Следовательно, заключила Антония, он утратил бдительность и внутреннюю боевую злость, что предвещало его неминуемое поражение в их споре.
В субботу, завершив работу в кладовой и погребе для хранения съестных припасов, Ремингтон впервые за все время своего добровольного рабства оказался без присмотра и не преминул этим воспользоваться, чтобы «случайно» встретиться с Антонией. Он быстро спустился на первый этаж и стал ее искать.
Большинство женщин ушли по различным надобностям из дома еще утром: кто-то отправился проведать немощную старушку, кто-то пошел в лавку за покупками, кому-то захотелось побродить по парку и подышать свежим воздухом. Особняк окунулся в непривычную тишину. Проходя мимо кабинета, граф услышал какой-то шум и заглянул в дверь, надеясь увидеть в комнате Антонию. Но вместо нее он увидел престарелую актрису Клео Ройял, – вооружившись мягкой тряпочкой и метелочкой из перьев, она смахивала пыль с безделушек, каждая из которых, очевидно, была связана с каким-то эпизодом ее бурной жизни. Клео заметила краем глаза застывшего в дверях Ремингтона и промолвила:
– Не уходите, ваше сиятельство! Побудьте со мной немного.
Одетая, как всегда, в яркое платье из пурпурного атласа, украшенное рюшами и шелковыми фиалками, с огромным испанским гребнем из черепахового панциря в завитых серебристых волосах и увешанная несколькими нитями разноцветных стеклянных бус, она сама походила на китайскую фарфоровую куклу.
– А еще лучше помогите мне навести здесь чистоту, – добавила она с придыханием, подойдя к нему поближе и вручая ему метелочку.
Завороженный матовым блеском огромной жемчужины в заколке у нее на макушке, граф растерянно переспросил:
– Помочь вам, мадам?
– Да, сэр! – Она вцепилась тонкими, но крепкими пальцами в его рукав и подвела к буфету, сплошь заставленному фарфоровыми статуэтками. – Начните с них! Не правда ли, они великолепны?
Клео вперила в графа испытующий взгляд, он ощутил смутное беспокойство, потер ладонью подбородок и огляделся по сторонам, чувствуя, что ему не удастся отсюда выбраться, пока не засверкают все остальные фигурки, но отказать обаятельной даме он не мог, а потому подавил тяжелый вздох и, взяв в руки изваяние молочницы в окружении коровок, начал стирать с ее ног пыль.
– А почему бы вам их не продать? – спросил он спустя несколько минут и тотчас же пожалел об этом, так как почтенная дама охнула и прижала к груди фарфоровую танцующую парочку. – Ну хотя бы часть коллекции, – попытался исправить свою оплошность Ремингтон.
– Продать? Но для чего? – спросила Клео.
– Чтобы получить за них приличную сумму денег, разумеется!
Старая леди рассмеялась.
– Помилуйте, граф, зачем же мне деньги?
Она любовно посмотрела на статуэтку, символизирующую молодость и веселье, покачала головой и вздохнула:
– В этом доме я ни в чем не нуждаюсь. И мне так нравится ухаживать за моими любимцами! Ведь они напоминают мне о прожитых годах, воскрешают чудесные воспоминания…
Она помолчала, устремив мысленный взор в далекое прошлое, и продолжала:
– Эта парочка напоминает мне о Вене, где мы с Фоксом Ройялом вальсировали всю ночь до рассвета. На мне было надето экстравагантное красное платье, как и положено актрисе, овеянной скандальной славой, и за мной пытался приударить один влиятельный герцог. Но я ему отказала. Он, однако, продолжал меня домогаться, и Фокс вызвал его на дуэль. Был жуткий скандал!
Лицо актрисы словно бы озарилось ярким внутренним светом, в глазах запрыгали проказливые чертики.
– А вот эта миниатюра, – вздохнув, промолвила она, беря с туалетного столика композицию из фигурок пастушка и пастушки возле изгороди, мило воркующих о чем-то своем, романтическом и пасторальном, – напоминает мне о спектакле, в котором мы с Фоксом когда-то играли в Женеве. Представление пользовалось колоссальным успехом у зрителей и давалось в нашем театре ежедневно, по воскресеньям же нам приходилось выходить на сцену даже дважды, утром и вечером. – Она улыбнулась, но улыбка вышла у нее несколько странноватая, скорее похожая на оскал бабы-яги, чем на ухмылку кокетки. – Я, разумеется, не могла устоять перед обаянием такого мужчины, как Фокс Ройял. Но он очаровывал не только меня, у него было множество поклонниц – богатых и бедных, знатных и низкого сословия. Это был человек неуемного темперамента и неисчерпаемых возможностей, настоящий гедонист…
Клео прикрыла глаза и погрузилась в задумчивое молчание. Лицо ее стало вдруг подозрительно бледным, и у Ремингтона тревожно заныло сердце и похолодело в груди. Старушка пошатнулась – он едва успел подхватить ее вместе со статуэткой, прежде чем она рухнула на пол. Клео прижалась к нему всем своим хрупким, почти невесомым телом и задрожала, словно раненая птаха. Он поставил статуэтку на буфет и стал оглядываться по сторонам, высматривая диванчик, на который можно было бы ее положить. Увидев диван, он подхватил бывшую актрису на руки. Но она обвила руками его шею и чуть слышно попросила:
– Не надо нести меня туда. Мне так зябко! Просто согрейте меня! Я так давно не была в объятиях молодого галантного джентльмена.
В ее выцветших от прожитых лет глазах читалась такая тоска, что граф ощутил острую жалость к этому увядающему одинокому созданию, предчувствующему свой скорый неминуемый уход из жизни. Ремингтон сел на кушетку, продолжая удерживать Клео на руках, она вздохнула и улыбнулась, припав седой головой к его плечу. Какое-то время они молчали, потом старушка промолвила:
– Тони говорит, что вы нас недолюбливаете.
– Как она могла вам такое сказать?! – возмутился граф.
– Я имею в виду вообще всех женщин. Ведь вы их не любите, верно? Как и супружество, не так ли? В чем дело? У вас был неудачный роман? Или вас обманула какая-то легкомысленная кокетка?
– Вы чересчур прямолинейны, мадам, – ответил граф.
– Называйте меня просто Клео! И не будьте слишком строги ко мне, в мои годы можно позволить себе обходиться и без церемоний. Я говорю то, что думаю, и сейчас мне хочется понять, что отталкивает вас от особ женского пола. Надеюсь, вы не принадлежите к числу приверженцев «греческого» греха? Мой покойный супруг иногда баловался с красивыми юношами, но не был яростным противником женского пола…
Ремингтон проглотил подступивший к горлу ком и сдавленно ответил:
– Нет, мадам, я вовсе не из таких… И вообще не питаю ненависти к особам женского пола. Просто мне претит стремление некоторых из них во что бы то ни стало выйти замуж и тем самым обеспечить себе беззаботную и спокойную жизнь. На мой взгляд, институт брака давно устарел, а вся эта романтическая чушь о домашнем очаге, семье и любви – всего лишь иллюзия, карточный домик. Замужество привлекательно только для корыстных и эгоистичных женщин, склонных во всем искать для себя экономическую выгоду, а мужчин – порабощать.
Граф и не заметил, что так вошел в привычную ему роль ниспровергателя реакционных традиций, что начал говорить громко, употребляя шаблонные выражения и затасканные сравнения. Не ведая, что Клео усмехается, слушая его, он с жаром продолжал:
– Попытка общества облечь женитьбу в тогу респектабельности и окружить ее призрачным ореолом возвышенных идей и чувств не более чем циничный обман и наивный миф, утилизируемый ретроградами в своих интересах.
– Мне жаль вас, граф! – похлопав его ладошкой по груди, сказала Клео. – Вы. разуверились в любви. Это печально.
– Ах оставьте! Любовь – это сказка для глупцов, – пробурчал Ремингтон. – Я не настолько наивен, чтобы в нее поверить.
Старушка похлопала его ладошкой по щеке, успокаивая, словно неразумного недоросля, вновь склонила седую голову ему на грудь и со вздохом промолвила:
– Я провела большую жизнь в театре, мой мальчик, и разбираюсь в обмане. Ведь я сама постоянно вводила публику в заблуждение своей игрой на сцене, и она мне горячо аплодировала за этот искусный обман. Тем не менее я любила Фокса Ройяла по-настоящему, без тени притворства, и искренне тому рада сейчас, на склоне лет, подводя итог всей своей жизни.
Ремингтон почувствовал в груди ноющую боль и пугающую пустоту. Клео покосилась на него и грустно улыбнулась.
– Я вижу, что ты, мой мальчик, еще не познал истиной любви. Что ж, мне тебя жаль. Ведь одна лишь любовь привносит в наше существование смысл и заставляет биться два сердца в унисон как одно. Когда мой любимый Фокс ушел в иной мир, у меня осталась лишь одна половинка сердца, вторая умерла вместе с ним. – Она вздохнула и умолкла.
У Ремингтона сдавило горло, он утратил дар речи. Впрочем, это было даже к лучшему, так как ответить ему было нечего. Старая актриса легко опровергла все его доводы и вынудила его усомниться в надежности защитных укреплений на подступах к его сердцу, которыми он так гордился. После таких аргументов в пользу любви он готов был признать, что иногда она действительно возникает и как бы осеняет брачные узы, соединяющие мужчину и женщину на всю жизнь. Именно о таком чувстве мечтал всегда его дядюшка Паддингтон. Очевидно, с годами вера людей в чистую любовь становится крепче.
Клео закрыла глаза и задремала. Ремингтон взглянул на ее умиротворенное лицо, испещренное морщинами, и внезапно подумал о том, что и ему не избежать старости и немощности. О чем же станет вспоминать он на склоне лет? В чем найдет утешение? Ему стало страшно, он помрачнел и поник головой.
Затаившаяся в дверях за портьерой Антония заморгала, пытаясь остановить непрошеные слезы, навернувшиеся у нее на глаза. Прибежав на громкий голос Ремингтона, она слышала концовку разговора с Клео и была так растрогана, что не нашла в себе сил выйти из своего укрытия. Граф осторожно убрал седую прядь с лица спящей старушки под кружевной чепец и задумчиво уставился на одну из фарфоровых фигурок. Антония собралась с духом и вошла в кабинет.
Увидев ее, граф густо покраснел от смущения и распрямился, хлопая глазами. Антония подошла к нему поближе, и он пролепетал, как бы оправдываясь:
– Она упада в обморок, и я подхватил ее на руки… Но лечь на диван она не захотела, а потому я сел сам и стал ее успокаивать. Она попросила ее обнять, и я не смог ей в этом отказать…
– Вы поступили как истинный джентльмен, граф! – промолвила негромко Антония, с умилением наблюдая игру чувств на растерянном лице Ремингтона, вдруг ставшего похожим на мальчишку, доказывающего свою невиновность с откровенностью и пылом, свойственным лишь юности.
– Я вижу, что вы мне не верите! – обиженно воскликнул он, заметив улыбку, блуждающую у нее на губах.
– Отчего же, ваше сиятельство! Я вам охотно верю! – сказала она и звонко рассмеялась, лаская его взглядом. – Как вы могли не обнять женщину, если она вас об этом умоляла! Должна вам сказать, что наша Клео – большая притворщица и не упустит шанса побывать в объятиях симпатичного мужчины. В этом смысле она довольно бесцеремонна, действует наверняка и без тени смущения и стыда. Что ж, у нее прекрасная актерская школа и большой жизненный опыт. Однако Mire показалось, что выполнение ее просьбы доставило и вам определенное удовольствие, сэр! Значит, ваше бесчувственное сердце еще не полностью покрылось коркой льда.
Ремингтон вздрогнул и взглянул ей в глаза так, что у нее замерло сердце и задрожали колени. Пожалуй, она бы упала прямо на него и на спящую Клео без чувств, если бы внезапно где-то в глубине дома не хлопнула дверь. Антония взяла себя в руки:
– Не могли бы вы, граф, отнести Клео наверх и уложить ее в постель?
Он молча кивнул и, поднатужившись, встал с дивана, держа старушку на руках. Антония сопроводила его до ее спальни и помогла ему уложить женщину на кровать.
– Ей нездоровится, – тихо произнесла потом она, рассматривая бледное лицо своей подопечной. – А в последнее время она все чаще заговаривается и погружается в свои воспоминания о былом. Это дурной признак…
Ремингтон согласно кивнул и стиснул зубы. Антония повернулась и вышла из комнаты. Когда она закрывала дверь, он стоял так близко к ней, что она ощутила жар его дыхания и тела, пахнущего сандалом и мускусом. Ее сердце затрепетало, она покосилась на него, их взгляды скрестились. Она смущенно потупилась, заметив, что его карие глаза темнеют от вожделения, и промолвила:
– Вы были так добры к ней, граф! Меня это приятно удивило!
Он молча гипнотизировал ее взглядом, и ей показалось, что воздух вокруг них сгущается и теплеет. Он тоже задрожал, охваченный страстным желанием обнять ее и поцеловать. Антония порывисто вздохнула, резко повернулась и быстро пошла прочь от него по коридору к лестнице. Граф прикусил губу и пошел в противоположном направлении.
Войдя в бельевую, расположенную на третьем этаже, он сорвал с себя сюртук, схватил тряпку и принялся яростно чистить закопченную лампу, пытаясь отвлечься от мыслей об Антонии Пакстон, после встречи с которой у него возникала ноющая боль в чреслах, переполненных неутоленным желанием, и помрачался рассудок.
Глава 9
Когда поздно вечером Ремингтон ушел домой, все почтенные дамы собрались, как обычно, на совет в большой гостиной. Сегодня им было не до их обычных вечерних занятий: позабыв о вязанье и картах, они обсуждали сенсационную идею Пруденс – срочно женить лорда Ландона. На Викторию эта мысль подействовала, как эликсир молодости, – она уселась за рояль и стала вдохновенно музицировать.
– Но почему ты вдруг решила, что ему нужна жена? – спросила Антония, взволнованная не меньше, чем терзавшая рассохшийся инструмент пианистка.
– Как же вы сами не понимаете этого, миледи? – всплеснув руками, воскликнула Пруденс. – Ведь он мужчина в расцвете сил, импозантный, состоятельный и не связанный никакими моральными или финансовыми обязательствами! Это ли не совершенный супружеский материал? Идеальный кандидат в мужья?
– Супружеский материал? – изумленно переспросила Антония.
– А ведь она права, – серьезно промолвила Элинор. – Жена – это именно то, чего графу не хватает.
– Порой он бывает очень любезным и милым, – сказала Гертруда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56