И он не собирался позволять, чтобы ее страх перед своими чувствами взял верх над тем, что возникло между ними.
Пустота, омрачавшая его существование, исчезла. Не прошло и дня, как Николас сказал себе, что эта история с Гарри Диллардом осталась в прошлом, как все в его жизни пришло в движение!
Но сначала надо начать ухаживать за Элли. Показать, что ее дом больше его не волнует. Доказать, что она заблуждается, считая себя и его врагами. И только после этого он сможет попросить ее стать его женой. Он собирался дать ей ту жизнь, о которой она мечтала и которой заслуживала. И начнет он, пожалуй, с того, что покажет ей океан.
— Я не могу ехать на океан! Элли вышла в прихожую своего дома, плотно закрыв за собой дверь в столовую.
— Но почему? — спросил Николас.
— Потому что я занята. — Она посмотрела на его руки, которые прикасались к ней так нежно и так откровенно. Думал ли он о том, что они натворили у входа в картинную галерею тем вечером? Пережил ли он еще раз все это, как пережила она, когда, вернувшись домой, легла спать? Или сомнения не мучили его?
— Элли, вы меня не слушаете.
— Нет, я все слышу, — слегка покраснев, солгала она и смело добавила: — Вы говорили про август.
— Верно. Сейчас август. А вам, как и мне, прекрасно известно, что в это время года Манхэттен пустеет и даже шляпки покупать некому.
— Вы говорите, конечно, о людях с деньгами.
— Я говорю о людях, которые покупают шляпки, — пожав плечами, уточнил Николас. — На Лонг-Айленде у меня есть домик. Мне надо передохнуть, так же как и Ханне с Джимом. Даже старине Барнарду будет полезно подышать свежим морским воздухом.
— Я все слышал! — откликнулся Барнард из своего закутка, где он корпел над очередной картиной. — Элли, не верь ни единому его слову. Нам никуда не нужно ехать.
— Напротив, — возразил Николас. — Очень даже нужно. И не только вам, но и Шарлотте тоже. Морской воздух и жаркое солнце могут сотворить чудо. Между прочим, вы сами недавно говорили, что хотите увидеть океан.
— Я наврала.
— Элли, почему по любому поводу с вами нужно воевать? — вздохнул Николас.
Она поморщилась, потому что он сказал правду. Совсем недавно ей пришло в голову, что она дьявольски устала. Господи, за эти последние месяцы ее счастливые красные чулки ничего, кроме беспокойства, ей не приносили. А сейчас чудесную возможность отдохнуть ей преподносят чуть ли не на серебряном подносе. Отбросить всякую осторожность и увидеть океан, возбужденно подумала она. Но сможет ли она сделать это? Хватит ли у нее смелости?
Дверь в столовую вдруг распахнулась, и оттуда едва не вывалились растерянные Ханна и Джим. Ясное дело, они подслушивали и малость переусердствовали. Джим выпрямился и, смущенно переступив с ноги на ногу проговорил:
— Элли, мне так хочется увидеть океан. Как ты думаешь, а мы и правда можем туда поехать?
Элли открыла рот, чтобы ответить, но ее перебила Ханна:
— Только представить себе — океан. Такое одни богачи могут себе позволить.
Еще одна причина сказать «нет». Но Элли все никак, не могла произнести это короткое слово. Так она и стояла, покачиваясь с носков на пятки и прикусив нижнюю губу. Август на самом деле неудачный месяц для торговли, неожиданно сказала она себе. И она действительно всю свою жизнь мечтала увидеть океан. Тем не менее…Ханна откашлялась и решительно добавила последний аргумент:
— Элли, ты только представь, как полезно Шарлотте подышать морским воздухом.
— Ничего себе! — воскликнула Ханна, непроизвольно прикладывая руку к пышной груди. — И это вы называете домик?
Элли выглянула в окно. Длинная подъездная аллея вела к маячившей впереди громаде из гранита и мрамора, которую Николас назвал домиком. Возможно ли такое, что она за пару часов успела закрыть магазин, собрать вещи и устремиться к океану с человеком, которого должна бы люто ненавидеть, уныло подумала Элли. Она тяжело вздохнула и откинулась на отделанное мягкой кожей сиденье.
— Я здесь не был уже несколько лет, — извиняющимся тоном сказал Николас.
— Это Уэйверли, — вмешалась в разговор Шарлотта. От радостного возбуждения ее обычно бледное личико раскраснелось. — Мы с мамой приезжаем сюда каждое лето. — Ее радость померкла. — Кроме нынешнего, — упавшим голосом поправилась она и, прикрыв рот ладошкой, натуженно закашлялась.
В глазах Николаса промелькнула неподдельная боль. К удивлению Элли, он обнял племянницу и нежно прижал к себе:
— Принцесса, обещаю тебе, что мама очень скоро будет здесь. Ведь я же волшебник!
Со вздохом Шарлотта поудобнее пристроилась у него под боком и, взяв Николаса за руку, переплела свои пальчики с его длинными пальцами.
Николас поднял глаза, поймал взгляд Элли и мягко улыбнулся ей. Она с чувством неловкости отвернулась, толком не понимая, отчего на глаза вдруг навернулись слезы.
Вскоре все дружно высыпали из экипажа. Элли никогда не видела такого великолепия. Ее провели в комнату в самом конце длинного коридора. Ханну, Барнарда и Джимма увели по другому, такому же неимоверно длинному коридору. Шарлотта, по всей видимости, расположилась в своей комнате, няня оказалась в соседней.
У Элли екнуло сердце, когда она сообразила, что ближе всего к ней находится комната Николаса.
Он что, сделал это намеренно? И сомневаться не приходится.
Она попробовала рассердиться. Ничего не получилось, только вновь затрепетало сердце.
Тогда она подошла к окну и впервые в жизни увидела необъятную гладь Атлантического океана. Просто онемев, Элли широко раскрытыми глазами смотрела на его уходящую за горизонт темную синеву. Распахнув створки окна, девушка с наслаждением глубоко вдохнула запах мокрого песка и морской воды.
— Твои ожидания оправдались? — Голос Николаса был полон нежности.
— Нет, — ответила она. — Такого я вообще не ожидала. Честное слово!
— Да, реальность часто превосходит наши надежды. — Он встал рядом. — Когда ожидаешь малого, никогда не разочаруешься. Ограждаем себя, верно?
Он увидел, как напряглись ее худенькие плечи. Ему захотелось притянуть Элли к себе и покрепче обнять. Но он не шелохнулся. Слишком рано. Дрейк снова вспомнил о близости между ними тогда, ночью, около картинной галереи. Каким же опрометчивым дураком он тогда оказался! А ведь надумал жениться на ней!
Так что он подождет. Будет ухаживать за ней, как и обещал себе. Он не будет спешить, чтобы ее оборона ослабла и панцирь, которым она себя окружила, сам собой развалился бы на куски. Ему хотелось нежности. И не столько для себя, сколько для нее.
Так они молча стояли у окна, удивляясь возникшей между ними легкости.
— Я рад, что ты приехала, — негромко сказал Николас.
— Я, должно быть, сошла с ума.
— Это одно из твоих достоинств, которые меня восхищают. Я имею в виду честность, — рассмеялся он в ответ.
— А я думала, что как раз это ты больше всего ненавидишь.
— Ненавижу? В тебе мне нечего ненавидеть. Я мог не соглашаться с тобой, это верно, но чтобы ненавидеть… Этого никогда не было и не будет.
Элли обхватила себя за плечи.
— Если твои действия по отношению ко мне — это отсутствие ненависти, — задумчиво проговорила она, — то мне страшно становится при мысли, каким безжалостным тебя сделала бы ненависть.
Николас посерьезнел:
— Возможно. Но думаю, даже самые суровые мои критики согласятся, что я безжалостен только к тем, кто меня предал.
Глава 18
Август на Лонг-Айленде
За свои двадцать шесть лет Элли и не помышляла о том, что когда-нибудь у нее появится причина не только связать вместе эти слова, но и вдобавок с трудом удержаться от эпитетов «идиллический» и «блаженный». Солнце такое яркое, что невольно жмуришься, морской бриз приятно холодит кожу. И Николас. Каждую ночь она засыпала и каждое утро просыпалась, моля Бога, чтобы это никогда не кончалось.
Как Элли ни старалась, ей становилось все труднее сопротивляться присутствию Николаса. Правда, она честно призналась себе, что не очень-то и старалась. С того самого момента, когда карета миновала величественный Бруклинский мост и покатила дальше, оставляя позади каменные ущелья Манхэттена, решимость Элли пошла на убыль.
Барнард по-прежнему не выказывал особой симпатии Николасу, а вот Ханна заметно подобрела. Джим сдался уже давно, безоглядно привязавшись к непредсказуемому Николасу Дрейку. Уже одно это удерживало Элли на Лонг-Айленде. Ей не хотелось обижать Джима. Но с ее неприязнью к Николасу произошло то же самое, что и с сопротивлением. Все, что было в нем бездушного, безжалостного и угрожающего, исчезло. Он поражал обаянием и даже каким-то озорством, как будто снова став тем баловником, который с серьезным видом советовал бабушке пить крепкий кофе, чтобы у нее лучше завивались волосы. Этим он сумел добиться того, что остатки беспокойства, гнездившегося в душе Элли, медленно, но верно исчезали.
А все началось уже в первый вечер, когда Николас показывал гостям дом. Он поочередно сдергивал ослепительно белые покрывала с попадавшейся им на пути мебели и шутливо превращал их то в плащ матадора, то в королевскую мантию. Шарлотта просто умирала от смеха. Элли тоже не смогла удержаться от улыбки.
Все были так увлечены, что только в последней комнате Николас наконец заметил, что Шарлотта пропала.
— Шарлотта! — громко позвал он и нахмурился. Явно беспокоясь, он рассеянно сдернул последнее покрывало, и с кресла, хохоча во все горло, вскочила Шарлотта. Глаза у нее сияли, волосы растрепались.
Все, включая Николаса, просто остолбенели от неожиданности, — Ага! Испугались! — весело закричала она. Все рассмеялись. Николас снисходительно заулыбался, но в глазах у него не было улыбки. Элли пригляделась и готова была поклясться, что взгляд Николаса наполнен глубокой заботой и любовью. Кто бы мог подумать. Элли не верила своим глазам. Тем не менее она была уверена, что не ошиблась.
День за днем Николас щедро делился с Элли своим обаянием, и проклюнувшиеся в ее душе первые ростки надежды начали незаметно карабкаться вверх по казавшейся непреодолимой стене, которую она с таким тщанием воздвигала вокруг себя все эти годы.
— Мисс Синклер, я приглашаю вас на прогулку. Элли стояла в библиотеке перед одним из стеллажей и рассеянно водила пальцем по тисненным золотом корешкам книг. Она повернулась к Николасу и улыбнулась:
— На прогулку? Если я не поберегусь, то в Манхэттен вернется одна огромная веснушка!
Николас в несколько шагов пересек комнату и подошел к ней. Он стоял так близко, что Элли могла бы протянуть руку и без труда прикоснуться к нему. У нее забилось сердце, и она невольно покраснела.
— Вы так мило краснеете… и без видимой причины.
— Уж очень жарко сегодня, — отшутилась Элли и предусмотрительно сделала шаг назад, боясь что забудет приличия и все-таки погладит его по руке. Но она не осмелилась. И не потому, что это вышло бы за пределы дозволенного. Просто за все это время Николас лишь однажды — и то случайно, когда проходил мимо, — коснулся ее руки. Не было ни прикосновений, ни поцелуев, ни даже взгляда, в котором бы читалось желание.
— Жарко? — улыбнулся одними губами Николас. — Элиот, да вы порядочная лгунья. Ваше лицо выдает вас с головой. На нем можно прочесть все, что вы чувствуете. Так что дело, как мне думается, отнюдь не в жаркой погоде.
— Вот как, Дрейк? Вы, оказывается, крупный физиономист? Так какое чувство выдало сейчас мое лицо? — У нее слегка расширились глаза при мысли о том, что она только что подумала. — А впрочем, не важно. Я с удовольствием прогуляюсь.
Николас ни о чем ее не спросил, но по его глазам она видела, что он прекрасно понял, какие мысли ее только что посетили. Он просто взял ее за руку и вывел из комнаты.
И с тех пор они каждое утро подолгу прогуливались по берегу. Всякий раз Элли снимала туфли и чулки и, оставив их на каменных ступеньках лестницы, с наслаждением ступала босыми ногами по прохладному сухому песку. Каждый вечер они неторопливо ужинали на террасе при свечах, и Николас потчевал ее историями о беззаботных днях своего детства или делился мыслями о будущем. Дни были наполнены простыми радостями, а ночи — надеждами и волнующими снами. И по-прежнему он так ни разу к ней и не прикоснулся… До того вечера, когда разыскал ее в комнате на самом верху.
— Здесь я люблю бывать больше всего. Элли обернулась на звук голоса и увидела на пороге Николаса. Волосы его были мокрыми после вечернего купания. Каждый день он неизменно ходил плавать, потом быстрым шагом добирался до садового домика ополаскивался под душем и присоединялся к остальным. Благоухание трав. Теплый летний воздух. Нью-Йорк был где-то далеко-далеко.
Элли глубоко вздохнула, удивляясь тому, что она вообще может дышать. Когда Николас входил, он, казалось, заполнял собой все.
— Вам нравится здесь, верно? — полувопросительно, полуутвердительно заметил он.
Она снова окинула взглядом комнату — высокие потолки, большие широкие окна — и перевела дыхание.
— Да. Очень нравится. Здесь все какое-то… ценное… сказочное. — Она подошла к открытому окну и выглянула наружу. — Как будто находишься на вершине мира.
Идеальное место для занятий живописью, промелькнуло у нее в голове. В этой комнате она чувствовала себя удивительно легко. Царившие здесь покой и тишина дарили вдохновение. Место буквально создано для нее. Светлые стены, в углу небольшой комод красного дерева. Но самое главное — из любого окна виден уходящий за горизонт океан.
Элли почувствовала, что она как будто вернулась домой, что ее место всегда было здесь, на берегу океана, в этой комнате вместе с Николасом.
— Когда я увидел вашу комнату в Нью-Йорке, то сразу подумал про эту комнату. Мальчиком я часто поднимался сюда и подолгу стоял у окна, глядя на океан. И всегда наступало такое умиротворение. Рано утром отсюда можно видеть восход солнца, а вечером любоваться закатом. — Он помолчал и, будто вспомнив что-то, продолжил: — Я потратил год на то, чтобы выкупить этот дом у тех, кто купил его у моего отца.
— Ваш отец его продал?
— Да, — неохотно ответил Дрейк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40