К счастью, вокруг не было ни души, так как одни рыцари давно уже оделись и ушли в часовню на мессу, а другие, менее набожные, собрались в главном зале в ожидании завтрака.
Безмерно устав от их неуемных шуток по поводу вчерашнего представления, Майлс наслаждался благословенной тишиной.
Взгляд его блуждал по двору, где царила суета – слуги выбегали из дверей, конюхи задавали корм лошадям; каждый был при деле. Сэр Уилфрид может по праву гордиться своим замком, думал Майлс, ибо это не просто крепость, это дом .
Нигде и никогда Майлс не чувствовал себя дома, и уж менее всего в замке отца, где его непрестанно унижали и подвергали критике каждый его шаг, не упуская случая упомянуть, что для всех он является обузой. Теперь Майлс ясно видел перед собой главную цель жизни – жениться, завести семью и стать хорошим отцом для будущих детей, а жену свою любить и уважать. Тогда-то его дом станет таким же уютным, как у сэра Уилфрида.
И, что самое главное, он уже нашел свою суженую…
Майлс обернулся и бросил раздраженный взгляд на голубое платье, в котором выступал вчера перед зрителями и которое швырнул на кушетку, когда вернулся в покои. Платье, конечно, ни при чем, Майлс злился на себя самого, ибо считал, что совершил оплошность и поступил крайне недальновидно, приняв участие в пантомиме. Жизель сидела с каменным лицом, а когда все завершилось, ушла из зала, так и не проронив ни слова.
Каким же самонадеянным идиотом он был, потакая своим прихотям! За ужином его преследовала единственная мысль: общаться только с актерами, чтобы отвлечься от мыслей о Жизель Уотертон, но тем самым он обидел прелестную хозяйку замка.
Конечно, они заранее обговорили с Мэттью, что Майлс будет изображать суетливую девушку, но намеренно копировать Жизель он не предполагал, все вышло спонтанно, само собой. К тому же Майлс не подозревал, что партнер станет имитировать его самого. А потом, уже в процессе пантомимы, Майлса захватило действие, и он начал импровизировать.
Неудивительно, что Жизель рассердилась.
Жизель… Теперь Майлс уже не сомневался, что желает эту девушку, что она ему нужна. Если Жизель примет от него предложение руки и сердца, это станет для него самой дорогой наградой, какую не заслужить ни на одном рыцарском турнире. Лишь получив ее согласие, он докажет, что чего-то стоит в жизни. Если же она откажет, то рано или поздно ему придется жениться на другой, но та никогда не сможет заменить Жизель. Сейчас, по здравом размышлении, Майлс понял, почему так раздражал отца своим сходством с женщиной, которую тот не любил, а взял в жены только из-за необходимости продолжить род Бакстонов. Мать умерла, когда Майлсу исполнилось всего пять лет, но он знал, что замужество с Чарлзом Бакстоном она воспринимала как последнюю надежду избежать унылого прозябания в монастыре.
Майлс не хотел разделить участь своих родителей. И не мог позволить, чтобы подобная судьба ожидала Жизель.
Они были бы очень счастливы вместе, если бы Жизель отказалась от странного предубеждения против брака, а он постоянно держал бы в узде свой нрав…
Прошлой ночью Жизель показалась Майлсу такой одинокой за огромным столом на возвышении, каким и он сам ощущал себя всю свою жизнь. Как ни хотелось Майлсу заговорить с ней, он не осмелился подойти: ведь отныне она наверняка будет рассматривать любую его попытку сближения как очередной способ добиться победы над ней. Девушка так же горда, как и он. Следовательно, своим вчерашним поведением в солярии он выстроил для себя почти неодолимую преграду.
Остается надеяться, что дело поправит тот подарок, что он послал ей сегодня утром. А может, напротив, рассердит ее еще сильнее…
Майлс вздохнул и возвел глаза к тяжелому, хмурому небу, невольно сравнивая его с тем, что творилось у него на душе.
Возможно, Чарлз Бакстон не ошибался, называя его никчемным глупцом. А теперь, очевидно, и Жизель будет разделять его мнение.
Нет, этого нельзя допустить! Майлс решительно тряхнул головой. Он отыщет дорогу к гордому сердцу красавицы Жизель, он покажет, какими достоинствами обладает, – и ей, и всем остальным. А ее любовь послужит ему лучшей наградой.
Разве Рождество не самое подходящее время для обретения даров?..
Тут Майлс увидел, что парадная дверь отворилась и из нее вышла та, о которой он столько думал в последние дни. На пороге Жизель чуть помедлила, необыкновенно женственным движением набросила на голову капюшон меховой накидки и направилась к часовне. Все это заняло не более минуты, но Майлсу хватило времени, чтобы заметить то, от чего с губ его сорвался вздох облегчения. Даже не захватив плаща, рыцарь выбежал из покоев.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Увидев, что Майлса нет среди присутствующих в часовне, Жизель почувствовала, как сердце сжалось от разочарования. Сегодня она специально надела новую, подаренную им шаль, чтобы показать Майлсу, что больше не сердится за вчерашнюю выходку.
Ранним утром Майлс доставил подарок не лично, а передал через Мэри, а это доказывало, что рыцарь не только ощущал теперь смирение и покорность, но и понимал, что она не одобряет его участия в представлении.
Без сомнения, так и было бы, если бы не тот робкий взгляд, который сэр Майлс устремил на нее, завершив пантомиму. Прошла целая ночь, и теперь настало время сменить гнев на милость и заверить рыцаря, что пьеса позабавила ее.
Голос отца Павла звонко отдавался под сводом часовни, но, как ни старалась Жизель внимать словам проповеди, она постоянно оглядывалась на дверь: вдруг появятся опоздавшие гости – вернее, один из них, тот, который сейчас интересовал ее больше всего.
И вот наконец она увидела сэра Майлса – тот остановился у входа и с улыбкой смотрел на нее. Только на нее, в этом не было никаких сомнений.
Какая удача, что я надела сегодня новую шаль! – подумала Жизель.
Сердце ее неистово заколотилось в груди, надежда сосредоточиться на проповеди священника растаяла, как снег на весеннем солнце. Девушка не могла дождаться завершения мессы и, когда отец Павел прочитал последние слова молитвы, сразу же подошла к сэру Майлсу, не обращая внимания на любопытные взгляды Елизаветы Коутон и Алиции Дерозье. Она прекрасно понимала, что на лице ее блуждает глупая улыбка, но ничего не могла с собой поделать.
Взяв Жизель за руку, Бакстон вывел ее из часовни и остановился подальше от выходивших гостей.
– Должна поблагодарить вас за подарок, – проговорила Жизель, едва они остались наедине. – О нет, простите! – торопливо добавила она, заметив, как блеснули его карие глаза, и дотронулась до шелковой шали небесно-голубого цвета. – Я неправильно выразилась – я хочу поблагодарить вас, сэр Майлс, искренне хочу! – Как ни странно, девушка начала задыхаться.
– Надеюсь, этот цвет вам более по душе, – мягко отозвался Майлс. – Не сочтите за дерзость, но не могу не сказать, что он вам необыкновенно идет, миледи.
Девушка вспыхнула. Стоя на холодном ветру, она почувствовала, как тепло ей вдруг стало от взгляда рыцаря.
– Верю вам на слово. Не сочтите за дерзость, но он и вам очень шел прошлым вечером, милорд, – не удержалась она от озорного ответа.
Он снова улыбнулся, сверкнув безупречно белыми зубами, глаза его радостно вспыхнули.
– Значит, я прощен за все обиды, что невольно нанес вам вчера? Вы больше не сердитесь?
– Да я еще вчера обо всем забыла. Как я могла сердиться, если у вас был такой глупый вид?
– Так почему же вы хотя бы один разок не улыбнулись? Ведь я на самом деле испугался, что теперь вы никогда не простите меня.
– Мне казалось, что вы совсем не обращаете на меня внимания и вам неинтересно знать, что я думаю.
– Интересно, миледи, – тихо проговорил Майлс, не сводя с нее потемневших глаз, – очень интересно.
Горло Жизель судорожно сжалось: она вдруг ясно вспомнила тепло его губ на своих губах.
А Майлс, не замечая ее смущения, продолжал:
– Признаю, я вел себя как последний эгоист. Меня чрезвычайно увлекло представление, и лишь в середине пантомимы я понял, что невольно оскорбляю вас.
– Не отказывайте мне в чувстве юмора, сэр Майлс, – сказала Жизель. – Я тоже от души повеселилась, тем более что жертвой коварных лицедеев я оказалась не одна.
– Поверьте, леди Жизель, я понятия не имел, что партнер станет изображать меня.
Девушка лукаво посмотрела на него.
– В противном случае вы отговорили бы его от этой затеи? По-моему, это не совсем честно.
– Напротив. Будь я уверен, что вам понравится концовка пантомимы, то попросил бы изменить сценарий и сделать героем всей пьесы чванливого и самовлюбленного сэра Майлса, который пытается облагодетельствовать женитьбой юную девицу.
Не зная, как ответить на подобное заявление, Жизель уставилась на скованную льдом землю. Сейчас она не была уверена во многих вещах – и в своих чувствах к Бакстону в том числе.
– У меня есть для вас еще один подарок – я хочу загладить вину за те два, что не пришлись вам по сердцу, – продолжал сэр Майлс. – Он ожидает вас в конюшне.
– Где?!
– Вы непокорны, горды, не привыкли идти на уступки или давать пустые обещания. Из всего этого я сделал вывод, что вы любите верховую езду, и взял на себя смелость…
Вот опять! «Взял на себя смелость»!.. Но как же действуют на нее его улыбки, его очарование, почтительные манеры – все то, что непременно исчезнет в ту же минуту, как их обвенчают.
Дурное предчувствие подсказывало девушке, что Майлс, как и все мужчины, будет властным мужем и станет держать ее взаперти. Однако она не высказала свои мысли вслух, а присела в реверансе и произнесла:
– Очень благодарна вам за подарок, сэр Майлс!
– После обеда я собирался пригласить вас проехаться со мной верхом, миледи. Сегодня немного ветрено, но в основном погода отличная. Просто надо потеплее одеться.
Нет, она не должна ему доверять, помрачнев, подумала Жизель. Сейчас он ведет себя так любезно лишь потому, что стремится ее покорить. Тон ее был прохладным, когда она ответила:
– Простите, но я не могу принять ваше приглашение, даже если бы и очень хотела.
Майлс устремил на нее проницательный взгляд.
– Ах да, обязанности хозяйки дома. Но разве в эти обязанности не входит развлечение гостей? На верховую прогулку собирается большая группа дворян, и я уверен, что ваш дядюшка не будет ругать вас, если вы присоединитесь к нам, чтобы удостовериться, что мы весело проводим время.
Слова рыцаря заставили Жизель задуматься. Предложение было таким соблазнительным! Ей нестерпимо хотелось выбраться наконец-то на свежий воздух, проехаться верхом, хоть ненадолго забыть о хлопотах, которые она по собственной воле взвалила на свои плечи.
К тому же Бакстон прав: хорошая хозяйка обязательно должна следить за тем, достаточно ли весело развлекаются гости. Что ж, пожалуй, она поедет вместе со всеми, но при этом постарается как можно дальше держаться от сэра Майлса.
Если отправиться сразу после обеда, то она успеет вернуться как раз вовремя, чтобы проверить, как идут приготовления к ужину.
– Хорошо, сэр Майлс, – сказала Жизель, – только сперва я спрошу разрешения у дяди.
– Договорились. А теперь позвольте сопроводить вас в замок. – Майлс бережно взял ладонь Жизель и положил ее на свою руку. Какая мощная рука! – метнулась в голове у девушки непрошеная мысль. Взглянув на нее сверху вниз, Майлс улыбнулся. – А знаете, вы оказались правы – первая шаль была… как бы выразиться помягче… отвратительна.
Закусив губу, Жизель кивнула, изо всех сил стараясь не думать о его руках, глазах или каких-либо еще частях тела.
Жизель скакала на своей новой кобыле в самом центре веселой и шумной кавалькады всадников и с радостью вдыхала морозный воздух. До чего же хорошо хотя бы на короткое время отвлечься от всех забот по дому! Правда, беспокоило то, что не так далеко находится Бакстон, замыслы которого она так и не смогла до конца раскусить и в присутствии которого, как ни прискорбно, совершенно терялась.
Сэр Майлс кружил ей голову, лишал самообладания – особенно с тех пор, как осознал свою ошибку, резко сменил линию поведения и стал относиться к ней с подчеркнутой учтивостью. Сейчас он делал все, чтобы доставить ей удовольствие, и даже, выбирая подарок, учел ее вкусы.
В каком-то смысле у Бакстона можно кое-чему поучиться. Например, он гораздо легче переносит подшучивания над собой, чем она.
Если сэр Майлс будет продолжать действовать в таком же духе, ее намерение уклониться от свадьбы рассыплется в прах, просто-напросто развалится, как старый коровник, мимо которого они только что проехали. Жизель невесело усмехнулась. Для того чтобы не расслабляться, нужно помнить, как надменно Бакстон заявлял, что заставит ее полюбить себя.
Тучи, закрывавшие утром небо сплошной пеленой, развеялись, и Жизель разглядела маленькую черную точку – топот копыт вспугнул какую-то птицу с одного из деревьев, с двух сторон обрамлявших заснеженную дорогу. Верхушки сугробов на обочине сверкали в скудных лучах зимнего солнца. Пейзаж оживляли зеленью высокие стройные сосны. В прозрачном воздухе стоял терпкий запах хвои, который чем-то напоминал Жизель аромат ладана в их часовне.
Несколько раз на глаза ей попадались деревья, украшенные ветвями омелы, чьи плоды тускло краснели на темной коре. И Жизель вспомнила рассказы своей подруги Сесилии о том, что друиды при помощи омелы избавляли женщин от бесплодия.
Это воспоминание сразу навеяло мысли о детях. Перед глазами Жизель встало лицо Майлса, когда он во дворе замка говорил ей об их детях…
Девушка повернула голову, чтобы посмотреть, где он сейчас, и сразу же встретилась с его пронзительным взглядом. К ее досаде, рыцарь немедленно направил к ней коня. Жизель смутилась. Получилось так, будто она сама пригласила его подъехать ближе.
– У вас задумчивый вид, миледи, – заметил Майлс, как только оказался рядом.
– Вокруг так красиво. Я загляделась вон на ту птицу.
– Завидуете ее свободе?
– Ну, подобной мысли у меня не было, но теперь, когда вы задали вопрос, должна признать, что вы правы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13