— начала было Фрэнсис, но осеклась, взглянув на Энэлайз. Та натянуто улыбнулась и сказала:
— Самый верный путь потерять его — это плакать над ним.
Фрэнсис повернулась к отцу и, едва сдерживая себя, заявила:
— Папа, ты не можешь пустить ее. Марк придет в бешенство!
— Думаю, это лучше, чем та прострация, в которой он находится сейчас, — парировал ее отец.
— А я заявляю тебе, что эта встреча помешает его выздоровлению, и все наши с тобой усилия пропадут, — раздраженно воскликнула сестра Марка.
— Фрэнсис, ты знаешь, что своего мнения я не изменю. Мы будем так только бесконечно и бессмысленно спорить. Ты уже убедилась, что ни я, ни ты ничего не можем сделать с Марком. Только у Энэлайз есть такой шанс.
Сестра Марка повернулась к Энэлайз и злобно прошипела:
— Разве папа не сказал тебе, что Марк изувечен, что он стал инвалидом? Его внешний вид оттолкнет тебя.
— Нет, Фрэнсис, — спокойно, взяв себя в руки, ответила Энэлайз. — Это ты, вот кто отталкивает меня. Ты так желала полностью распоряжаться своим братом, что его болезнь тебе только на руку.
Энэлайз повернулась и продолжила свой путь в комнату Марка. Фрэнсис, глаза которой зло вспыхнули, двинулась за ней. Но ее отец крепко схватил ее за руку и остановил.
— Нет, Фрэн. Будь благоразумной! Я уговорил Энэлайз встретиться с Марком и требую, чтобы ты не вмешивалась.
Энэлайз молча слушала перепалку отца с дочерью, а затем, так ничего и не сказав, повернулась и пошла в двери. Сейчас она увидит Марка. С замирающим сердцем она протянула руку к дверной ручке.
Сержант Джексон, сидевший в своем кресле у окна, повернул голову на звук открывающейся двери. Марк продолжал сидеть и читать книгу, даже не удосужившись посмотреть, кто пришел. Зато у Джексона рот раскрылся от удивления, когда он увидел появившуюся в дверях красавицу. Такой красивой женщины он еще в жизни не видел!
На ее нежном лице с белоснежной кожей сверкали большие голубые глаза, блестящие черные локоны были красиво уложены. Она была одета эффектно в ярко-красное платье и такой же жакет с черной отделкой. Туалет дополняла модная красная шляпка. Ее красота не была хрупкой, изысканной. В ней чувствовалась огромная жизненная энергия. Джексону не нужно было ее представлять. Он сразу понял, что перед ним стояла жена полковника — Энэлайз. Никем другим эта красавица быть не могла. Теперь Джексон понял, наконец, почему полковник так сходил по ней с ума. От такой женщины это немудрено.
Энэлайз уже увидела мужа и, хотя выражение ее лица не изменилось, тихонько охнула. Марк повернулся на этот звук и напряженно замер.
— Энэлайз?! — выдохнул он, и взгляды их встретились.
Она рассматривала его, не веря своим глазам. Этот худой, бледный и старый человек ничем не напоминал ей Марка. На его лице, обезображенном сине-багровым шрамом, залегли глубокие морщины. Его волосы тронула седина, и весь он выглядел таким постаревшим, что в нем было невозможно узнать красавца-капитана Шэффера.
Но это был он! Ее Марк! — прошептала про себя Энэлайз.
Марк сидел на кушетке. Его вытянутые ноги были укутаны пледом. Он еще раз взглянул на Энэлайз и вдруг его потухшие глаза ожили и в них блеснула прежняя гордость.
От одного этого взгляда ее охватила все та же страсть, и ноги ее подкосились. Чтобы не упасть, она оперлась о дверную ручку и робко улыбнулась:
— Здравствуй, Марк!
В эту минуту Марк, застывший при виде Энэлайз, вспомнил о своем нынешнем положении, и глаза его стали холодными, а на лице появилась язвительная усмешка.
— О, моя «любимая женушка» возвратилась, — сказал он злорадно. — Они, наверное, сказали тебе, что я вот-вот умру?
Энэлайз была так ошеломлена, что ответила ему чисто машинально, пользуясь старой привычкой вести с ним словесные баталии.
— Нет, они сказали мне только то, что ты немного изменился, но оказалось — они сказали неправду.
Сержант, наблюдавший их перепалку, взволнованно взглянул на полковника. Как ни странно, его отчужденное лицо чуть просветлело и появилось даже какое-то подобие улыбки.
— Неужели они тебе ничего не сказали? — спросил Марк, по-прежнему жадно глядя на Энэлайз и отмечая все изменения, произошедшие в ее облике за время их разлуки. Сейчас она стала много прекрасней, чем в его памяти. Уже не было юной, страстной девушки. Перед ним стояла прекрасная, уверенная в себе зрелая женщина. Господи, какое страстное желание вспыхнуло в нем!
Нет, он не отдаст ее этому чертовому торговцу-немцу; он заявит свои права на нее как на свою жену; он заставит ее снова полюбить себя!
И тут его лицо передернулось от страдания — как он, ставший теперь калекой, сможет заставить ее полюбить себя? Даже ребенок не сможет смотреть на него без страха, а любовь придется покупать только у проституток!
Энэлайз, наконец, справившись со своими эмоциями, отошла от двери и направилась к его ложу.
— Могу ли я присесть? — спросила Энэлайз. Марк утвердительно кивнул и указал ей на кресло. «Как грациозно она движется!» — подумал Марк, а Энэлайз, уже сидя в кресле, опять смотрела прямо на него.
Ей было так больно смотреть на Марка, ей было безумно жаль его.
Боже мой, что сделало ранение с его гибким, сильным телом? Как он, наверное, страдал от боли! — мелькнуло у нее в голове.
— Ну? Что? Пришла глаза таращить? — спросил он грубо.
— Нет, — ответила Энэлайз, судорожно переведя дыхание. «Сейчас, похоже, он стал еще более невыносимым и вредным! Неужели ему мало было своей боли?» — подумала она, а вслух сказала:
— Я пришла сюда потому, что меня попросил твой отец. Он хочет, чтобы мы опять жили вместе, как муж и жена.
Губы Марка опять злобно скривились.
— Надеюсь, ты не настолько глупа, чтобы согласиться?!
Эти слова, сказанные таким тоном, больно ранили ее. Она очень пожалела, что согласилась прийти в дом Шэфферов. Ясно, что он по-прежнему ненавидит ее, и больше ей незачем здесь оставаться.
— Я согласилась только потому, что хотела еще раз попытаться спасти нашу любовь, — произнесла Энэлайз.
Марк сухо рассмеялся.
— Спасти нашу любовь?! Зачем? Чтобы ты опять мне изменяла? Тем более у тебя теперь при муже-инвалиде будут все права!
Энэлайз вскочила с кресла, щеки ее запылали от гнева.
— Как ты смеешь так со мной говорить! Раз так, то позволь и мне высказать все, что я думаю. Ты подлый, бессердечный обманщик. Это ты изменял мне! Жить вместе с тобой может только последняя дура, да и то, рискуя получить каждую минуту сердечный удар. А я совсем не дура, я не желаю возвращаться к тебе, а тем более, в твой дом!
Гневно сверкая глазами, Энэлайз выпалила эту тираду, но не успокоилась, а продолжила:
— Это ты, Марк, последний дурак, самый большой дурак из всех, которых я знала! Я так любила тебя, а ты все разбивал и разбивал мое сердце! Но больше я не позволю тебе этого делать! Я стала умнее, и теперь я освободила себя от той любви и желания, что питала к тебе. Я не хочу больше быть с тобою. Я хочу сейчас только развода, и когда я получу его, я выйду замуж за Курта Миллера! А теперь, прощай, Марк!
Глава 15
Энэлайз повернулась и быстро вышла, с силой захлопнув за собой двери.
Марк мрачно посмотрел ей вслед, а Джексон, совершенно ошеломленный случившимся, вскочил с кресла и закричал, обращаясь к полковнику:
— О Боже! Что вы наделали?! Ведь она хотела вернуться к вам, а вы отвергли ее! Ведь вы два года только ею и бредите! Почему?!
— Ты думаешь, Джексон, мне было легко отказаться от того, что желаешь больше всего на свете? — ответил Марк дрожащим голосом. Трясущимися руками он схватил бутылку с виски и жадно глотнул прямо из горла. — А что мне еще оставалось делать? Посмотри на меня! Как бы дальше я смог держать ее? Я теперь беспомощный инвалид с лицом, которого даже дети боятся. Она осталась бы, конечно, но только из жалости. Но я не могу обречь ее, такую полную сил, на жизнь с калекой!
Джексон понял насколько полковник любит Энэлайз. В его глазах была такая печаль и боль. Теперь он уже налил себе виски в бокал, залпом осушил его, а потом язвительно усмехнулся:
— И почему я такой дурак, черт побери! Она сказала, что любила меня, и что я убил эту любовь. Я думаю, что она права. Я действительно причинил ей много боли. Я шантажировал ее, чтобы она стала жить со мной, я подверг ее позору в обществе, и я унижал ее. Стоит ли удивляться после всего этого, что она покинула меня ради другого мужчины? Знаешь, Джексон, я решил, когда мы поженились, что она будет искренне меня любить, но теперь ясно, что этого не произошло. Она вышла за меня замуж, чтобы дать ребенку имя, да еще отомстить мне за прежние унижения. Она добилась своей цели. И раз так, мне она тоже больше не нужна. Если бы она вернулась ко мне, только из жалости, или опять затеяла какую-то нечистую игру. У меня не осталось силы, чтобы удовлетворить женщину, а на жалости ее долго не удержишь. Она станет изменять мне с Миллером, а может быть, и с другим мужчиной или многими. И я ничего не смогу с ней поделать. Это будет так унизительно для меня, но Бог свидетель, что я не приму ее жалости и не дам ей возможность снова мстить мне, — закончил свою исповедь Марк.
Джексон вздохнул. Ему было так тяжело это слушать. Полковник верил в то, что его жена бессердечна и лжива, и не хотел снова страдать от ее неверности.
Ведь на фронте он не получил от нее ни единого письма, а сестра полковника сообщила, что Энэлайз связалась с богатым торговцем и ушла из дома.
И сам Джексон со всей силой презирал эту женщину за боль, которую она причиняла его храброму командиру. Но, увидев сегодня ее впервые, Джексон изменил свою точку зрения. Энэлайз совсем не казалась бессердечной, напротив, первый взгляд, брошенный ею на полковника, был так любящ и сострадателен. А когда полковник отказался от нее — сколько боли было в ее глазах, прежде чем она гневно ответила ему. Джексону показалось, что Энэлайз любила полковника много больше, чем тот думал.
Но их опять разделила гордость. Джексон был уверен, что командир режет себя по сердцу, отказываясь от своей жены.
Он видел, что на его печальном лице вспыхнула и любовь, и страсть, и гнев, как только появилась Энэлайз. И сразу исчезли апатия и жалость к себе.
Джексон преклонялся перед командиром и решил, что надо использовать шанс, данный судьбой, чтобы тот вернулся к жизни и стал снова смелым, жизнерадостным и страстным человеком.
Джексон поспешно вышел из комнаты, чтобы догнать Энэлайз, и опасаясь, что она уже давно ушла из дома.
Но, проходя по коридору, он заметил ее в открытую дверь музыкального салона. Она стояла там у окна, и слезы стекали у нее по щекам. Отец Марка с печальным выражением на лице сидел в кресле напротив, а рядом с ним стояла, торжествующе усмехаясь, Фрэнсис Джексону никогда не нравилась сестра Марка — ее высокомерие и постоянные причитания над братом. Видимо, Фрэнсис, явно ненавидя жену командира, распускала о ней сплетни, — понял Джексон. Все это очень подозрительно.
— Миссис Шэффер, — обратился к Энэлайз Джексон.
Она обернулась от окна, и он заметил, что нижняя губа ее была закушена до крови — так она пыталась подавить свои слезы.
Сержант понял, что она была такой же гордой, как и полковник, и теперь молил Бога, чтобы она не оказалась такой же упрямой, как и он.
Восхищаться ими и жалеть их можно было обоих.
— Я хотел бы попросить вас не делать того, о чем вы сказали, а остаться с полковником Шэффером.
— Вы что, с ума сошли? Вы ведь были там и слышали, как он сказал, что я не нужна ему.
— Да, но я также слышал, как полковник говорил матери о том, что ее сын умер героем, а на деле тот был подстрелен, когда бежал с поля боя…
— К чему вы говорите это? — спросила Энэлайз.
— Это значит, что полковник может очень хорошо солгать, если считает это нужным, — ответил Джексон.
— Вы меня не убедили, — сказала сухо Энэлайз, хотя и у нее самой закралась тень сомнения.
— Марк боится, что вы опять разобьете его сердце, — начал Джексон.
— О, его сердце! — закричала Энэлайз. Но Джексон упрямо продолжил:
— Сегодня, когда вы появились, он вдруг ожил. Я не видел его таким с момента его ранения. Миссис Шэффер, он не заботится о себе и его ничто не интересует. Он даже не пытается разрабатывать свои искалеченные конечности, хотя доктора говорят, что возможно частичное восстановление, по крайней мере, руку можно излечить. Но сейчас он только пьет и тем самым сводит себя в могилу. Он махнул рукой на жизнь.
— И почему вы думаете, что я могу что-то изменить? — спросила Энэлайз.
— Мэм, — сказал Джексон. — Я видел его лицо в ту минуту, когда вы появились в двери. А вообще, он махнул рукой на жизнь давным-давно, когда потерял вас.
— Потерял меня!? Почему вы все …. — начала сердито говорить Энэлайз, но Джексон грубо перебил ее.
— Да, когда он вернулся домой из того отпуска, он был мрачнее тучи. Казалось, что он совсем не хочет жить. И он на самом деле не хотел жить, потому что потерял вас, — сказал Джексон.
Сзади за спиной приглушенно вскрикнула Фрэнсис, но сержант даже не взглянул на нее.
— Он ходил на самые опасные задания, всегда рвался в самую гущу боя и все искал своей смерти. И вот, наконец, нашел. Только вот смерть не взяла его, и он остался калекой на всю жизнь. Вы в долгу перед ним, миссис Шэффер. Это из-за вас он попал в такое положение.
— Нет, — вздохнув сказала Энэлайз и отвернулась от сержанта. У нее закружилась голова — все зашло слишком далеко. Она того и гляди упадет в обморок — сначала потрясение от вида Марка и возрождения всех старых чувств, затем — боль и гнев от его отказа. И, наконец, этот сержант, сердито обвиняющий ее в состоянии Марка. Это было слишком жестоко, она больше ни с кем не хотела это обсуждать, но все же она ответила.
— Нет. Это неправда. Марк совсем не любил меня и не любит. Из-за этого он не мог желать и тем более искать смерти.
— Не любит вас?! — воскликнул сержант Джексон. — Да я видел, каким он возвратился из отпуска! Он был в отчаянии, потому что вы ушли к другому мужчине. Я слышал, как он не мог спать по ночам и уходил в поле. А когда в бреду после ранения он только и говорил о вас и так звал вас… Я все видел и понимал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41