеки. — Я еще не разобралась с тобой, Руперт-Дуперт! Ты…
— Пичи, пожалуйста, — попросил Сенека.
Но Пичи никак не могла остановиться.
— Я разделаюсь с тобой, Тиблок, и знаешь, у тебя шансов будет не больше, чем у одинокого мужчины на брыкающемся осле, слышишь?
— Пичи!..
— Я ухожу, Сенека, — сказала она. Бросив возмущенный взгляд на брюзжащего Тиблока, Пичи направилась к себе в покои. Служанки следовали за ней. Сенека подошел к Тиблоку.
— Если ты еще раз взглянешь на принцессу как сегодня, я проколю тебя вот этим мечом, — сказал он и острием меча уткнулся Тиблоку в грудь, а затем резким движением срезал сразу четыре пуговицы да рубашке. Тиблок затрясся от страха. Сенека подце. пил острием меча полотенце, поднес к лицу Тиблока и бросил полотенце ему на плечо.
— Я полагаю, что ты выполнишь распоряжение принцессы: поднимешь эти полотенца и выстираешь их!
Тиблок разгневался.
— Ваше Высочество, я — Его Королевского Высочества…
— Никто в этом не сомневается, Тиблок!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45


А-П

П-Я